Мысли вслух на Екк 11:1-10

Что же остаётся человеку в жизни, где не обрести смысла и не найти промысла Божия? Как видно, остаётся лишь просто жить, жить так, как будто этот смысл есть, а промысел Божий всё же как-то, неведомыми человеку путями, действует в мире, оставаясь скрытым от людей. Никто не знает своей судьбы, не знает и того, как сложатся обстоятельства и как пойдут дела, но это не повод для пассивной жизненной позиции (ст. 3 – 5). Невозможно предусмотреть всего, но важно сделать всё возможное для того, чтобы поставленная задача была решена (ст. 1 – 2).

Мудрость жизни, к пониманию которой пришёл Екклесиаст, оказалась, в сущности, довольно простой и понятной: ты не знаешь воли Божией и путей промысла, а потому сделай всё для того, чтобы достичь успеха, и предоставь Богу остальное (ст. 6). Такое мироощущение мало похоже на пламенную веру пророков или уверенное спокойствие мудрецов, но это и не удивительно: ведь речь идёт о мироощущении человека, понимающего, что мир не изменить, а праведность и мудрость ценятся в нём слишком мало для того, чтобы можно было надеяться на их торжество. Ни за что нельзя ручаться, но важно сделать всё возможное. И, конечно, никогда нельзя упускать случая порадоваться, когда Бог даёт человеку такую возможность: ведь радостных дней в жизни куда меньше, чем печальных, так что жаль было бы упустить даже один из этих радостных дней (ст. 7 – 8).

Конечно, радость не должна быть такой, чтобы радующийся забыл о Боге, но, как видно, для Екклесиаста страх Божий, память о Суде и радость — вещи совместимые (ст. 9 – 10), быть может, потому, что и радость, о которой он говорит, неотделима от той, что переживается человеком в присутствии Божием.

Когда-то Екклесиаст обратил внимание на вечный круговорот мироздания, который показался ему священным танцем творения перед лицом своего Творца. И именно он, этот танец, помог Екклесиасту оказаться на той границе безмолвия, где вечность Божья встречается с миром пространств и времён. И вот теперь оказывается, что и человек может стать частью космического танца. И не в мистическом экстазе, а в повседневной жизни. Внешне может показаться, что речь идёт всего лишь о повседневной рутине, при которой одни дела сменяют другие так же неуклонно и однообразно, как день сменяет ночь. Но повседневная рутина никогда и никому не приносит радости.

Екклесиаст именно с повседневностью связывает ту радость, которая может наполнить жизнь человека, если, конечно, человек этот не будет слишком озабочен завтрашним днём и не станет противостоять естественному ходу вещей. Естественный ход вещей вообще становится для Екклесиаста чем-то священным, чем-то вроде дао китайских философов или логоса философов греческих. Оно и неудивительно: ведь и те, и другие, как и сам Екклесиаст, за движением ощущали тот покой, за которым — Божье присутствие. Вот только ни китайцы, ни греки не распространяли это движение на обыденную жизнь.

Китайцы искали этот движущийся покой в природе, греки — в природе и в человеческой душе, а вот Екклесиаст сумел найти его и в повседневной жизни. Земная мудрость оказалась не такой уж земной, в ней вдруг стала явственно проглядывать вечность Божья. Но самый главный, последний, окончательный вопрос всё же оставался без ответа: а что будет, когда танец остановится? Прекратится?

Пусть не совсем, не окончательно, не навсегда, но хотя бы для конкретного человека, который в нём участвует? А ведь для каждого раньше или позже наступает день, когда его танец заканчивается, и он покидает космический хоровод. И что тогда? Ответа нет. И Екклесиаст осторожен: ведь это и есть тот самый главный вопрос, на который ответить необходимо абсолютно — просто потому, что иначе все остальные ответы ничего не стоят. Но где же он, главный ответ?

Интересную вещь предлагает Екклесиаст. «Делай всё, что хочешь, но помни, что за всё это Бог будет судить тебя». Первое впечатление было – что он просто издевается над читающим, что имеется в виду, что на самом деле надо обязательно поступать так, так и так, и тогда… и что тогда? Тогда не будет суда Божия? Но мы помним, что такое суд Его – суд состоит в том, что мы встречаемся с Его светом (Ин. 3:19). Можно ли избежать такого суда или даже получить какое-то оправдание исполнением правил? Конечно, нет. Богу не нужно механическое подчинение. Ему важно наше сердце – вот об этом и говорит Екклесиаст. Делай то, что подсказывает тебе сердце, поступай так, как видишь, – но при этом помни о том, что за все свои поступки ты несёшь ответственность перед Ним.

Содержащиеся в рассуждениях Экклезиаста советы, поначалу кажущиеся хаотично и бессистемно собранными, неожиданно оказываются объединены мотивом последствий и ответственности даже за отдалённые результаты поступков. Впрочем, из одного и того же факта разные люди способны извлечь неодинаковые выводы, перед лицом одной и той же реальности по разному можно себя вести. Поэтому совет, данный юноше: ходи по путям сердца твоего, можно понимать и как предупреждение о негативных последствиях возможного поведения, и как признание за юношей права на свободу действий. Запреты не всегда действуют, юность обычно не считается ни с запретами, ни с полезными советами старших, тем более, что за советами не всегда стоит забота, часто за ними кроется стремление подавлять и властвовать. Но в словах Экклезиаста властолюбия нет, он трезво смотрит на вещи и пытается передать трезвость другим.

Даже признание того обстоятельства, что последствия наших действий не всегда можно заранее предугадать, не должно становиться предлогом для уклонения от труда. Нет, повседневный труд необходимо продолжать именно поэтому. Древний принцип «делай, что должно, и пусть будет, что будет» приобретает особое звучание, ибо дела, о которых здесь говорится, совершаются пред взором Бога.