Мысли вслух на Деян 20:1-38

Наверное, эта беседа апостола Павла с эфесскими пресвитерами — одно из самых драматичных мест в книге Деяний. Павел знает, что идет навстречу испытаниям, что он больше не увидит большинство своих братьев и сотрудников. Поэтому его слова к ним — своего рода духовное завещание, самое важное, что он может сказать ученикам Христовым. Так, он напоминает им, что не проповедал им нового учения, нового закона, новой религии — он просто стал служителем и свидетелем начала их собственных, непосредственных отношений с Богом. Он не призывает их держаться внешних авторитетов — но внимать себе и стаду, в котором обитает Дух, которое приобрел Себе Спаситель Христос. Теперь Бог будет руководить Своей Церковью, а пресвитеры — лишь Его служители. И наконец, пусть они помнят слова Иисуса, до конца исполненные самим Павлом: «Блаженнее давать, нежели принимать». Павел доказал, что эти слова не столько о деньгах, сколько о всем, что есть у человека — о душе, времени, силах, обо всей его жизни.

Путь Павла — путь апостола и миссионера. В полном смысле слова. И дело не только в том, что, пройдя всю Малую Азию, он во всех её крупных городах оставил после себя церкви. Дело ещё и в том, что он несёт с собой. Не случайно упоминает автор Книги Деяний историю юноши, который, слушая проповедь апостола, упал, убился, но был воскрешён Павлом.

Это единственное событие, о котором священнописатель рассказывает отдельно: остальное он излагает схематично, без подробностей. Он как бы хочет сказать: теперь такие события — дело достаточно обычное. Они могут произойти где и когда угодно, просто по дороге, почти что между делом. И не из-за каких-то выдающихся способностей Павла или ещё кого-то, а потому, что и Павел, и любой другой подлинный свидетель живёт жизнью того Царства, о котором рассказывает и о Царе которого свидетельствует.

Царство сопровождает Павла и других апостолов повсюду, они живут им и живут в нём. И то, что они внешне ничем не отличаются от обычных людей, связано лишь с их миссией. Воскресший Христос, шедший рядом с учениками по дороге в Эммаус, тоже казался человеком нашего непреображённого мира, но лишь до поры до времени, пока не исчез из виду Своих учеников.

Тогда-то и оказалось, что между Его миром и миром, в котором жили тогда апостолы, существует совершенно чёткая, хоть и невидимая сразу, граница. Что Царство и непреображённый мир — две разные реальности, хоть и соприкасающиеся друг с другом. Так и Павел, оставаясь жителем Царства, действует тем не менее в мире, который частью Царства ещё не стал. С тем, чтобы в конце концов это всё-таки произошло. А весь его путь, всё его служение — лишь средство для решения этой главной, Богом ему поставленной задачи.

Встреча учеников в Троаде происходит в первый день недели, и об этом собрании говорится как о чём-то привычном. Между тем перед нами важное свидетельство того, как рано в Церкви днём молитвенных и евхаристических собраний стал день Воскресения.

Почему собрание происходит ночью, только ли из-за преследований? Видимо, в какой-то степени из-за них, но вряд ли только по этой причине. Ведь новые сутки начинались с вечера, и можно представить, с каким нетерпением христиане, горя желанием поскорее встретиться со Христом в молитве и преломлении Хлеба, стремились собраться сразу же, как только заканчивался субботний покой, соблюдавшийся братьями из иудеев.

В горнице, где собрались ученики, было довольно светильников, но один из учеников сидел в стороне у окна, почему, видимо, и выключился из собрания и заснул, а в результате выпал из окна. Не у всех, пришедших в Церковь, может быть необходимый запас духовных сил, и всё-таки Учитель просил учеников бодрствовать. А тем, кто не чувствует себя в силах, лучше не забиваться в укромный уголок, а идти к свету, чтобы не свалиться куда-нибудь круче, чем свалился Евтих.

В новозаветных книгах встречается целый ряд свидетельств о воскрешении как Самим Христом, так и Его учениками умерших людей. Как же связаны эти случаи с воскресением Самого Спасителя? И как связаны они с тем воскресением, которое ждёт в конце времён каждого из нас?

Библия смотрит на человеческую жизнь, как на единство двух процессов: природного и духовного. Духовный процесс связан с тем дыханием Божиим, которое Бог «вдувает» человеку «в ноздри» (именно так в еврейском тексте) при сотворении. Этим дыханием человек жив, оно делает его образом Божиим, и то уникальное, что можно было бы определить, как человечность, связано с ним.

Жизнь же, как процесс природный, называется в Библии «душой». Мы привыкли смотреть на душу, как на средоточие личностных качеств человека, как на то, что делает его уникальным и неповторимым. Так на душу смотрели египетские жрецы и греческие философы.

Библейские же авторы под тем словом, которое обычно переводят на русский язык, как «душа», подразумевали безличную жизненную силу, общую у человека с животными. Именно эта жизненная сила и появляется в человеке после того, как Бог «вдувает» в него дыхание жизни.

Есть такая душа и у животных, у которых она связана с кровью: ведь именно кровь — основа всех жизненных процессов в животном организме. В человеке же до грехопадения она была связана с полученным от Бога дыханием жизни, а после грехопадения оказалась связана с кровью, как у животных. После грехопадения человек, как видно, стал гораздо больше похож на животное, чем на Бога, Которого он напоминал до падения.

Смерть тоже описана в Библии, как процесс двоякий. Дыхание жизни, которое человек получил от Бога, в момент смерти возвращается к Богу, а жизненная сила (душа) просто уходит, растворяясь в окружающем пространстве. Остаётся лишь очень малая её часть, которая делает возможной существование после смерти того, что называют обычно тенью человека, место пребывания которой в нижнем мире, называемом шеолом.

Вот эту-то так легко и так неизбежно уходящую жизнь и призывает Иисус отдать Ему с тем, чтобы Он придал ей новое качество, обновив её дыханием Своего Царства, частью которого она затем станет. Дыхание Царства — всё то же дыхание Божие, оно пронизывает Царство в такой полноте, которая прежде никогда человеку не открывалась.

А вот жизнь человека, его душа должна обновиться с тем, чтобы стать органичной частью этого Царства, к которому человек стремится. И воскресение Спасителя, и воскресение каждого из нас в конце времён невозможно без такого обновления, и в зависимости от того, станет ли оно для нас возможным (а помешать тут могут лишь наши нераскаянные грехи), определится наша судьба в вечности.

Бывает и воскресение иного рода, как возвращение к прежней, непреображённой жизни. Так может быть, если жизненная сила ещё не покинула человека окончательно, как в случае, описанном в Книге Деяний. Однако это ещё не преображение; это лишь возвращение к прежней, ветхой жизни, ещё один шанс, данный человеку Богом для спасения.

Речь Павла, с которой он перед уходом в Иерусалим обратился к братьям, напоминает прощальные слова Христа на Тайной Вечере, и это не может удивить, ведь и сам Павел просил христиан: «...подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4:16). Здесь нет подражательства в дурном смысле этого слова, ведь Павел не имитирует внешний облик и манеры Учителя, подобно многочисленным лжехристам и лжепророкам, а осознанно выполняет порученное ему дело, сверяя со Христом свои слова и поступки.

Перед лицом предстоящих испытаний Павел подводит итоги своего служения. Мы знаем, что оно не завершено, Павлу ещё многое предстоит сделать, но в этот момент, как и в любой, он готов держать ответ за то, что успел или не успел сделать.

Предупредив оставляемых братьев об опасностях, Павел поручает их не авторитетному руководству кого бы то ни было из апостолов или других опытных церковных людей, а Богу и слову благодати Его. Павел не подменяет Бога и Его волю человеческими мероприятиями: какими бы продуманными и необходимыми они ни были, без Него они не помогут.

Наверное, мало кто, посмотрев на свою жизнь, может сказать, что он не упустил ничего из того, что дал ему Бог. Что была использована каждая мелочь, заботливо предоставленная в наше распоряжение. А вот Павел может. Потому что «не упускал возвещать вам всю волю Божию». Подобное «неупускание» шанса, использование его в любой ситуации и есть одно из самых трудных духовных упражнений. Чем дальше, тем сложнее прощать сто раз одно и тоже. Чем дальше, тем противнее каяться в одном и том же. Все более бесполезными кажутся попытки бороться со злом. Разговоры с людьми кажутся метанием бисера перед свиньями. Чем дальше, тем больше. Но Господь на примере прощения «до седмижды семидесяти раз» (Мт 18:21-22) учит нас, что это — наша основная работа. Как бы безнадежно ни выглядела задача, мы должны с надеждой проходить одно и то же сотни, тысячи раз. Мы должны быть готовы свидетельствовать всем, что у нас есть, о Его Смерти и Воскресении. И у нас даже есть опора на этом пути. Мы знаем, что человеку подобное возможно потому, что Павел бы человек, такой же, как мы, и он так жил.

Слова Павла о том, что он «чист от крови всех» потому, что во всё время своего служения возвещал каждому волю Божью, напоминают слова, сказанные Богом одному из великих пророков Израиля, Иезекиилю, смысл которых сводился к тому, что дело пророка — свидетельствовать о том, что ему открыто Богом.

Реакция тех, кому он свидетельствует, на услышанное — не его забота: если человек не прислушается к словам свидетеля, это будет его грех и его ответственность, а свидетель, как сделавший своё дело, не понесёт ответственности за того, кто не прислушался к его словам.

Если же свидетель промолчит, скроет своё свидетельство, и тот, кого он должен был обличить, согрешит при молчании пророка, то пророк окажется ответственным за совершённый грешником грех в той же мере, как и сам согрешивший. Принцип, как видно, прост: молчащий свидетель, отказывающийся от свидетельства, становится соучастником чужого греха.

Павел, очевидно, придерживается той же позиции: он всегда оставался верным свидетелем Христа и Царства, никогда ни от кого своего свидетельства не таил, и теперь тот, кто не счёл нужным прислушаться к его словам, за последствия своего выбора будет отвечать сам. Но, конечно, в случае Павла дело осложняется ещё новой мерой ответственности и за свидетельство, и за его неприятие.

Конечно, и древние пророки свидетельствовали о вещах, с духовной точки зрения жизненно важных: если, например, они обличали отдельных людей или целые народы за нарушение заповеди, речь нередко действительно шла о жизни и смерти, о пути праведности, ведущем в жизнь, и о пути греха, ведущем к смерти.

Но здесь речь всё же шла ещё о выборе в рамках нынешнего, непреображённого порядка вещей. Павел же свидетельствует о Христе и о Царстве, ставя слушающего в ситуацию абсолютного выбора, выбора между окончательным спасением и окончательной же гибелью.

Конечно, ответственность свидетеля в такой ситуации неизмеримо выше. Но и ответственность слушающего за сделанный им выбор тоже гораздо серьёзнее. И, понимая это, апостол подводит итог своему служению: он никого не оттолкнул, ни от кого ничего не скрыл, всё, что мог, он сделал. Остальное зависит лишь от самих слушателей.

Слова, произносимые Павлом, больше всего напоминают предсмертные слова отца детям. Он уходит и не сможет уже сам лично, своей рукой, своими слезами и трудами защитить их от зла. Он в последний раз напоминает обо всем, что было главным для него. Он говорит им, что и как будет происходить, какие опасности подстерегают их. И единственное напутствие, которое он дает им, уходя, это "бодрствуйте". Это то, что сложнее всего дается в повседневной жизни – бодрствовать, бдеть, не пропускать удары, не допускать зла к себе, помнить то, чему научился, что пережил, что принял навсегда. Родителям, когда они отпускают детей в самостоятельную жизнь всегда не просто принять тот факт, что дети теперь будут все делать сами. Сами делать выбор, сами жить и сами верить. Павел, как отец эфеской общины произносит одну из самых мудрых молитв любого наставника: " И ныне предаю вас, братия, Богу и слову благодати Его, могущему назидать вас более и дать вам наследие со всеми освященными". Он отпускает их несмотря на то, что они его дети, он вырастил их и он видит все те препятствия, которые встанут у них на пути. Но он так же знает, что рано или поздно приходит день, когда каждый должен еще раз сделать выбор сам и сам пройти свой путь к Богу.

Павел прощается с пресвитерами Эфесской церкви, которую сам основал и в которой пробыл 3 года (см. Деян. 20:31). Он со всей свойственной ему бескорыстной «нескромностью» — перечисляет свои дела, которыми он послужил Богу. Он предостерегает пресвитеров от следования за лже-учителями и разделения Церкви (см. Деян.20:29-31). Христос перед крестом просил Отца соблюсти Церковь в единстве. Павел в говорит о счастье и блаженстве. Христос — призываел учеников к совершенной радости. Так подводил итог жизни Господь. И пример апостола Павла показывает, что так же можем и мы.

Отправляясь в Иерусалим, Павел понимает, что его земной путь близится к завершению. Так оно и случится: из Иерусалима он поедет в Рим уже не свободным человеком, а арестантом, отправленным на суд императора, которого Павел потребует, как римский гражданин. И теперь апостол подводит итоги своего служения. Итоги, которые включают две стороны. Одна из них связана с верностью тому, чему он всё время наставлял и учил всех, кого Бог посылал ему на пути. Павел говорит о себе, что он никогда не изменял истине, ему открывшейся, и всегда свидетельствовал о ней во всей доступной ему полноте. Вторая сторона связана с его собственной жизнью.

Апостол говорит, что присутствующим не в чем его упрекнуть: он никогда и ни в чём не нарушил Торы, о ком бы из встреченных им людей ни шла речь. В этом смысле, по собственным словам Павла, он чист, и, судя по тому, что возражений не последовало, так оно и было на самом деле. Конечно, связь проповеди человека с его жизнью осознавалась всегда: учитель по определению должен был соответствовать тому, чему он учит.

«Говорят и не делают» в этом смысле характеристика совершенно уничтожающая: так можно охарактеризовать лишь лжеучителя. Но когда дело касается христианина, связь эта становится необходимым условием пребывания человека в Царстве. Одного знания тут мало, мало даже понимания того, что узнал и осмыслил. Для жизни в Царстве необходимо осознание себя и своего понимания — то осознание, которое позволяет не только всё понимать, но и изменить свою жизнь сообразно тому, что понял и что узнал.

До тех пор, пока знание и даже понимание того, что узнал, не меняет качество духовной жизни человека, говорить об осознании ещё рано, а значит, рано говорить и о духовной цельности. Царство же требует именно этой цельности, иначе жить в нём нельзя. И Павел являет такую цельность — он говорит о себе не только как о свидетеле, но и как о жителе Царства, призывая в свидетели тех, кто видел его апостольское служение. И они соглашаются с апостолом: ведь они действительно своими ушами слышали Павла и своими глазами видели его жизнь.

Прощаясь с эфесскими пресвитерами и не надеясь их больше увидеть, апостол Павел дает им последнее наставление, как бы завещание. И, приводя себя в пример, он говорит им несколько неожиданные вещи. Мы привыкли связывать христианскую жизнь в первую очередь с трудами духовными, материальная же деятельность, светская работа для нас — как бы тягостная необходимость. То есть мы согласны ее терпеть, как нечто второстепенное, позволяющее нам выжить, но сокращающее возможности нашего «духовного» служения. Павел же предлагает воспринимать этот труд как подлинное служение и при этом работать так, чтобы не только себя и свою семью прокормить, но помогать другим, поддерживать слабых, иметь возможность раздавать. Заповеданная Христом лидирующая позиция христиан в мире («свет мира», «соль земли») состоит и в том, чтобы быть лучшими работниками, не для своей славы — но для преображения этого мира.

Благотворительность с самого начала была одним из основных церковных служений. Надо заметить, что для древнего мира такая позиция, направленная на поддержку слабых, была, как минимум, необычной: древний мир был достаточно жесток, и снисхождение к слабым или, тем более, помощь им отнюдь не была отличительной чертой древних обществ. Конечно, отдельные исключения были всегда, но они только подтверждали правило. Именно Церковь в конце концов сумела изменить сознание общества в том, что касается милосердия, благотворительности и поддержки слабых.

Но было ли это для Церкви самоцелью? Ведь она создавалась отнюдь не как благотворительная организация, а как сообщество людей, живущих в Царстве. А благотворительность была лишь внешним проявлением этой жизни Царства. Это была модель отношений Царства, применённая к непреображённому миру. Апостол описывает её в трёх словах: блаженнее давать, нежели брать. И дело тут вовсе не в том, что Царство состоит из одних альтруистов: ведь альтруизм, в сущности, представляет собой не что иное, как обратную сторону эгоизма. Дело в том, что Царство достаётся каждому даром, совершенно незаслуженно. А все усилия, которые требуются при этом от человека, суть усилия, направленные не на то, чтобы Царство получить, а на то, чтобы его удержать. А получает человек Царство даром, и никак по-другому этого произойти не может. И чаще всего обретает он его благодаря свидетельству того, кто получил его ещё раньше. Свидетельство и есть, в сущности, дарение — дарение того Царства, которое прежде получил сам и тоже, как дар.

Таков механизм распространения Царства в мире — через свидетелей, от сердца к сердцу. Но ведь Спаситель, говоря о том, что нужно искать Царства, добавлял: «...и это всё приложится вам», - подразумевая под «этим всем» то, что нужно человеку для жизни в непреображённом мире. И Церковь в своей жизни воссоздала эту модель, свидетельствуя не только о Царстве, как о реальности преображающегося мира, но и о Царстве, как о том, что определяет жизнь Церкви здесь и теперь: приобщение к Царству и к Церкви давало человеку всё необходимое, чтобы не умереть с голоду, и тот, кто этого необходимого не имел, получал его, в качестве помощи, от Церкви, засвидетельствовавшей ему о Царстве. Речь идёт, разумеется, не о благотворительности самой по себе, которая превращалась бы в самоцель, а о том, чтобы человек, нашедший Царство, не умер бы с голоду на его пороге.