Мысли вслух на Деян 5:1-16

На фоне духовного подъема первохристианской общины эпизод с Ананией и Сапфирой кажется чем-то диким и страшным. Между тем, он отражает тот факт, что близость к Богу — не только великое счастье, но великий риск. Если человек находится только в самом начале религиозных поисков, то его ошибки и блуждания еще не приводят к катастрофе, в то время, как для человека, познавшего Бога, такие вещи уже не допустимы. Сравните: одно дело, когда нас обманывает незнакомый продавец на рынке, а другое — когда предает любимый человек. Если человек уже посвятил, отдал всю свою жизнь Богу, и вдруг оказалось, что все это было фикцией, что от всего этого можно отказаться, то эта посвященная Богу жизнь теряет всякий смысл — и человек умирает...

Мы — люди — удивительно непоследовательный народ. Как нам страшно бывает делать шаг за ту черту, после которой возвращения уже нет. Как нам хочется оставить себе запасной вариант — запасной аэродром… Может, в житейском плане это и срабатывает, но в духовном, как показывает сегодняшняя история про Ананию и Сапфиру, — отнюдь. И сейчас довольно легко понять, чем же была плоха «житейская мудрость» Анании, а что уж говорить про то время, когда волю Божию не искали, а просто знали и видели ее внутри себя, потому что Дух наполнял их. Эта история была практически первой серьезной попыткой дьявола (как нам понятно сейчас — совершенно бесполезной попыткой) взять реванш за Воскресение. Он уже пытался разрушить совсем юную Церковь снаружи — через тех же столь любезных ему фарисеев и книжников. Через тех, кого Христос тоже обвиняет в непоследовательности. Ведь если бы они любили и полагались на Господа всей душой своей и до конца были искренни в своей вере, в т.ч. в слова Моисея, то «поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне» (Ин. 5:46). Но им, как и всем нам, удобнее выбирать, как и во что из предложенного верить, а что оставлять на собственное усмотрение. Впрочем, Бог опять победил. Теперь лукавый пытается изнутри развалить то здание, что основал его враг. Однако мы знаем, что «врата ада никогда не одолеют» Церковь (см. Мф. 16:18), даже сейчас, когда она во многом слабее общины первых апостолов. А тогда, во времена, описываемые в первых нескольких главах Деяний, сила Господня была столь явно над верными Его, что человек, позволивший войти в себя не Духу Господню, но духу лукавому, и при этом претендующий на участие во спасении, просто не может выжить — настолько чисто физически невозможно греху находится пред лицом Божиим. Нам, к сожалению, это уже удается...

Анания и Сапфира не были обязаны продавать всё своё имущество, никто их к этому не принуждал, как не принуждал и никого из жертвователей. Они могли пользоваться имуществом, оставаясь членами общины, но в их желании и благочестиво выглядеть в глазах братьев, и продолжать пользоваться доходами от пожертвованного, можно увидеть двоедушие, стремление услужить и Богу, и Маммоне.

Моментальная смерть Анании и Сапфиры может показаться чрезмерным наказанием. Но вчитаемся внимательнее, и увидим, что никто их не наказывал. Можно было бы сказать, что они умерли от ужаса, испытав эмоциональное потрясение от осознания содеянного, такое объяснение будет весьма вероятным, но, видимо, неполным. К сожалению, солгав, они поддались соблазну отца лжи и допустили его в сердце. Но бесконфликтное сосуществование святости и зла невозможно. Сердца, устремлнные в разные стороны, разорвались.

Было бы, как говорится, полбеды, если бы грех Анании и Сапфиры ограничился горькими последствиями только для них. Беда состояла в том, что с их поступком в Церковь впервые просочилась ложь. Её зараза не смогла отменить силы Святого Духа, действующие в Церкви, но как знать, не ослабила ли она духовные усилия части христиан, не способствовало ли лукавство супругов гонениям, вскоре обрушившимся на верных?

Некоторых читателей Книги Деяний история Анании и Сапфиры приводит в замешательство. В самом деле: если таково наказание за любой, даже сравнительно малый, грех, то можно ли вообще человеку надеяться на спасение? Между тем, история эта является лучшей иллюстрацией того, чем была в духовном смысле иерусалимская община первых христиан. Как видно, многие, в неё входящие, продавали всё, чем владели, жертвуя затем деньги в общинную кассу. Но, судя по словам, сказанным Петром Анании, обязательным условием вступления это не было. «Разве твоё принадлежит не тебе?» — спрашивает апостол Ананию.

Из этих слов видно, что своим имуществом при вступлении в общину каждый был волен распоряжаться сам, самостоятельно определяя размер пожертвования. Дело было не в том, что Анания пожертвовал не всё, что имел. Дело было в том, что он, как спустя несколько часов и его жена, солгал. «И Бог наказал его за ложь» — поспешил бы закончить мысль благочестивый читатель. Но дело оказывается не так просто. Бог видит сердце человека, и, если бы речь шла о наказании, то Сапфира, вероятно, упала бы мёртвой на пороге, не сказав ни слова.

Да и Анании не пришлось бы задавать столько вопросов. Дело тут не в наказании за ложь, хотя, разумеется, начинать свою жизнь в общине с обмана и лукавства — идея не лучшая. Нарушение заповеди есть нарушение заповеди. Но за ложью в данном случае стоит очевидное желание выглядеть лучше, чем есть на самом деле, сыграть в глазах общины роль того, кем не являешься. А это уж совершенно не совместимо с «единым сердцем и единой душой», о которых говорит автор книги, характеризуя отношения в иерусалимской первохристианской общине. Тут ведь речь идёт о глубине и осознанности тех интенций, что определяют жизнь человека.

И о качестве самой этой жизни, того потока, который в библейских книгах называют «душой». Для жизни в общине духовное качество этой самой жизни должно было быть достаточно высоким. К тому же, жизнь общины представляла собой единый поток, «единую душу». И вот человек, желая войти в эту новую для него жизнь, соприкасается с её потоком. И его собственная жизнь мгновенно распадается, разлетается в клочья — так велико несоответствие между потоком его жизни и потоком жизни общины.

Там, в общине, жизнь настоящая, а у него — воображаемая: он ведь не хочет быть собой настоящим, предпочитая играть роль. Не всегда такое внутреннее разрушение сразу же сказывается на физическом состоянии человека, но если различие слишком сильное, может и сказаться. И тогда возможно всё, что угодно — от обморока до мгновенной смерти.

Только вот о наказании тут говорить не приходится. Если совершенно неподготовленный и прекрасно это понимающий человек пытается подняться на горную вершину, куда открыт путь лишь для подготовленных альпинистов, он не может не представлять себе, чем может окончиться его попытка. И если такой человек в конце концов сорвётся в пропасть, винить ему будет некого, кроме самого себя.

Описывая жизнь первохристианской общины, священнописатель обращает внимание на те проявления силы Царства, которые должны были быть очевидны каждому. Исцеления, обращения, освобождение одержимых от власти тёмных сил — всё это было хорошо известно и описано в евангелиях, а во времена первохристианские, когда евангелия ещё не были написаны, рассказы об этих событиях передавались из уст в уста. И вот теперь, на глазах многих, совершалось нечто похожее. История Царства в мире продолжалась.

Было и нечто большее: выйти из тюрьмы сквозь запертую дверь — что-то уж совершенно невероятное… но ведь воскресший Иисус тоже проходил сквозь запертые двери — Ему они не были преградой. В непреображённом мире такое невозможно, в Царстве — вполне. Автор книги и описывает происходящее именно как происходящее в Царстве. То, что происходит — не распространение по Иерусалиму и Иудее новой религии, а распространение по ней Царства. Распространение, на которое, естественно, каждый реагирует по-своему. На которое вынуждены как-то реагировать и религиозные власти: слишком заметно становится всё происходящее.

Заметно — и страшно. Страшно неподконтрольностью и непредсказуемостью. Тем, что страшно любой власти просто потому, что она власть. И религиозные власти Иудеи исключением не были: ведь власть всегда власть в первую очередь, а уж светская она или религиозная — вопрос второй. И больше всего храмовую верхушку и весь Синедрион пугает распространение нового имени, которым можно спастись. Оно и понятно: новое священное имя означает новый путь к Богу.

Что это за новый путь? Кто и как может им воспользоваться? Что всё это значит для прежних путей? Апостолы и все члены нового движения очевидные и явные мессианисты, они всё время говорят о Мессии, чьё имя для них равнозначно имени Божию. Они говорят о Царстве. Что это за Царство? Есть ли в нём место Храму? А старому священству? Или в этом новом Царстве всё будет новым — и Храм, и священство, и богослужение? А что же земная власть?

Все эти вопросы не давали покоя храмовой верхушке и духовным лидерам традиционной Синагоги. Если бы духовные вожди нового движения предварительно согласовали бы свою деятельность с Синедрионом или хотя бы уведомили его, всё было бы иначе. Но ничего такого они не делали. А Храм и Синедрион напряжённо следили за новыми мессианистами. Кто они: союзники или конкуренты? И чем дальше, тем больше становилось очевидно и Храму, и традиционной Синагоге, что союзниками эти новые мессианисты им не станут.

Описывая жизнь первохристианской общины, священнописатель обращает внимание на те проявления силы Царства, которые должны были быть очевидны каждому. Исцеления, обращения, освобождение одержимых от власти тёмных сил — всё это было хорошо известно и описано в евангелиях, а во времена первохристианские, когда евангелия ещё не были написаны, рассказы об этих событиях передавались из уст в уста. И вот теперь, на глазах многих, совершалось нечто похожее. История Царства в мире продолжалась.

Было и нечто большее: выйти из тюрьмы сквозь запертую дверь — что-то уж совершенно невероятное… но ведь воскресший Иисус тоже проходил сквозь запертые двери — Ему они не были преградой. В непреображённом мире такое невозможно, в Царстве — вполне. Автор книги и описывает происходящее именно как происходящее в Царстве. То, что происходит — не распространение по Иерусалиму и Иудее новой религии, а распространение по ней Царства. Распространение, на которое, естественно, каждый реагирует по-своему. На которое вынуждены как-то реагировать и религиозные власти: слишком заметно становится всё происходящее.

Заметно — и страшно. Страшно неподконтрольностью и непредсказуемостью. Тем, что страшно любой власти просто потому, что она власть. И религиозные власти Иудеи исключением не были: ведь власть всегда власть в первую очередь, а уж светская она или религиозная — вопрос второй. И больше всего храмовую верхушку и весь Синедрион пугает распространение нового имени, которым можно спастись. Оно и понятно: новое священное имя означает новый путь к Богу.

Что это за новый путь? Кто и как может им воспользоваться? Что всё это значит для прежних путей? Апостолы и все члены нового движения очевидные и явные мессианисты, они всё время говорят о Мессии, чьё имя для них равнозначно имени Божию. Они говорят о Царстве. Что это за Царство? Есть ли в нём место Храму? А старому священству? Или в этом новом Царстве всё будет новым — и Храм, и священство, и богослужение? А что же земная власть?

Все эти вопросы не давали покоя храмовой верхушке и духовным лидерам традиционной Синагоги. Если бы духовные вожди нового движения предварительно согласовали бы свою деятельность с Синедрионом или хотя бы уведомили его, всё было бы иначе. Но ничего такого они не делали. А Храм и Синедрион напряжённо следили за новыми мессианистами. Кто они: союзники или конкуренты? И чем дальше, тем больше становилось очевидно и Храму, и традиционной Синагоге, что союзниками эти новые мессианисты им не станут.

Пребывание братьев в притворе Соломоновом, при храме, свидетельствует о том, что они соблюдали Моисеев закон и продолжали ветхозаветную традицию, хотя противники упрекали их в обратном. Но тут же упоминается, что никто из посторонних не смел пристать к ним, и это указывает на то, что ученики Христа начали оформляться как особая общность, отдельная от иудеев. Начался двуединый процесс отмежевания христиан от иудеев и одновременно сохранения христианами ветхозаветных традиций, по новому увиденных в свете Евангелия.

Противники снова пытаются пресечь апостольскую проповедь, заодно с первосвященником действуют «рационалисты»- саддукеи. Вообще-то гонителям всё равно, под какими лозунгами искоренять неугодное учение, но показательно, как даже такие заядлые противники, как фарисеи и саддукеи способны соединяться и «дружить против». Впрочем, причиной ареста в этот раз названа зависть, и это уже говорит о том, что мы имеем дело не с принципиальным спором, а с мелочной враждой. Но это значит также, что теперь обвинители ещё более пристрастны, чем в первый раз.

Ангел освободил узников не для того, чтобы они скрылись, он посылает их в храм продолжать проповедь. Проповедь продолжается и при повторном допросе в синедрионе. Ученики Христа больше не разбегаются, Дух Святой дал им возможность быть стойкими.