Мысли вслух на Ин 6:1-15

Люди идут за Христом, потому что видели чудеса, которые Он творил над больными. Христос не отвергает таких людей, и не только по причине Своего милосердия, но, должно быть, и потому, что для многих из них практический интерес может оказаться первым этапом на духовном пути. Чудеса для Христа не самоцель и даже не средство привлечения народа к Своей проповеди. Но тот, кто признал способность Иисуса исцелять, может принять от Него и слова о вечной жизни.

Но может и не принять, а продолжит требовать от Него удовлетворения исключительно «постоянно растущих» земных потребностей.

Чтобы накормить собравшихся, Христос не сотворяет пищу из ничего, но предоставляет возможность соучаствовать в её умножении ученикам. Он берёт хлеб и рыбу из их припасов и, благословив, раздаёт ученикам, и количество пищи умножается во время раздачи. Учеников в этот вечер Христос сделал не только Своими сотрудниками, но и соучастниками совершаемого Им чуда.

То, что совершается чудо, люди поняли не тогда, когда ели, а после трапезы, увидев корзины с остатками. Тогда они назвали Иисуса Пророком, Которому должно придти в мир. Увы, не тогда, когда Он учил их.

Трудно даются изменения человеческой натуре...

Умножение хлебов - великое чудо само по себе. Но для христиан важнее всего, конечно, что это чудо становится прообразом чуда куда большего: таинства Евхаристии. На протяжении веков и впредь до скончания мира Господь под видом Хлеба дарует нам в пищу Самого Себя, и, как и при умножении хлебов, этой пищи хватает на всех.

От того, что Сын Божий Сам становится пищей для людей, жизнь не только не убывает, но и прибавляется в мире. Именно поэтому Крест, на котором Господь отдает нам Свою жизнь, стал для христиан синонимом того Древа жизни, которое насадил Господь посреди рая.

И еще мы видим в этом чуде, что оно совершается не без участия учеников: так или иначе, каждый в зависимости от своего призвания, мы все становимся участниками и совершителями таинства. Священнослужители одним образом участвуют в Евхаристии, миряне — иным, но место каждого из нас в Церкви Христовой самым существенным образом зависит от этого участия. Ведь и для умножения хлебов нужны были и мальчик, отдавший свой хлеб Христу, и апостолы, и те, кто ели этот благословенный хлеб.

Православные богословы 20-го века (в основном, в эмиграции) создали целое богословское направление, новое и достаточно неординарное, которое получило название евхаристической экклезиологии. Среди этих мыслителей — отцы Николай Афанасьев и Александр Шмеман, Иоанн Мейендорф и Киприан Керн, и многие другие. В результате их трудов в богословских дискуссиях среди христиан у нас, быть может, впервые, появились аргументы и позиции, которые так нужны были нам на протяжении столетий. Главное для нас в их наследии — мысль о том, что Церковь — это не просто иерархический институт в латинском вкусе и не просто сообщество верующих в духе протестантизма. Церковь скорее событие, чем структура, действие больше, чем состояние. И это событие — Евхаристия.

Иисус, очевидно, использует каждую возможность для того, чтобы показать слушающим Его людям, что такое Царство. И нередко эти возможности оказываются связаны с трапезой, с едой, с насыщением. Кому-то из нас сегодня, возможно, такие проявления Царства могут показаться «низменными» и «бездуховными». Но важно помнить, что трапеза в те времена никогда не была простым поглощением пищи. Она всегда начиналась с благословения хлеба, а если на столе было вино, то и вина. Без такого благословения за стол не садились. А при таком подходе всякая трапеза становилась священной, ведь к участию в ней всегда приглашали Самого Бога. И хлебопреломление, если только на столе был хлеб, тоже было её непременной частью: ведь хлеб, как и вино, во всяком случае благословляли отдельно. При таком отношении к трапезе она становилась разновидностью богообщения, в котором участвовали все, собравшиеся за столом. И Иисус, как видно, пользуется этим для того, чтобы приобщить Своих слушателей к Царству, показать им, какой может быть новая жизнь в обновлённом мире. Конечно, люди, рассевшиеся на земле в ожидании трапезы, прекрасно знали, как благословляют хлеб и вино. Но едва ли они ожидали, что благословение возымеет такой эффект. А эффект был налицо: еды, которой, казалось было совсем мало, хватило на всех. Такова природа Царства, где материя полностью подвластна духу. Слушатели Иисуса начали свою трапезу в нашем, ещё не преображённом мире по его законам, а завершили её в Царстве по законам Царства. Лучшего свидетельства и быть не могло: всегда ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, а к Царству это применимо больше, чем к чему бы то ни было другому. Едва ли, конечно, слушавшие Иисуса люди до конца поняли, что произошло. Но опыт пребывания в Царстве они получили, а такой опыт не забывается.

Текст об умножении хлебов беспримерно важен нам, важен литургически, важен богословски, важен экклезиологически. Мы не устаем это повторять. Просто важен, ибо это живая связь с Господом, которая совершается во время каждой литургии. Целых шесть раз говорится об этом событии в Евангелии, как ни о каком другом. Мы понимаем, что это своего рода мост между Тайной Вечерей и каждой литургией. Но сейчас нам хотелось бы взглянуть на этот текст с другой стороны. Христос говорит: Я есмь хлеб жизни (Ин 6:48). Но Он и воплощенное Слово, ибо в Нем «Слово стало плотию, и обитало с нами» (Ин 1:14). Слово и хлеб… Гвиго II Картезианец завершал молитвенное чтение такой молитвой: «Ты преломляешь для меня хлеб Священного Писания, и, преломляя этот хлеб, даешь мне познать Себя…» (По книге Э. Бьянки «Молитвенное чтение Священного Писания»). Евангелие такая маленькая по объему книга, как мало пяти хлебов, но каждого она насыщает, кто причастится ее и каждый найдет свой, особенный ему одному дорогой и понятный смысл, как каждый получит свой кусок хлеба, но в тоже время это будет смысл имеющий отношение к смыслу всеобщему, как от одного хлеба взят каждый кусок. И не просто смысл, а смыслы, которые постоянно умножаются, как умножаются хлебы. Умножаются, чтобы мы могли не ослабеть и в конечном итоге не умереть. Такого не происходит ни с одной человеческой книгой. Между книгой человеческой и Евангельской такая же разница как между обычным хлебом, который мы едим, и той просфорой, что одна насыщает весь приход.

История чудесного насыщения большого количества народа минимальным количеством пищи повторяется в Евангелии неоднократно. В рассказе Иоанна присутствует интересный нюанс: задавая вопрос Филиппу, Иисус уже знает ответ. Он Сам знает, что будет делать. Вопрос оказывается скорее своеобразной проверкой для ученика: а что думает он? Можно было бы, конечно, интерпретировать это как своего рода тест на доверие Самому Спасителю. Но дело не только в доверии Филиппа к Иисусу.

Дело прежде всего в том, где, в каком мире живёт Филипп: в Царстве или на непреображённой земле. Этим ведь и определяются возможности. А стать настоящим учеником Спасителя можно лишь одним способом: разделив с Ним Его жизнь. Жизнь того Царства, которое Он принёс в мир. Когда пяти хлебов и двух небольших рыб оказывается достаточно для нескольких тысяч человек, очевидно, что речь может идти только о Царстве: в нашем непреображённом мире такое невозможно. Но это лишь эпизод, затронувший и те пять тысяч, которые надо было накормить, и, разумеется, самих апостолов. Из таких эпизодов складывается евангельская история. Но что между ними?

Ведь апостолы провели с Иисусом не один год, и помимо тех моментов, когда Царство открывалось им зримо и ощутимо, они тоже как-то жили, как-то общались с Учителем, что-то думали и чувствовали… Были ли они в Царстве всё остальное время? Вопрос Иисуса Филиппу — тест на пребывание в Царстве. Филипп реагирует, как нормальный, обычной земной жизнью живущий, человек: надо послать в ближайший город за съестным, нужны деньги…

Альтернатива просто не приходит ему в голову. И, значит, о Царстве в его жизни в данный конкретный момент речи нет. Как, вероятно, и в жизни остальных учеников. Конечно, очень скоро они вспомнят о Царстве. Вспомнят в связи с очередным чудом. Но ведь нельзя стать жителем Царства, если вспоминать о нём только после очередного чуда. И Иисус хочет разбудить Филиппа, намекая ему на нечто большее того, что он видит в мире сем. Но разбудить его может только чудо. Пройдёт время — всё будет иначе. Потом. После Пятидесятницы. А пока — как есть.

Не странно ли, что Тот, Кто приходит с небес, заботится о том, чтобы накормить хлебом толпы Своих слушателей и последователей? Разве за этим Он пришел? Однако, чудо умножения хлебов для пяти тысяч человек — единственное чудо, описанное всеми евангелистами, а значит — особо важное. Именно оно служит отправной точкой для разговора о настоящем хлебе, которым по-настоящему жив человек, о хлебе жизни. О том, что человек живет не одним хлебом, мы слышали с детства. Но если мы постараемся понять, что составляет нашу духовную диету, то найдем ли мы в ней то, что действительно может насытить сердце, а не является суррогатом, от которого остается только похмелье и тошнота? Господь предлагает нам такой хлеб. Это не учение, не заповеди, не вера в Бога — все это уже было у иудеев и есть во многих духовных школах и религиях. Иисус говорит о хлебе, который действительно сходит с небес, дает настоящую, вечную жизнь. Это — Он Сам.

Не странно ли, что Тот, Кто приходит с небес, заботится о том, чтобы накормить хлебом толпы Своих слушателей и последователей? Разве за этим Он пришел? Однако, чудо умножения хлебов для пяти тысяч человек — единственное чудо, описанное всеми евангелистами, а значит — особо важное. Именно оно служит отправной точкой для разговора о настоящем хлебе, которым по-настоящему жив человек, о хлебе жизни. О том, что человек живет не одним хлебом, мы слышали с детства. Но если мы постараемся понять, что составляет нашу духовную диету, то найдем ли мы в ней то, что действительно может насытить сердце, а не является суррогатом, от которого остается только похмелье и тошнота? Господь предлагает нам такой хлеб. Это не учение, не заповеди, не вера в Бога — все это уже было у иудеев и есть во многих духовных школах и религиях. Иисус говорит о хлебе, который действительно сходит с небес, дает настоящую, вечную жизнь. Это — Он Сам.

Сегодняшнее чтение позволяет нам лучше понять то, что называют обычно «мессианской тайной» Иисуса. Говоря о ней, имеют в виду тот факт, что Сам Иисус до последних дней Своего земного служения почти не говорил прямо о Своём мессианстве, по крайней мере, не говорил открыто. Рассказ евангелиста возвращает нас к чуду умножения хлебов (ст. 1 – 14). А реакцией на него стала, как видно, попытка провозгласить Иисуса «царём», сделать Его вождём нового мессианского движения (ст. 15). И неудивительно: ведь, согласно общепринятым в те времена представлениям, Мессия и должен был стать царём, восстановив независимое еврейское государство и введя в нём законы, соответствующие Торе. А Иисус, разумеется, не собирался становиться никаким вождём никакого религиозно-политического движения.

Но у Иисуса была и другая, более важная причина скрывать Своё мессианство. И Он Сам прямо говорит о ней тем, кто отправился искать Его в Галилею: большинство из тех, кто искал встречи с Ним, искали её не потому, что жаждали Царства, а потому, что хотели бы в случае нужды всегда иметь возможность получить даровой хлеб (ст. 26). Иисус говорит с пришедшими к Нему о вечной жизни и о том главном, без чего к ней не приобщиться: о доверии к Тому, Кого Бог послал в мир с тем, чтобы дать людям Царство (ст. 27 – 29).

Но Его не понимают. Его спрашивают: а где доказательства истинности Твоих слов (ст. 30)? И тут же приводят пример того, какие доказательства были бы для них убедительными: манна с неба, как было в пустыне во времена Моисея (ст. 31). А Иисус снова говорит им о том, что Царство больше любого чуда, что хлеб Царства больше манны (ст. 32 – 33). Но Его снова не понимают.

Его слушатели никак не могут уяснить, что с приходом в мир Спасителя наступила новая эпоха, и то, что произошло с ними на берегу Генисаретского озера, не было чудом в том смысле, в каком им была та же манна. Просто, общаясь с Иисусом, они оказались в Царстве и пожили некоторое время по законам Царства, но, как видно, так до конца и не поняли, что с ними произошло. Потому-то и просят они у Иисуса хлеба и ожидают получить его так же, как когда-то их отцы получали от Бога манну (ст. 34). А Иисус вновь и вновь пытается объяснить им, что дело не в хлебе, а в Царстве и в той полноте жизни Божией, которая в Царстве даётся каждому, так что там не нужна уже будет никакая манна.

Чудо — это вторжение в мир Царства, проявление его законов там, где обычно действуют совсем другие законы. Но теперь Царство входит в мир, преображая его, и времена чудес проходят. Наступает время Царства. Царства, открытого каждому, кто ищет его и хочет войти.

Иисус, несомненно, был очень популярен во время Своего земного служения. Но Его Самого, как видно, эта популярность не очень-то радовала. Он прямо говорит: Я нужен вам для того, чтобы кормить вас хлебом, а хлеб — не главное, главное — Царство, которое Я мог бы вам дать, если бы вы захотели. Но тогда встаёт естественный вопрос: зачем же в таком случае устраивать те массовые угощения, которые Иисус Сам не раз устраивал своим слушателям? Конечно, всё можно было бы объяснить простым желанием помочь голодным людям. Но только ли этим? Ведь главной задачей Иисуса было показать всем, что такое Царство. И чудо умножения хлебов, к примеру, тоже становится такой демонстрацией, так же, как и хождение по водам: и то, и другое — не фокусы и даже не демонстрация всемогущества, это пример природы Царства, проникающей в наш мир. Природы, абсолютно пластичной и всецело подвластной духовному воздействию человеческой воли, можно было бы сказать, этой волей определяемой. При такой пластичности и вода может стать надёжной опорой, не переставая быть водой, и пищи будет столько, сколько нужно, чтобы хватило на всех, и хватило с запасом. Но, чтобы жить в таком мире, нужно самому быть совершенным в том, что касается своих интенций: ведь это только кажется, что было бы очень здорово, если бы всё, о чём мы думаем, тут же бы осуществлялось. Достаточно лишь представить себе, что полностью послушная нам природа тут же предоставила бы нам воплощения всех наших подсознательных страхов, желаний и комплексов, чтобы понять, что для жизни в Царстве мы ещё не очень-то готовы. Но Иисус всё же призывает нас начать путь в Царство, начать с правильной расстановки приоритетов, о которой Он говорил не раз: вначале Царство, а уже потом всё остальное.

Господь Сам удаляется из ситуации, когда люди хотят вручить Ему земную власть и даже, как кажется, готовы признать Его Мессией. Почему? В том ли дело, что мы хотим вручить Ему решение всех своих проблем и, как мы часто делаем это с любой властью, переложить на Него как на царя ответственность за свою жизнь? Возможно, потому что полагаться на Бога и сбрасывать с себя ответственность — далеко не одно и то же. Может быть, дело в том, что иудеи ожидали от Христа в тот момент в первую очередь решения проблемы национальной независимости и суверенитета и решения хозяйственно-экономических проблем? Он ведь только что так «удачно» накормил пять тысяч человек пятью хлебами... Возможно, потому что Царство, в которое призывает нас Господь, не от мира сего.

И, конечно, ключевыми в это связи являются последние слова Христа в сегодняшнем отрывке: старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную. На самом деле, если ты хочешь, как говорит евангелист Иоанн, сделать Иисуса царем (в своей жизни), то для этого именно необходимо питаться тем Хлебом, который Он постоянно дает нам в Причащении.

Отказавшись от возможности возглавить политическое движение, Христос отвергает искушение, заставляющее вспомнить о том, как сатана искушал Его в пустыне призраком земной власти. Для того, чтобы спасти людей, ради чего Он и пришёл к ним, оказалось необходимо отвергнуть их надежды и представления. Но любовь может проявляться не только в одобрении, но и в возражении. Если Господь не откликается на иные наши просьбы, то в этом Его любовь может проявляться сильнее, чем в их выполнении...

Христос проходит по поверхности моря, не погружаясь в воду, подобно тому, как Он проходил среди людей, не погрязая в земных страстях. Слова, сказанные Им опешившим ученикам – "не бойтесь!" - звучат в такой ситуации совершенно естественно. Но за этими словами стоит нечто большее, чем только лишь желание успокоить. Эти слова Библия много раз приводит как произносившиеся Богом или же ангелами, говорившими от Его Имени. Следовательно, посреди Генисаретского моря Христос ещё раз засвидетельствовал о Себе как о Боге.

Усмирение бури на Генисаретском озере обычно рассматривают как типичный пример проявления силы Божьей. И предполагают, что приведён он в Евангелии для того, чтобы подчеркнуть божественность Иисуса. Но такую логику едва ли следует считать последовательной. В самом деле, по молитве Моисея, например, чудеса тоже совершались. Может ли это быть доказательством божественности Моисея? Очевидно, нет. Евангелисты, похоже, вообще не были сосредоточены на той проблеме двух природ и двух воль во Христе, которой уделяли столько внимания вселенские соборы.

В центре их внимания было другое: Царство. Их интересовала не столько тайна соединения в личности их Учителя Божьего и человеческого, сколько последствия этого соединения. То, что это означало для их и нашей жизни. А тут Царство и его реальность выходила на первый план. В самом деле: тайна личности Спасителя в любом случае остаётся Его тайной.

Даже если мы когда-нибудь действительно сможем понять до конца, как Ему удаётся соединять в Себе полноту Божию с полнотой человечности, для нас такое соединение всё равно останется недоступным: Богочеловеком надо родиться. А вот жизнь Царства — реальность, открытая нам. Открытая Им Самим. И евангелисты рассматривают то, что произошло во время бури на озере, именно с этой точки зрения.

Что, собственно, означает шествие Иисуса по волнам? Сверхчеловеческие Его способности? Наверное, и это тоже. Но главное всё-таки, скорее всего, не в них. Главное в том, где пребывает в это время Спаситель. Там, где Он, бури нет. Он входит в лодку — и буря прекращается. Дело, как видно, не только в Его способностях и возможностях.

Дело в том, что Он пребывает в Своём Царстве и несёт его с Собой повсюду, куда бы ни шёл. А там, в Царстве, никакой бури нет. Там природа полностью подвластна духу, той воле, которая на неё воздействует. Если надо пройти по воде, она станет твёрдой. Если пройти надо сквозь дверь или стену, они станут проницаемыми, как воздух. Но только для того, чья воля достаточно сильна, чтобы воздействовать на субстанцию.

Вроде той, о которой Спаситель говорил, что она, будучи с горчичное зерно, может двигать горами. У Иисуса такая воля есть. В Царстве она есть у каждого. Вопрос лишь в том, насколько мы живём жизнью Царства. А если действительно живём, то природа становится нам подвластной настолько, насколько в нашем сердце дышит дыхание Царства. Иисус несёт в Своём сердце полноту этого дыхания. И природа подвластна Ему абсолютно.

В сегодняшних словах Христа, которые обращены к неверующим в Него иудеям, есть несколько моментов, которые важны и для нас. В первую очередь, это широко известные слова о том, что Писания Ветхого завета, через которые иудеи полагали обрести жизнь вечную, свидетельствуют о Христе. Это дает нам ключ к пониманию и всего Ветхого завета в целом, и отдельных мест, которые трудно понимать или принимать. И, кроме того, призыв Христа исследовать Писания как свидетельство о Нем определяет смысл существования Библии как священной книги.

Весьма важно, что закон (часть Писания, восходящая к Моисею) также является свидетельством об Иисусе Христе, а не сводом необходимых и достаточных для достижения вечной жизни правил. Речь в законе, таким образом, идет не только и не столько о том, что разрешено и что запрещено, но о том, что достойно Сына Божьего, воплотившегося ради нас, и что — не достойно Его.

Но, самое главное, Господь говорит в сегодняшнем чтении о том, почему человеку так трудно бывает поверить Ему. Обычно мы думаем, что сначала мы удостоверимся, а потом... как-то изменится наша жизнь и наши отношения с Богом. Господь же говорит, что на первом месте стоят любовь к Богу и доверие к Нему. Можно требовать доказательств существования незримой высшей силы, ровно так же, как каждый из нас вправе потребовать доказательств существования электромагнитного поля. Можно требовать от Иисуса из Назарета, чтобы Он дал знамения того, что Он причастен этой высшей силе. Но любовь и доверие возможны только и исключительно по отношению к личностному Богу. И в этом сегодняшние слова Христа продолжают Ветхий завет и дают ему полноту истины.

Бог — личность, и говорить и думать о Нем в третьем лице невозможно. Когда мы вынуждены говорить о Боге «Он», как окружавшие Христа иудеи или люди позднейших времен, мы теряем что-то очень важное. Если о присутствующем рядом человеке говорить в третьем лице не вполне прилично, то о Вездесущем Боге — просто невозможно. Бог — всегда «Ты», и только так можно принять свидетельство о Сыне Божьем и поверить Ему.

Говоря о сути Своего конфликта с фарисеями, Иисус ставит на первое место их недоверие к Богу. Казалось бы, странное обвинение: ведь речь идёт о людях глубоко религиозных, ради своей религии готовых на многое, в том числе, если бы потребовалось, и на жертву. Конечно, в этой религиозности порой было немало жёсткости, готовность умереть за свою веру нередко соседствовала с готовностью за эту же веру убить. Но ведь и то, и другое делалось во имя Бога и веры! А Иисус всё же говорит об отсутствии у Его слушателей любви и доверия к Богу. Что это: особенности фарисейской религиозности? Будь оно так, всё было бы проще, особенно для нас, к религии фарисеев отношения не имеющих. Но дело, как видно, обстоит не так просто. Ведь Иисус прямо говорит, что судит отвергающих Его фарисеев не Он, а Тора, в нарушении которой Его пытаются обвинить. А Он говорит в ответ, что Тора свидетельствует о Нём. Такое утверждение может показаться странным: ведь в Торе (если, конечно, не пытаться интерпретировать её с известными натяжками) ничего не сказано о Мессии. Но именно Тора, на которой основан иудаизм, никогда до конца в него не вмещалась, как не вмещается она целиком ни в какие религиозные рамки. С другой стороны, именно Тора, и прежде всего, конечно, Тора внутренняя, о которой те же фарисеи не могли не знать, должна была вывести слушателей Иисуса за рамки их собственной религии, открыв им нечто большее, если бы только они были до конца последовательны в следовании Торе. Но в том-то и беда всякой религии, что она, вначале стимулируя человека к духовной жизни, затем в какой-то момент неизбежно начинает ему в этой жизни мешать, задавая известный духовный потолок и требуя от своих адептов компромисса между своими требованиями и тем, к чему призывает Бог идущего путём праведности. И тогда человеку приходится выбирать между Богом и столь привычной и удобной религией. А Иисус видит, что Его слушатели сделали выбор в пользу своей религии. И говорит, что Тора, указывающая путь в Царство, отныне станет для них не опорой, а судом. Как и для всякого, кто отвергает Бога и Тору ради чего бы то ни было, хотя бы даже ради собственной религии. Какой бы эта религия ни была.