Мысли вслух на Ин 20:19-23

Как представляли себе апостолы воскресение? Трудно сказать точно. Конечно, они, как и все их единоверцы, знали, что воскресение предполагает возвращение умерших к жизни. Но какой будет эта жизнь? В конце концов, в шеоле ведь тоже протекала какая-то жизнь. Хотя жизнью её можно было назвать всё-таки лишь с натяжкой. Скорее это было некое подобие, тень настоящей жизни. А какой будет жизнь воскресших? На кого они будут похожи: на людей или на вышедшие из гробниц (или прямо из шеола) тени? Появление воскресшего Иисуса в комнате, где собрались ученики, даёт ответ на этот вопрос.

Он предстаёт перед ними как человек. В теле преображённом, но именно человеческом. Не как призрак или тень. Он настолько человек, что Его тело даже после преображения ещё несёт на себе следы перенесённых страданий. Воскресение — не подобие прежней жизни и не какое-то бессмертие души, существующей отдельно от тела. Тут вся жизнь во всей её полноте. Жизнь Царства. И воскресший Иисус тут же делится с учениками этой жизнью. Он говорит им: примите Духа Святого. Божье дыхание. Дыхание Царства. То самое, которое должно будет войти в мир в день Пятидесятницы.

Иисус даёт его Своим ученикам уже теперь. Даёт им почувствовать, каково оно, это дыхание. Дыхание, с которым им отныне придётся жить. И которое сделает их самих частью Царства. Тут, конечно, ещё не та полнота вхождения, которая стала реальностью в день Пятидесятницы. Тут только первое соприкосновение с Царством. Но кто раз с ним соприкоснулся, уже никогда не станет прежним. Меняются даже отношения соприкоснувшегося с людьми: все отношения становятся теперь частью Царства. Прощённый грех теперь прощён раз и навсегда, он больше не омрачает отношений тех, кого касался.

В Царстве всё, что делается, делается навсегда и до конца. Но и отказ простить грех тоже оказывается чем-то абсолютным и необратимым: ведь и отказ в Царстве столь же однозначен, полон и окончателен, как прощение. Прощение греха ближнему открывает дорогу в Царство, отказ её закрывает: ведь непрощённый и нераскаянный грех с жизнью Царства не совместим. Дав ученикам почувствовать полноту Царства, Иисус вместе с тем даёт им почувствовать и ответственность за эту полноту. Оно и понятно: одного без другого не бывает.

«Не будь неверующим, но верующим» (Ин.20:27). Смысл этих слов пульсирует в этом (или подобном) выражении в сердцах огромного количества людей. Кто-то молится за своих не обратившихся еще к Богу родных и близких, кто-то молится за прохожих, кто-то просит веры для себя самого. Но прежде всего эти слова родились в сердце Бога. Он привел нас в жизнь для плодотворного сотрудничества с Ним в любви и, естественно, в вере в то, что Он нам являет. Господь более всех на свете жаждет нашего спасения, более наших родных и даже более нас самих. А тот, кто верит в Господа, обретает жизнь вечную (см. Ин.11:25-26). Именно поэтому Он жаждет для нас веры. Каждый день стучит Он в двери наших сердец (см. Откр.3:20). Каждый день, видя угасание огня, посылает чудеса — большие и маленькие, повторяя слова: «Не будь неверующим, но верующим».

Что же всё-таки такое этот вопрос Фомы? Недоверие? Желание увидеть всё своими глазами? Или своего рода благоразумие, исходящее из того, что духовную жизнь нельзя строить на чужом опыте, хотя бы он даже был связан с людьми, которым полностью доверяешь? И что в таком контексте означают слова Иисуса о тех, кто поверили, не видя того, что видел Фома? Конечно, проще всего было бы остановиться на версии недоверия, как многие и делают: вера Фомы, дескать, оказалась самой слабой, ему понадобились доказательства, но Иисус рад всякой вере, а потому и позволяет Фоме убедиться в Своей реальности так, как тому кажется адекватным. Но так ли всё просто? Ведь, когда дело касается духовной жизни, мы и в самом деле можем полагаться лишь на свой собственный опыт. Духовная жизнь, как и жизнь вообще, у каждого своя, и, каким бы ни был замечательным опыт чужой жизни, он не сможет заменить нам свой. К жизни духовной это относится в полной мере. И Фома, отказываясь верить другим апостолам на слово, скорее всего, исходит именно из этого. Он хочет сам увидеть и пережить то, что видели другие, не опираясь только на их рассказы. Но что же тогда имеет в виду Иисус? Имеет ли Он в виду других апостолов? Едва ли: ведь все они к тому времени уже видели Его, а поверить другим на слово предоставлялось одному Фоме. О ком же тогда говорит Спаситель? О тех, кто уверует позже? Но ведь христианами в подлинном смысле всегда становятся, пережив ту личную встречу с Воскресшим, без которой говорить о христианстве можно лишь условно. Как же можно поверить, «не видя»? Очевидно, лишь по свидетельству тех, кто своим свидетельством являет жизнь Царства, принесённого в мир Иисусом. Такое свидетельство может стать началом духовного пути, хотя, конечно, если начавший его будет последователен, личная встреча с воскресшим Иисусом раньше или позже произойдёт и в его жизни. А Иисус, конечно же, понимает, что Церковь остаётся Церковью лишь до тех пор, пока она способна на такое свидетельство. И называет блаженными тех, кому придётся в эту подлинную Церковь войти.

В расхожих представлениях апостол Фома почему-то стал примером недоверчивости, выражение «Фома неверующий» даже вошло в поговорку. Но когда он говорит видевшим воскресшего Иисуса апостолам: «Не поверю, пока не вложу перстов моих в раны от гвоздей», - им движет далеко не одно только недоверие к рассказу о невероятном событии. Необходимо учесть, что Сам Господь не обличает Фому, но в самом деле показывает ему раны от гвоздей и копья. И как только апостол Фома услышал это, он исповедал Иисуса не просто Мессией, но своим Господом и Богом! Никто до него не поднимался до такого дерзновения.

Надо полагать, что для апостола важно было убедиться не просто в реальности воскресения, но в том, что Тело Воскресшего несет на себе знаки Страстей. Во-первых, для Фомы (и для нас) это означает, что Господь воскрес в том самом Теле, в котором Он пострадал за нас. И, во-вторых, это означает, что Крестные страдания и Воскресение неотделимы одно от другого. Это необходимо знать нам, когда мы слышим, в частности, призыв Христа: «Возьми крест свой и следуй за Мной». Ведь если крестный путь не ведет нас к воскресению и жизни, то как нам идти по нему? И если не этот путь следования за Христом ведет к жизни, то как нам найти ее? Поэтому свидетельство апостолы Фомы имеет исключительное значение для всех нас.

Нам известно не все, что было между Христом и Его учениками после Его Воскресения. И, с одной стороны, очень обидно, так хочется подглядеть туда, узнать, что Он им говорил о Своей смерти, о сошествии во ад, о Воскресении. Увидеть, как Он совершал какие-то новые чудеса. Ведь Он мог сказать им столько важного и интересного. Но нет, увы. Евангелисты очень целомудренно хранят тайну — они показывают лишь только то, чего достаточно для того, чтобы мы «уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 20:31). Дух Святой, которым движимы евангелисты, явно хочет оставить все, что было в этот период, втайне. Как и все то, что происходило с Иисусом в Его детстве. И не потому, что это какое-то сокровенное, особое знание, которое доступно только избранным. А потому, что все, что необходимо и достаточно для нашего спасения, нам уже сказано. Можно даже сказать, что эти стихи в Евангелии — особое место для нас - место, в котором рассказано о каждом из нас — о том, как Воскресший Господь являлся уже нам. Может, Господь по милости Своей явит нам потом, в Новом Иерусалиме, все, чего мы не видели, но это потом. А пока нам радоваться надо, что мы не видим, как Господь являлся апостолам, потому что «блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20:29).

При чтении рассказов о Воскресении становится очевидным тот факт, что апостолы, несмотря на всё, сказанное им Иисусом ещё во время Его земного служения, были совершенно не готовы к встрече с Воскресшим. Иоанн не случайно упоминает погребальные облачениях («пелены»), которые впервые заставили апостолов задуматься о том, что происходит нечто необычное (ст. 1 – 9). В самом деле, по еврейскому обычаю, тело заворачивали в саван так плотно, что развернуть его, не повредив ткани, было практически невозможно. А между тем апостолы увидели саван, в который было завёрнуто тело Иисуса, не только целым, но, как видно, даже не потревоженным, так, что головная повязка, которой повязывали обычно голову покойного («плат», ст. 7), осталась лежать отдельно, по-видимому, на том месте, где до воскресения находилась голова Спасителя. Иначе, как чудом, объяснить случившееся было невозможно. Но что именно произошло, апостолы, по-видимому, представляли себе ещё не очень хорошо. Конечно, Мария Магдалина увидела воскресшего Иисуса тогда же в саду и тут же сообщила об этом апостолам (ст. 11 – 18), но, вероятно, её свидетельства им оказалось недостаточно. Настоящая встреча произошла в тот же день вечером (ст. 19 – 23), и тогда апостолы, наконец, сумели убедиться в том, что их Учитель действительно жив. Иисус не случайно даёт им возможность посмотреть на Свои руки, ноги и рёбра (ст. 20): следы от ран должны были убедить апостолов, что перед ними не призрак, не вышедшая из гробницы тень, как они могли бы подумать, услышав от Марии Магдалины, что Воскресший не позволил ей прикоснуться к Себе (ст. 17). Это было чрезвычайно важно, ведь речь шла не только о Личности Воскресшего, но и о природе Царства. Если бы оно ничем не отличалось от мира теней и духов, то и его влияние на мир было бы не сильнее того, которое оказывают на него тени и духи, которые могут иногда обнаруживать своё присутствие, но всерьёз повлиять на существующий порядок вещей не в состоянии и, тем более, не могут изменить его кардинально, так, как меняется мир, став частью Царства. Но, как видно, при всей своей объективности и осязаемости, Царство всё же кое в чём существенно отличается от нашего, ещё не преображённого, мира. Не случайно желание Фомы ощупать раны Иисуса собственными руками Господь всё же ставит ниже доверия к свидетельству (ст. 24 – 29). Ведь главное в Царстве определяется доверием — доверием к Богу, доверием к Иисусу, доверием друг к другу. Оно — основа всего. Без него нет Царства. И оно не может зависеть от возможности пощупать руками то, во что веришь или того, кому доверяешь. И не потому, что это запрещено, а потому, что главное в Царстве руками не потрогать. К главному в Царстве можно прикоснуться только сердцем. И каждый, кто хочет жить жизнью Царства, должен быть к этому готов.