Мысли вслух на Лк 11:1-28

Наверное, не будет ошибкой сказать, что главная Весть Христовой проповеди — об Отце. Во многих других притчах Господь рисует образ Бога, близкий иудейским представлениям и, вероятно, иногда необходимый для нас — образ Царя, имеющего абсолютную власть над своими подданными. Но в сегодняшних притчах для Бога не находится других образов, кроме отца, любящего своих детей, какими бы они ни были, или друга, готового помочь даже в самый неудобный для него момент. Слушатели Иисуса хорошо знают по себе, что каким бы мрачным и недобрым ни был человек, он все же способен проявлять нежность и заботу по отношению к самому дорогому, что у него есть — к детям. Так же знают они, что люди способны помогать друг другу в случае нужды, даже когда это им неприятно. А теперь, говорит Иисус, поймите одну простую вещь — Бог лучше вас, добрее и великодушнее, — так неужели Он будет вам худшим Отцом, чем вы — своим детям? С этих позиций молитва «Отче наш» становится не просто одной из возможных форм обращения к Богу, а удивительным откровением тайны любви Отца — сильнее и нежнее которой нет ничего на свете.

Сегодняшнее чтение включает два эпизода, соединённых евангелистом в один рассказ. Начинается он с вопроса учеников о молитве, в ответ на который Иисус предлагает им (а тем самым и всем нам) молитву «Отче наш» (ст. 1–4), причём Лука, как видно, главное внимание обращает на важность просьбы, притом просьбы неотступной, как необходимого условия получения просимого (ст. 5–13). Казалось бы, Бог не человек, чтобы Ему, как забывчивому или недоброжелательному распорядителю, надо было вновь и вновь напоминать о просимом. Но, с другой стороны, настойчивость в данном случае оказывается, прежде всего, свидетельством того, что человек помнит о своей просьбе, что она для него действительно важна.

В самом деле, стоит ли исполнять просьбу, о которой просящий забывает уже на следующий день? Так можно просить лишь о пустяках; важные же просьбы тот, кому они действительно важны, готов повторить снова и снова, подтверждая серьёзность намерений. О такой же серьёзности речь идёт и во второй части сегодняшнего отрывка. И дело не только в том, что сама мысль о возможности изгнания бесов силой их повелителя была абсурдной (ст. 17–18, 21–22). Дело ещё и в том, что для спорящих всё, что делал Иисус, было своего рода игрой, чем-то отдалённо напоминавшей их собственные диспуты, которые были, несомненно, весьма увлекательным, но, по сути, ни к чему не обязывающим занятием. Отсюда и требование знака («знамения»), которое стало бы доказательством правоты Иисуса (ст. 14–16).

Доказательство должно было быть богословски корректным, оно должно было соответствовать «правильным» представлениям «правильной» раввинистической школы, чтобы быть принятым. А пока такого доказательства не было представлено, для объяснения происходящего годилось всё, включая абсурдные утверждения насчёт «князя бесовского». Но Сам Иисус не собирался играть в эти игры, ведь для Него всё, что Он делал, было абсолютно серьёзно. И Он пытается объяснить Своим собеседникам всю серьёзность происходящего (ст. 24–26). Игры кончились, речь идёт о духовной жизни и о духовной смерти человека.

Но профессиональным спорщикам, как видно, нет до этого никакого дела. Им важно проверить, сумеет ли Иисус их переспорить или нет. И за своими спорами они незаметно для себя теряют Царство. Ведь Царство не игра, оно всерьёз. И навсегда.

Есть нечто общее в сегодняшних чтениях из книги Бытия и из Евангелия от Луки. Авраам разговаривает с гостем (гостями?), но при этом понимает, что разговаривает с Богом. И это превращает весь разговор в молитву. Достигает ли цели эта молитва? Если целью было заступничество за Содом и Гоморру, то — нет! Но если цель в углублении отношений с Богом, в выяснении Его воли, в проникновении в глубину Его милосердия, то — да, такая цель достигнута! И весь отрывок из Евангелия от Луки об этом же. Какой должна быть наша молитва, в чем ее цель? И ответ Иисуса: молитва «Отче наш» и стяжание Духа Святого.

Сегодня Господь говорит ученикам о молитве и в качестве ответа на их просьбу научить их молиться предлагает им молитву «Отче наш» и дополняет ее кратким наставлением. Сама краткость ответа Христа на такой важный вопрос поразительна. В современном христианстве разговор о молитве всегда гораздо пространнее того, что сказал Господь. И в Его словах можно выделить несколько принципиально важных моментов. В первую очередь, Господь не говорит ученикам ничего, подобного словам: «вы теперь не можете этого понять», как иной раз говорит Он и ученикам, и, особенно, иудеям, о тайне Воплощения. Его рекомендации носят довольно простой и практический характер, и Он не делает из молитвы эзотерического действия, доступного для избранных и посвященных и закрытого для профанов.

Господь предлагает обращаться к Его Небесному Отцу с благоговением и просить осуществления Его воли и Его замысла о мире. Он также предлагает весьма краткое прошение о повседневных жизненных нуждах, просьбу о прощении, способности прощать и защите от зла. И далее, Он в своем объяснении ученикам говорит лишь о неотступности и смирении в молитве. А все остальное, о чем написаны тома, в сущности относится не столько к молитве, сколько к тому, чтобы нам собрать воедино свою раздробленную на части личность.

Обращённый учениками к Иисусу вопрос о молитве был для евангельских времён вполне традиционным. В ту эпоху учёные раввины и учителя Торы вообще уделяли большое внимание вопросу о молитве и о молитвенных правилах, об их объёме, форме, содержании. Правильная молитва считалась основой всех отношений человека с Богом, слову придавалось едва ли не самостоятельное значение в контексте таких отношений. До прямого магизма, конечно, не доходило, но формализма в предписаниях, касающихся молитвенных правил, было более, чем достаточно. А Иисус между тем предлагает Своим ученикам краткую, но духовно чрезвычайно насыщенную молитву.

Каждое слово, каждое прошение здесь наполнено глубоким смыслом, и о каждом за два тысячелетия христианской истории было написано столько, что, наверное, всей человеческой жизни не хватит на изучение одних только этих комментариев к молитве Господней. Но дело, конечно же, не в одной, как мы говорим сегодня, богословской насыщенности той краткой молитвы, которую предлагает Своим ученикам Иисус. Дело, прежде всего, в духовном качестве молитвы. Спаситель не случайно приводит в пример человека, просящего о помощи своего друга: ведь Бог человеку именно друг, а друг, если поймёт, что дело серьёзное, в помощи не откажет.

Но чтобы он это понял, просьба должна быть настойчивой и неотступной. Человек, обращающийся к Богу и сам не до конца верящий в то, что получит просимое, скорее всего действительно не получит ничего. И не потому, что Бог такого человека слышит хуже, чем настойчивого, а потому, что настойчивость в данном случае есть не что иное, как выражение глубины и интенсивности отношений, связывающих просящего с Богом, и глубины его к Богу доверия. Того, без чего не может быть никаких отношений с Богом, без чего обращаться к Нему бесполезно.

В молитве Господней, мы просим Отца даровать нам хлеб насущный, понимая это как те материальные блага, без которых продолжение жизни стало бы невозможным. Например, переводя Библию на эскимосский язык, специалистам пришлось употреблять слово «рыба» вместо «хлеба», который является для этого народа скорее предметом роскоши, чем основой повседневного рациона. Это понятие можно трактовать и шире, понимая эту строку молитвы, как прошение о даровании сил на каждый день. Но именно на каждый в отдельности, а не на всю жизнь. Христос призывает нас просить о «хлебе насущном», о дне сегодняшнем, и не заботиться о завтрашнем. Но как часто мы начинаем просить о чем-то будущем, о чем-то, что существует лишь в наших планах и мечтах.

В качестве ответа на просьбу учеников научить их молиться Господь Иисус Христос предлагает им молитву «Отче наш» и дополняет ее кратким наставлением. Сама краткость ответа Христа на такой важный вопрос поразительна. В современном христианстве разговор о молитве всегда гораздо пространнее того, что сказал Господь. И в Его словах можно выделить несколько принципиально важных моментов. В первую очередь, Господь не говорит ученикам ничего, подобного словам: «Вы теперь не можете этого понять», - как иной раз говорит Он и ученикам, и, особенно, иудеям, о тайне Воплощения. Его рекомендации носят довольно простой и практический характер, и Он не делает из молитвы эзотерического действия, доступного для избранных и посвященных и закрытого для профанов.

Господь предлагает обращаться к Его Небесному Отцу с благоговением и просить осуществления Его воли и Его замысла о мире. Он также предлагает весьма краткое прошение о повседневных жизненных нуждах, просьбу о прощении, способности прощать и защите от зла. И далее, Он в своем объяснении ученикам говорит лишь о неотступности и смирении в молитве. А все остальное, о чем написаны тома, в сущности относится не столько к молитве, сколько к тому, чтобы нам собрать воедино свою раздробленную на части личность.

«Тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его,... лучше устраивают себя делающие беззакония, и хотя искушают Бога, но остаются целы». С этим не поспоришь — действительно, особой материальной пользы в служении Богу нет, нет в нем и возможности теплого места, спокойного жизненного устройства. С другой стороны, в простых человеческих желаниях покоя и достатка тоже нет ничего плохого, человеку свойственно стремиться устроить себя и своих близких в жизни с максимальным комфортом. Кризис наступает тогда, когда мы связываем наши желания со временем их обязательного для Бога исполнения. Награда за службу нужна нам сейчас, показательные порки для тех, кто с нашей точки зрения надменен, — тоже. Для Бога же по-прежнему нет времени и пространства: Он слышит и помнит, но день воздаяния еще не наступил, Он его еще не сделал. До этого момента, как пишет пророк Малахия, надо стать Его собственностью, что означает быть инструментом, проводящим Его волю, или, как говорила Тереза Малая: «Я стану для Него игрушкой». То есть Он может мной распоряжаться по Своему усмотрению. В такой ситуации остается только право просить у Него Хлеба и Духа. Он обещал, что в этом Он не откажет никому.

Продолжая разговор о молитве, Господь произносит весьма известные слова: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам». Эти слова описывают подход к молитве, да и ко всякому общению с Богом, для которого характерно, в первую очередь, смирение. Господь же не говорит: «Требуйте положенного вам», - или: «Присваивайте, что попадется», - или: "Входите (в этот мир и в Царство Отца) как хозяева необъятной родины своей..." Просьба предполагает возможность отказа, поиск — возможность не найти, стук в дверь — возможность того, что тебе не откроют. И все же Христос призывает нас делать все это, доверяя Его обещанию, и это доверие — вторая характерная особенность молитвы христианина. И третье: в основе такой молитвы лежит выраженное стремление найти, получить и войти. Устремленность к Богу, Которому мы молимся — тоже необходимая для христианской молитвы вещь. Без этой устремленности ничего не выйдет.

В последнем же стихе сегодняшнего краткого евангельского отрывка Христос говорит исключительно важную вещь о том, что есть благо, которое нам следует просить и получать от Отца. «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святого просящим у Него». Не изобилия пищи, не душевного комфорта, и даже не долгих (или вечных) лет жизни: Духа Святого. Вот то истинное благо, которое хочет дать нам Бог: это Он Сам. И только этого единственного истинного блага и стоит искать.

Обращаясь к ученикам, Иисус говорит им, казалось бы, вполне очевидные вещи: Бог добр, Он даст Своим детям то, чего они у Него просят. Если уж даже человек, после грехопадения скорее злой, чем добрый, собственным детям всё же зла не желает и их просьбы исполняет, то что же говорить о Боге?

Между тем, как видно, ученикам, как и многим другим, как и нам сегодня, сказанное Спасителем было далеко не очевидно. Почему же так? Косвенно Иисус отвечает на это, призывая к настойчивой молитве, к настоятельным просьбам. Казалось бы всё просто; но при каких же условиях просьба может быть по-настоящему настойчивой?

Очевидно, тут необходимы, как минимум, два условия. Во-первых, просимое должно быть для просящего действительно важно. И тут главное — не обманывать ни себя, ни других (о Боге речи нет, Его обмануть не удастся в любом случае): если то, о чём просишь, действительно важно, важно абсолютно, если оно является целью и смыслом жизни, хотя бы в тот момент, когда обращаешься с просьбой, есть хорошие шансы получить просимое (если, конечно, речь идёт не о грехе, не о прямом нарушении заповеди).

Если же просьба повторяется, как традиционное ритуальное действо, а в глубине души просящий не очень-то верит в результат, никакого результата быть и не может: ведь такая молитва показывает лишь, что просимое обращающемуся с просьбой не так уж и нужно. И, во-вторых, просящий должен безусловно доверять Тому, Кого просит. Не просто верить в Его существование, а именно доверять, как доверяют отцу или близкому другу.

Если же доверия нет, если просящий обращается к Богу, как проситель к чиновнику, зная, что тот, скорее всего, не сделает ничего, на помощь рассчитывать не приходится. И не потому, что Бог наказывает недоверчивых за недоверие, а потому, что доверие — духовный стержень, на котором держатся отношения, будь то отношения с Богом или с человеком. И любая помощь Бога человеку может быть оказана лишь в контексте отношений, основанных на доверии. А если доверия нет, не будет ни отношений, ни помощи.

Словно бы эпиграфом к евангельскому фрагменту вспоминаются слова из второканонической книги Премудрости Иисуса сына Сирахова: "...и будешь как сын Вышнего, и Он возлюбит тебя более, нежели мать твоя" (Сир 4:11). Когда Господь говорит нам сегодня о той любви, что есть в Нем к каждому человеку, любви, которую так трудно понять и почувствовать, что приходится Ему обратиться к аналогии, аналогии любви человека к своему ребенку, мы понимаем вот что. В словах «если и вы, будучи злы» содержится некое важное указание на то, что Господь любит нас сильнее, чем наши родители. Наверное, Господь никого не хотел обидеть, называя злым, но Ему важно было сказать именно то, что так образно говорит нам автор книги Премудрости Сираховой. Более, нежели мать твоя… это очень яркий и впечатляющий образ, потому что, наверное, нет на земле более сильной любви, чем любовь матери к своему ребенку. А ребенка к матери… И сегодняшним чтением и словами книги Сираховой мы выводимся в запредельные земному горизонты, где наши чувства должны умолкнуть, потому что, будучи инструментами этой земной жизни, они ничего уже не смогут нам сказать. Поэтому если кого-то эти слова о матери задевают, то это самая правильная и естественная, даже можно сказать, здоровая реакция наших земных чувств. Хуже если эти слова сразу с легкостью принимаются, значит, что-то не так в нашей жизни.

Апостол Павел говорит нам: теперь же пребывают сии три: вера, надежда, любовь (1 Кор 13:13) и по его слову вера, надежда и любовь стали важнейшими христианскими добродетелями. Часто и много говорят о том, что такое вера и любовь. А что такое надежда? «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия» (Пс 145:3) поем мы за каждой литургией. Таково своего рода апофатическое определение надежды. Наша надежда не может обитать в мире преходящих людских отношений. Это трудно бывает понять и принять, потому что мы привыкли надеяться друг на друга, в этом, казалось бы, наше братство. Но здесь имеется в виду что-то иное. Каждый из нас слаб и греховен, и в силу одного этого не всегда может дать другому то, о чем он просит.

Но у нас есть иного рода надежда, святое обетование, что Господь всегда даст нам то, о чем мы Его попросим. Одно лишь: если мы будем иметь веру, надежду, любовь. Веру, чтобы устремлять свой взор к Богу, надежду, чтобы иметь силу ждать, стучаться и искать, любовь чтобы плоды Божьей доброты мы отдавали другим. Но, рассуждая так, постепенно приходишь к мысли, что разделение между этими тремя добродетелями до определенной степени условно. Вера сродни надежде, ибо столь же крепка, надежда сродни любви, ибо столь же светла. Одно без другого бессмысленно. И, пожалуй, даже порочно. Подумайте, чтобы значил сегодняшний отрывок о надежде на то, что Бог ответит, если бы не вера и не любовь. Тогда нас можно было бы назвать потребителями божественной благодати, и не более того.

Чего мы обычно просим у Бога? Ну, конечно, здоровья... Чего еще? Хорошей погоды, денег, защиты в опасности... А всегда ли получаем? А если не всегда, то почему? Того ли мы просим? Ведь сказано: «ищите прежде Царства Божия...» Царство Божие — это когда Бог в нас царствует, когда мы стремимся исполнять Его волю, и не потому, что иначе накажут, а по согласию, по любви, потому что Он — Отец. Но только принимая Духа Святого мы принимаем духа усыновления, который и делает наши отношения с Отцом реальными. «Все остальное приложится вам», — вот Отец и дает самое главное — Духа Святого.

Почему, если Бог нас так любит и так хочет показать нам Свою любовь, мы должны просить у Него, стучать, искать? Он Сам заповедует нам просить, Сам же говорит, что и без того знает, что нам нужно, и еще для убедительности приводит притчи. Разгадка такого странного характера Бога кроется в в этом коротком стихе. Бог дает не просто хлеб, или деньги, или духовные блага. Он дает Духа Святого. А эта встреча с Духом может быть только добровольной. Дух дается только тем кто хочет этого всем сердцем, а такое желание не может не выражаться в молитве.

Что может дать Бог человеку? Странный, казалось бы, вопрос: очевидно, всё, что захочет дать. Но что человеку действительно нужно от Бога? Не менее очевидно: то, чего он больше нигде, никогда, никак и ни от кого не может получить. Что касается земных благ, то их человек и получает по-земному, из мира сего и с учётом его законов.

Конечно, Бог может в этом человеку помочь и зачастую помогает, показывая ему, где он может найти нужное и как его получить, но в падшем мире всё такое нередко добывают и без прямого Божьего участия. Дух Святой, то Божье дыхание, которым пронизано Царство и который присутствует в мире, можно получить только от Бога. Казалось бы, если Божье дыхание разлито в мироздании, почему его можно получить только от Него?

Но в том-то и дело, что оно открывается человеку лишь в контексте его отношений с Богом и в связи с ними. Божье дыхание ведь не существует само по себе, отдельно от Божественной Личности во всей полноте её существования, и пережить его реальность можно лишь тогда, когда с этой Личностью установлены прочные и осознанные отношения.

Собственно, без таких отношений вообще невозможна никакая духовная жизнь, да и жизнь вообще без них будет достаточно скудной. В самом деле: человек ведь с самого начала был задуман Богом как такой, кто должен был находиться с Ним в состоянии непрерывного общения, именно Божье «дыхание жизни» делает человека человеком. А дыхание между тем предполагает именно непрерывный процесс, тут не обойтись одним вдохом-выдохом.

Но человек свободен, и в падшем состоянии он нередко использовал свою свободу для того, чтобы игнорировать Божье присутствие в своей жизни, включая и Его дыхание. Однако Божьей любви к человеку это не уменьшило, и Он всегда готов встретить того, кто возвращается к Нему. И вот тогда, после обращения, после того, как отношения человека с Богом вновь станут прочными и осознанными, он и получит то, чего не получит никогда, нигде и ни от кого в этом мире — Божье дыхание во всей доступной для человека полноте. И жизнь — тоже во всей доступной полноте.

В ответ на дикое заявление иудеев о том, что Он изгоняет бесов силой их же князя, Господь отвечает довольно простым рассуждением. Если, говорит Он, эта кощунственная мысль верна, это означает, что кончилась власть оного князя, и наступил День Господень. Если же она неверна, то тем более «приблизилось к вам Царствие Божие». Так или иначе, подобными «объяснениями» невозможно избежать признания совершившегося факта пришествия Христова. И далее Господь говорит, что перед лицом этого факта нам всем приходится делать свой выбор, быть с Ним или против Него. Весьма важно, что в отношении к Сыну Божьему нет возможности избрать третий, нейтральный или промежуточный вариант: «Кто не собирает со Мною, тот расточает». В сегодняшних обстоятельствах это весьма важные слова, лишающие почвы самые распространенные религиозные феномены современности: внешнее, номинальное христианство в стиле освящения офисов и магические практики в стиле «здоровье любой ценой».

Однажды Иисус уже говорил что-то похожее на 23-й стих: «Кто не против вас, тот за вас» (Лк.9:50). Сначала может возникнуть легкое замешательство — уж больно эти строки похожи, а несут вроде как совсем разный смысл. Но смысл у этих строк один — научить любить. Потом уже мы замечаем, что в одном случае Иисус обращается к Своим ученикам, наставляя их, в другом — ко всем людям и говорит об отношении к Себе. Если человек не проникнут любовью к Богу, не творит по воле Его, водимый этой любовью, он делает что-то противоположное, расточая время, свою жизнь и силы, которые дает ему Господь. Когда же похожие слова произносятся ученикам, они касаются наших, человеческих отношений. Господь призывает нас любить друзей и врагов наших, не говоря уж о тех людях, которые не проявляют к нам неприязнь (кто не против нас). Он как бы говорит о заложенном в человеческих отношениях потенциале совместного творчества, работы и жизни в общине. Предостерегает от каких-либо предвзятых взглядов и впечатлений о малознакомом человеке.

Как видно, совершаемые Иисусом чудеса не давали покоя Его противникам, которые изобретали самые фантастические объяснения происходящего, лишь бы не признавать очевидного. Дело, судя по свидетельству евангелиста, дошло даже до обвинений Спасителя в том, что Он для совершения исцелений прибегал к услугам тёмных сил.

Абсурдность обвинений была достаточно очевидна, и Иисус легко ответил Своим обвинителям. Впрочем, судя по дальнейшим описанным в Евангелии событиям, всякие ответы были тут совершенно бесполезны: противники Иисуса слышали не приводимые им Спасителем аргументы, а лишь себя самих. Интересно другое: подобного рода обвинения звучали не раз в христианской истории, и выдвигали их против тех, кто по самым разным причинам оказывался неугоден религиозному большинству. То, что религиозное большинство это формально было «христианским», ничего не меняло: парадигма восприятия неугодных, равно как и парадигма обвинения, оставалась той же самой.

Конечно, подобного рода обвинения выдвигались против очень разных людей. Но так или иначе всех обвиняемых можно было отнести к одной из двух категорий: одни из них были или атеистами (достаточно редко), или агностиками (значительно чаще), другие же — христианами, чья религиозность (если она была) не вмещалась в традиционные рамки. Как видно, оба типа роднит одно: представители их одинаково успешно разрушают свойственную их эпохе традиционную религиозность. Настоящих же сатанистов среди обвиняемых практически не бывало: ведь они чрезвычайно редко действуют открыто, так же, как и тот, кому они служат.

В этом, впрочем, и нет необходимости: ведь их работу за них успешно выполняют яростные защитники религиозной традиции, будучи уверены, что тем самым они служат вовсе не дьяволу, а Богу. Между тем, как видно из евангельского рассказа, речь идёт о служении вовсе не Богу, а собственной религии, которая, становясь абсолютом, меняет свой духовный знак на противоположный. Неудивительно, что после такого духовного перевёртыша чёрное начинает казаться белым, а белое чёрным.

Конечно, и атеизм, и агностицизм тоже разрушают религию. Но воинствующему атеисту и даже агностику порой проще принять реальность того Царства, которое принёс в мир Спаситель, чем человеку религиозному: ведь у таких людей идеологии или нет совсем, или она слишком примитивна. А вот религия может породить и действительно порождает идеологии хорошо обоснованные и изощрённые. И, конечно, для такой идеологии Царство оказывается угрозой куда большей, чем атеизм: ведь атеизм если и может полностью разрушить религиозное мироощущение, то лишь чрезвычайно редко, а реальный опыт Царства делает это практически мгновенно.

Религиознейший Павел перестал быть религиозным сразу же после краткой встречи с Воскресшим на Дамасской дороге. И люди, поклоняющиеся своей религии, прекрасно это чувствуют и понимают. И принимают свои меры, объявляя всё, в рамки своей религии не вмещающееся, бесовщиной: ведь такая декларация сразу же выводит угрозу за пределы той внутренней, психической ойкумены, которая есть у каждого человека. Но остаются ещё носители того, что не вмещается в традиционные рамки. И тогда на защиту традиционной религии призываются крест или костёр, в зависимости от эпохи.

Короткая притча Иисуса рисует нам четкую картину. Жизнь не исчерпывается отсутствием зла, она реализуется присутствием Добра. Именно здесь заканчивается благотворная роль закона (даже Божьего Закона): он указывает на зло и требует отказа от него, но не определяет Добра и не дает сил на его совершение. Недостаточно изгнать грех (хотя и это нам не по силам), необходимо принять праведность. Именно эту праведность, а не только безгрешность являет Христос. Именно для того, чтобы дать силу на совершение праведности, сходит Дух Святой на апостолов в Пятидесятницу. Именно поэтому крещение покаяния восполняется рождением свыше.

Простой вопрос: надо или не надо применять напрямую библейские тексты? Относить или не относить слова, написанные там, к тому, что происходит в мире? Прочитав начало книги пророка Иоиля, хочется сказать, что описанные там способы реагировать на происходящее надо применять на практике. В конце концов человек, совершенствуя способы борьбы с себе подобными в отстаивании собственного мнения, совершенствует средства, но цели его не меняются. Так не меняются и способы реакции на зло в мире, предлагаемые Библией. Пост, молитва и вера в то, что только Один победил смерть. Дом сильного уже повержен, бесы уже изгнаны. Глядя на мир с точки зрения даже человеческой логики понятно, что нет никаких человеческих сил защититься от зла. С ним можно бороться верой, переходящей в уверенность, что Иисус, изгоняющий бесов, даст и нам силы устоять против них.

Мы часто подолгу просим у Бога избавить нас от какого-то нашего недостатка, от греха, с которым нам недостает сил бороться, от искушений. Если мы тоже прилагаем к этому усилия, то Господь, конечно, помогает нам. Если же мы их не прилагаем, то Он не помогает не потому, что не слышит нас, не хочет или не может помочь, а потому, что это было бы насилием над нашей волей. Ведь если мы просим чего-то, но ничего на самом деле не делаем для исполнения нашего желания — значит мы не до конца хотим измениться, мы можем просто боятся этого. Поэтому Господь ждет, и когда мы делаем, даже очень маленький, но все-таки первый шаг, Господь присоединяет к нему тысячу.

Но что же происходит после этого? Господь помогает нам справиться с искушением, или даже полностью избавляет от какого-либо греха, недостатка... и мы на этом довольно останавливаемся. Чаще всего мы довольны собой. В лучшем случае мы благодарим за это Бога. Хотя Господь освободил в нашей душе место для добра, для Его Света, для Духа Святого, но Он никогда не входит без спроса, Он не хочет насилия, так как Он — Любовь, а любить можно только в полной свободе. Он «стоит у двери и стучит» и ждет, когда мы позовем Его, пригласим туда, где Он помог нам расчистить для Себя пространство. И если мы не зовем Его, освобожденное в нашей душе место снова засоряется грязью, пылью, зарастает сорняками, и второй раз их выкорчевывать бывает часто сложнее, чем в первый.

«Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает». Эти слова, которые говорит сегодня Господь, дают нам исчерпывающую мыслительную картину того, что в тот же миг очень образно описывает притча о семи духах злейших первого. «Кто не со Мною…» Что это значит? Что до тех, кем владеют бесы, с ними более или менее понятно, что они не с Господом. Но вот бесов нет, их выгнали… Обратим внимание на слова: придя, находит его выметенным и убранным. В этой прибранности видится символ пустоты, ибо в доме может быть прибрано, если из него надолго уехали, а в доме, в котором живут, не бывает такого. Потому что когда мы прибираемся, мы тотчас на мгновение достигнутый порядок нарушаем, это естественно. Есть даже такая английская пословица: «this house is clean enough to be healthy and dirty enough to be happy» (этот дом достаточно чист, чтобы быть здоровыми и достаточно грязен, чтобы быть счастливыми). А вот в этой выметенности, упоминаемой в сегодняшнем чтении, нам видится символ отсутствия жизни, символ покинутости, иными словами символ пустоты.

Но что такое пустота, ведь мы знаем прекрасно, что «природа не выносит пустоты» (Аристотель) – вот, кажется, метафизическая параллель к нашей притче? Давайте сделаем паузу на секунду и подумаем, какое отношение не к дачным поселкам зимой, а к нашим душам имеет этот порядок.

Существует тип людей, тип рационалиста, позитивиста, ученого, или вспомним хотя бы старого князя Николая Болконского. Это люди огромного ума и трудолюбия. Но вот столь огромным трудом добытый внутренний порядок они ценят выше всего на свете. Более того, их немалое знание дает им понимание того, что есть незнание и заблуждение. Поэтому они всегда сохраняют нейтралитет. Интеллектуальный, духовный, религиозный, политический. Потому что видят среди людей и текстов так много лжи, заблуждений, непонимания... Но вот великий человек сказал: «Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов (то есть во всякое время, как мы понимаем) сохранял нейтралитет» (Данте). Потому что нейтралитет, каким бы он ни был, это главное, что противостоит любви. Где нейтралитет, там нет любви. Кто-то, может быть, укажет на слова: «...терпя друг друга в любви» (Еф 4:2, в пер. еп. Кассиана), вот-де, мол, род нейтралитета в любви. Но здесь возникает какое-то чисто языковое непонимание. Терпеть - значит принимать, быть вместе, несмотря на несообразие, а нейтралитет - это уйти и закрыть за собою дверь. Не хлопнуть дверью и выбежать, а уйти и тихо закрыть дверь.

Есть еще одно, на что сегодня стоит обратить внимание. Преподобный Силуан Афонский говорил: «Держи свой ум во аде и не отчаивайся». Исчерпать смыслы этой фразы здесь невозможно, о ней можно писать диссертации, но вот одну травинку из букета ее смыслов можно вынуть. Не в том приход к Богу, чтобы воспарить мыслью и душой к Его неземному совершенству, а в том, чтобы войти в самую грязь ада (лжи, глупости, заблуждения непонимания, жестокости) и там быть. Не бояться грязи, а ад, он очень грязный. Впрочем, возможно, для этого придется снять профессорский костюм...

Есть тип людей, особенно часто встречающийся среди интеллигенции, которые именуют себя агностиками и по-своему гордятся своим духовным нейтралитетом. Как правило, это люди высокой нравственности, глубокого образования, люди в высшей степени достойные. Подобная позиция кажется весьма привлекательной своим невмешательством, своим парением над схваткой и видимой чистотой. Но Господь такой позиции не приемлет и объясняет нам в сегодняшнем Евангелии почему. Потому что в ней лишь видимость нейтралитета. Понтий Пилат тоже думал, что он умывает руки. Однако в главном тексте нашего вероисповедания, в Символе веры, он один несет ответственность за содеянное зло. В этом есть глубокий смысл. Природа не терпит пустоты. Если не творить добро, только одним этим мы творим зло. Если не наполнить свою душу верой в Бога, она наполнится верой в богопротивное начало. Агностики думают, что внутри у них все выметено и убрано, нет никакого беспорядка, никакого метания, никакого искания, и сами не замечают, как впускают к себе еще худших бесов, бесов равнодушия, бесов бесчувствия и эгоизма.

Говоря не о мнимых, а о вполне реальных тёмных силах, Иисус сравнивает освобождённого от власти тёмных сил человека с вычищенным и тщательно убранным домом, который, однако, отнюдь не находится в безопасности: ведь силы тьмы могут вновь овладеть таким человеком, подобно тому, как могут они снова овладеть домом, у которого нет хозяина. Надо заметить, что образ человека, как дома, в который могут проникать враждебные силы, свойствен иудейской традиции периода Второго Храма.

Гиллель, один из великих учителей этой эпохи, рассуждая о страстях и об их власти над человеком, говорит: «Страсть вначале заглядывает в твой дом, как прохожий, потом заходит в него, как гость, а в конце концов поселяется там, как хозяин». Как видно, мысль о захвате человека тёмными силами изнутри была учителям Торы евангельской эпохи не чужда, так же, как не чужда она была и их предшественникам. Но Иисус, говоря о человеке, освобождённом от власти тёмных сил, как об очищенном доме, имеет в виду, прежде всего, то Царство, силой которого Он освобождает тех, кто нуждается в освобождении. И, судя по Его словам, для человека в падшем мире есть только один выбор: между Царством и тем злом, в котором лежит мир. Получить же мир отдельно от этого зла, как видно, невозможно: даже тщательно очищенный дом без хозяина надолго чистым не останется. Конечно, такой ситуация была не всегда: до прихода в мир Христа можно было оставаться чистым, готовым к освящению, но не освящённым. Как видно, в нашу эпоху, в эпоху наступающего Царства, подобного рода промежуточные состояния становятся невозможными: ведь Царство теперь входит в мир, меняя его, и каждое действие в мире происходит теперь или в Царстве силой Божией, или в непреображённом мире силами того зла, в котором мир лежит после грехопадения.

Середины больше нет, и не потому, что Бог стал требовательнее, а потому, что исчезла существовавшая прежде иллюзия духовной «нейтральности» некоторой части творения, которая, казалось, не участвовала в духовном противостоянии. Оно и неудивительно: ведь начавшаяся в день Пятидесятницы история Царства — это финишная прямая истории, ведущая к полному преображению мира, после которого силам зла в нём места уже не будет. И каждому теперь приходится выбирать, на чьей он стороне. А освобождение от власти тёмных сил — лишь первый шаг на этом пути. Но отнюдь не последний.

Притча Христа об изгнанном и вернувшемся нечистом духе, которую мы читаем сегодня, является пояснением к Его словам: «кто не собирает со Мною, тот расточает». Главное, что делает описанного в этой притче человека доступным и удобным для порабощения злым духам, — пустота, «чистота и выметенность» его внутреннего мира. Господь говорит: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Будь внутренность человека занята Христом, злой дух нашел бы ее не пустой и сохранилась бы свобода человека того. Однако отстоять ее в одиночку человек не в силах, потому что замысел Божий о нас предусматривает жизнь не в одиночестве и пустоте, а вместе с Богом. И поэтому когда ты не собираешь с Ним — расточаешь.

Кроме того, нельзя исключить возможность того, что слова «чистый и выметенный» выбраны Господом как достаточно прозрачный намек на вполне характерную черту ветхозаветной обрядности. Речь идет об удалении из иудейского дома определенных съестных припасов перед праздниками и ритуальном очищении. И тогда образ выметенного дома оказывается образом ветхозаветной духовности, нуждающейся в том, чтобы принять Христа и стать полнотой жизни.

В такой резкой форме Иисус говорит нам о прощении, примирении и любви: просто для того, чтобы это все от Него принять, надо с Ним быть. Здесь не такая же ситуация, как в Лк. 9:50, где Иисус говорит: «Кто не против вас, тот с вами». Там Он предостерегает Своих учеников от вражды к тем, кто отличается чем-то от них, но не враждебен. А здесь речь о другом: только в Иисусе Бог явил Себя в полноте, только через Него открывается путь в жизнь вечную, поэтому всякая секунда, проведенная с Ним, идет в вечность, а проведенная не с Ним, — отрезана от вечности. При этом невозможна половинчатость, нельзя идти сразу и в вечность, и в смерть. Поэтому каждое мгновение — это или собирание, приумножение жизни, или ее расточение.

Как и слова Петра в окрестностях Кесарии, эта фраза — форма исповедания Иисуса Христом, обетованным Мессией от рода Давидова.

Потом, когда фарисеи будут требовать, чтобы Господь остановил возглашающих «Осанна Сыну Давидову», Он скажет: «Если они умолкнут, камни возопиют». Точно так же, если бы эта женщина умолкла, камни бы возопили, потому что, если мы верим, что Иисус из Назарета — воплотившийся Сын Божий, то мы не можем не прославлять Ту, через Кого совершилось это воплощение.

Ее блаженство как Матери Создателя Своего — залог и условие нашего спасения, без Сына Марии мы бы по-прежнему пребывали в аду. Восточные гимнографы 1-го тысячелетия часто говорят о Пренепорочной как о новой Еве, чье послушание исправило грех Евы, как послушание Ее Сына исцелило грех Адама. И для нас важно с благоговением и любовью помнить еще две вещи. Во-первых, предстоя у подножия Креста, Пресвятая Дева отдает Своего Сына Богу и нам с вами, чтобы верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. И во-вторых, заключая с нами Новый Завет, Господь Иисус дает нам в пищу и питие Свои Плоть и Кровь, Которые Он принял от Пресвятой Девы.

Удивителен ответ Иисуса на восклицание женщины. В Синодальном переводе («А Он сказал: блаженны...») этого вовсе не видно, а в славянском («Он же рече: темже убо блаженни...») — только отчасти. Дело в том, что Он говорит: «menoun makarioi...». Греческое menoun — выражение согласия, употребляется в значении «конечно», «без сомнения», «поистине». То есть, Он говорит: «Конечно блаженны слышащие Слово Божие и соблюдающие его». В таком виде — это слова именно о Пресвятой Деве: «Несомненно, Она блаженна, ведь Она слышала слово Божие и исполнила Его». И это не только констатация факта, но и указание пути для нас.

Сегодня мы читаем составной отрывок из Евангелия от Луки. Вторая часть чтения повествует о том, как «воздвигла жена некая глас от народа, и рече: Блаженно чрево, носившее Тебя и сосцы, Тебя питавшие». Эти слова, как и слова Петра в окрестностях Кесарии, — форма исповедания Иисуса Христом, обетованным Мессией от рода Давидова.

Потом, когда фарисеи будут требовать, чтобы Господь остановил возглашающих «Осанна Сыну Давидову», Он скажет: «Если они умолкнут, камни возопиют». Точно так же, если бы эта женщина умолкла, камни бы возопили, потому что, если мы верим, что Иисус из Назарета — воплотившийся Сын Божий, то мы не можем не прославлять Ту, через Кого совершилось это воплощение.

Ее блаженство как Матери Создателя Своего — залог и условие нашего спасения, без Сына Марии мы бы по-прежнему пребывали в аду. Восточные гимнографы 1-го тысячелетия часто говорят о Пренепорочной как о новой Еве, чье послушание исправило грех Евы, как послушание Ее Сына исцелило грех Адама. И для нас важно с благоговением и любовью помнить еще две вещи. Во-первых, предстоя у подножия Креста, Пресвятая Дева отдает Своего Сына Богу и нам с вами, чтобы верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. И во-вторых, заключая с нами Новый Завет, Господь Иисус дает нам в пищу и питие Свои Плоть и Кровь, Которые Он принял от Пресвятой Девы.

Удивителен ответ Иисуса на восклицание женщины. В Синодальном переводе («А Он сказал: блаженны...») этого вовсе не видно, а в славянском («Он же рече: темже убо блаженни...») — только отчасти. Дело в том, что Он говорит: «menoun makarioi...». Греческое menoun — выражение согласия, употребляется в значении «конечно», «без сомнения», «поистине». То есть, Он говорит: «Конечно блаженны слышащие Слово Божие и соблюдающие его». В таком виде — это слова именно о Пресвятой Деве: «Несомненно, Она блаженна, ведь Она слышала слово Божие и исполнила Его». И это не только констатация факта, но и указание пути для нас.

Каждый человек живет параллельно в двух мирах: внутреннем и внешнем. Внутренний мир – это мир, в котором мы пребываем сами с собой и с Богом, где мы молимся, где мы радуемся небу и солнцу, где мы печалимся и плачем о грехах своих и чужих, где мы ищем путей, где мы формируем себя, где мы принимаем решения, где мы именно такие, какие мы есть на самом деле. И есть мир внешний, где малая часть из того, что существует в мире внутреннем, реализуется, актуализируется, облекается в материю и служит реальной связью с людьми и миром. И если молить о благоустройстве этих двух миров, то о внутреннем мире надо молить Марию, а внешнем Марфу. И нельзя сказать, какой из миров важнее, как нельзя сравнивать двух живых людей, которых любил Иисус, Марфу и Марию, нельзя расставлять им оценки и говорить, вот эта вела себя правильно, а эта неправильно, как это часто слышишь, вот Марии мы должны подражать, а не Марфе. Лучше никому не подражать, а слушать тот духовный призыв, с которым обращается к тебе Господь и творчески осмысливать, как ты можешь на него ответить. И если вернуться к изначальному нашему толкованию этой притчи (во многом возникшему под влиянием работы Р. Гуардини «Господь»), как притче о внутреннем и внешнем мире человека, то, быть может, самое главное, что видишь – это та любовь, что есть между Марией, Марфой и Иисусом. Нам могут сказать, но ведь Марфа ворчит на Марию, да еще жалуется Иисусу на нее. Но не судите поверхностно, попытайтесь прожить эту ситуацию и услышать интонации ее героев. Нам кажется, если бы не было какой-то особой любви и близости между ними, такого диалога просто не могло состояться, он мог быть только между очень своими людьми. И вот это главное, что нам видится сейчас: гармония наших мыслей (Мария) и действий (Марфа) в Боге. Гармония, невзирая на внешние противоречия, пусть они будут, гармония где-то на очень глубинном, личностном уровне.