Мысли вслух на Евр 12:1-17

Подобно своему учителю, автор послания сравнивает духовный путь с соревнованиями бегунов на стадионе: каждому предстоит свой забег, и добежать до цели может лишь тот, кто будет бежать, не теряя из виду Иисуса, Который опередил всех бегущих, так, что все остальные бегут за Ним, уже достигшим цели (ст. 1 – 2). При этом он напоминает своим читателям, что события их собственной жизни, которые они воспринимают, как наказание от Бога, вовсе не свидетельствуют о том, что Бог их отверг и им нечего больше надеяться на спасение. Автор послания приводит им в пример Самого Христа, Которому пришлось перенести наказание, которого Он вовсе не заслуживал, но, отвергнув которое, Он не смог бы сделать для ищущих Царства и спасения того, что Он для них сделал (ст. 3 – 5). Опираясь на традицию, отражённую в Книге Притчей, автор напоминает своим читателям о том, что наказание — не зло само по себе, что оно — часть того, что мы называем сегодня воспитательным процессом, притом часть необходимая, и, поскольку отношения Бога с человеком предполагают и воспитательный аспект тоже, наказание становится неизбежным, иначе отношения между Богом и верными были бы не отношениями отца и детей, а отношениями чужих друг другу людей (ст. 6 – 11).

Конечно, если иметь в виду приведённую автором аналогию, приходится думать, что речь идёт о гонениях за веру, на что прямо намекает фраза автора «вы ещё не до крови сражались, борясь с грехом» (ст. 4), ведь, говоря о пролитии крови в борьбе, авторы новозаветных книг практически всегда имеют в виду исповедничество или мученичество. Но автор послания привносит новые смысловые оттенки в традиционное выражение. Возможно, это было связано с тем, что некоторые из его современников стали воспринимать гонения и преследования в традиционно иудейском духе не как неизбежность, а как наказание Божие за те или иные грехи, совершённые общиной в целом или отдельными людьми. Автор же прямо говорит им о том, что гонения могут стать и наказанием за грех в том случае, если сами гонимые забудут о страданиях Христа. В таком случае то, что могло бы стать свидетельством, каким оно становилось для свидетелей, понимавших смысл происходящего, оказывалось наказанием для тех, кто искал лёгкого пути, пытаясь избежать того, о неизбежности чего Спаситель прямо и совершенно однозначно предупреждал Своих последователей, притом предупреждал неоднократно. А целью наказания было, в данном случае, напомнить верным о пути, с которого они свернули или готовы были свернуть, забыв о цене, заплаченной Спасителем за торжество того Царства, к которому и они сами приобщились, избрав путь, показавшийся им теперь слишком тяжёлым.

Павел пишет о том, что Иисус претерпел крест «вместо предлежавшей Ему радости». Мы так привыкли к тому, что Иисус пришёл на землю, воплотился, стал одним из нас, чтобы умереть за нас. Это так очевидно — всё ради нашего спасения. И мы просто забываем о том, что Сыну Божию вообще-то самой Его Божественной природой предназначена совсем даже не смерть, а радость. То, что Он сделал для нас, вовсе не само собой разумеется. Намного естественнее для Него было бы прийти во славе, с воинством Ангелов, и воссесть на престоле над всею землёй. Маленькая проблема заключается в том, что наше спасение не совершилось бы. Так вот апостол Павел сегодня и напоминает нам о том, ЧТО сделал для нас Иисус и насколько это не само собой разумеется. Кроме того, эта мысль может поддерживать и нас в наших искушениях: когда хочется пойти по пути наименьшего сопротивления, стоит вспомнить о том, что и Иисусу был вполне доступен более лёгкий путь...

Слова автора послания о наказании для современного уха звучат странно. Оно, впрочем, и неудивительно: основанное на постулатах гуманизма восприятие мира и человека действительно в значительной мере обессмысливает понятие наказания в его традиционном понимании. Гуманизм ведь основан на представлении о том, что человек изначально или хороший, или вообще никакой, и, если правильно его воспитывать, то от наказаний, вполне возможно, можно будет просто отказаться совсем: ведь тогда ребёнок, взрослея, и без наказаний всё будет понимать и воспринимать правильно, сообразно и адекватно тому, как его будут воспитывать.

Попросту говоря, если не портить ребёнка неправильным воспитанием и плохой средой, то и наказывать его не придётся потому, что он будет «расти хорошим». Библия, однако, видит человека вовсе не таким. С одной стороны, все мы сотворены по образу и подобию Божию, с другой — мы падшие люди, и грехопадение оставило на каждом из нас свою печать. Люди рождаются отнюдь не хорошими — в этом и состоит проблема, которой не замечает или не хочет замечать гуманизм.

Всякое становление человека, а духовное его становление в особенности, представляет собой, в сущности, процесс непрерывной, иногда весьма жёсткой, коррекции. И Богу приходится корректировать человека, которого Он ведёт за Собой, больше, чем любому из земных воспитателей. И если земные родители, как правило, готовы сделать всё, чтобы их ребёнок вырос нормальным человеком, даже если для этого придётся прибегнуть к наказанию, то тем более Бог сделает всё для тех, кто Ему доверился.

Конечно, тут свобода: нет доверия — нет пути, нет и наказания. Но тогда нет и нормальных, полноценных отношений с Богом — не потому, что Бог любит наказывать, а потому, что для нормальных с Ним отношений надо стать нормальным человеком. В идеале — человеком, свободным от греха и живущим жизнью Царства. Чтобы сделать падшего человека таким, работать с ним Богу иногда приходится предельно жёстко. Согласие человека на такую работу — необходимый элемент духовного пути вообще и пути христианина в частности, о чём и напоминает автор послания своим читателям.

Продолжая разговор о христианской жизни, автор послания обращает особое внимание своих читателей на то, чтобы в их среде не укоренился какой-нибудь, по его словам, «горький корень». Под «горьким корнем», учитывая традиционное еврейское словоупотребление, подразумевался обычно «корень греха», то есть грех, укоренившийся в человеческом сердце или в каком-нибудь человеческом сообществе. И дело тут не только в желании, как говорится, соблюсти чистоту рядов. И даже не только в том, что худые сообщества, как было известно даже язычникам, развращают добрые нравы.

Дело в том, что всякий грех, ставший нормой и воспринимаемый как норма, нарушает нормальное существование Церкви как тела Христова, независимо от того, замечают это члены Церкви или нет. Собственно, уже в дохристианские времена было известно, что грех оскверняет, притом не только тех, кто грешит, но и тех, с кем грешник находится в общении. Конечно, в таком взгляде было немало архаичного, магического, особенно если вести речь о массивом религиозном сознании допленной эпохи.

Но было и нечто иное, уже не столь архаичное и связанное с восприятием народа Божия как единого духовного целого, как своего рода духовного тела. В таком случае было очевидно, что грех конкретного человека, принадлежащего к духовному телу, оказывается чем-то большим, чем только его личная проблема. Его грех оказывается проблемой народа-общины, к которой человек принадлежит. И уж тем более всё сказанное верно применительно к Церкви как телу Христову: тут ведь речь идёт о людях, призванных к жизни Царства, с которой несовместим никакой грех.

И если в таком сообществе грех укореняется и становится нормой, то все, разделяющие его, фактически перестают быть частью тела Христова. Церковь тогда фактически исчезает, сохраняя лишь видимость себя настоящей. Такая подмена тем опасней, что зачастую, особенно вначале, она мало заметна, так, что многим может показаться, будто у них в церкви всё в порядке. Вот об этой опасности незаметной духовной порчи церковного тела и напоминает своим читателям автор послания.

Призывая своих читателей к решимости и духовной собранности, автор послания напоминает им о том, что любой грех может легко перечеркнуть все прежние духовные достижения (ст. 12 – 17). Такое напоминание было не лишним: оно возвращало духовной жизни её христианский смысл. По-видимому, в церковных общинах в это время наметился некий откат к ветхозаветному пониманию греха и праведности. Такое понимание предполагало возможность неоднократного раскаяния в совершённом грехе и последующего очищения, избавляющего от его последствий. На христианство сторонники такого уклада духовной жизни смотрели, в сущности, как на некую новую религию. Вероятно, после катастрофы 70 г. подобного рода взгляды и представления распространились в христианской среде достаточно широко на фоне некоторого угасания надежд на скорое возвращение Спасителя и торжество Царства.

Долгое ожидание обещанного способствовало духовному расслаблению ожидавших, реальность Царства для многих отступала на второй план, а в таком случае религиозность неизбежно должна была выйти на первый: ведь именно религия во все времена определяла формы жизни тех, кто искал контакта с высшими силами, будь то язычники или верующие в Единого. И перед каждым христианином снова вставал вопрос, стоявший уже перед фарисеями, к которым обращался Иисус: что выбрать, религию или Царство? Этот выбор и определял отношение к греху. Те, для кого христианство было религией, считали, подобно всем религиозным людям, что грех — неизбежный спутник человеческой жизни, которому можно и нужно противостоять, но от которого невозможно избавиться полностью, и они были совершенно правы постольку, поскольку речь шла о религии: ведь никакая религия не может избавить человека от власти законов непреображённого мира. Автор же послания вслед за своим учителем не устаёт напоминать о том, что христианство — не религия, а жизнь в Царстве, где греху места нет и быть не может. При таком подходе грех — не рядовое событие в жизни христианина, а самая настоящая духовная катастрофа, которая не может не отразиться на жизни всей церковной общины. И ученик апостола Павла не собирается в данном случае смягчать краски: ведь речь идёт о Царстве, а здесь каждый должен сделать свой выбор с полным пониманием и с полной ответственностью за принятое решение.

«Бескавычная» цитата из книги пророка Исаии указывает на наступившее мессианское время, время, когда пришедший в мир Христос указывает и открывает все пути. Его пути — не наши пути, они — прямые. А наши пути непрямы не потому, что дорога крива, а потому что нас «заносит», и ослабевшие ноги не могут нас удержать. Вот Писание нас и призывает сосредоточить свое внимание на прямизне пути, идти и постоянной тренировкой укреплять дряблые мышцы, чтобы возник навык прямохождения. Конечно, все это метафора, где путь означает жизнь, а ноги, колени, мышцы — это, прежде всего, наша воля.

Вот Павел и сказал это. А так хотелось пройти где-нибудь с краешку, ну так, более-менее прилично... Уложиться в рамки «приемлемого поведения»... А он говорит жёстко: «Святость, без которой никто не увидит Господа». Вот так. Мы-то всё говорим — одно дело святые, другое дело мы, обычные люди... Апостол Павел выбивает почву из-под ног. Может, и правда они умнее, праведнее, может, и правда им легче, чем нам. Да вот только нам всё это ничем не поможет. Без святости увидеть Господа невозможно. Но суть святости — не в том, чтобы «не делать того, сего, пятого и двадцатого». Вспомните, что еврейское слово «кадош», переводимое как «святой», в дословном переводе означает «отделённый». Святой — тот, кто полностью принадлежит Богу, а не миру. И вот без этой отделённости от мира и отданности Богу увидеть Его... невозможно.

Сегодня мы читаем о выборе человека. О том, что Моисей "поношение Христово почел большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища; ибо он взирал на воздаяние". И о том, что основанием для выбора служит вера. Вера в то, "что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее". Но это не вера в то, что по исполнению закона дается воздание. Это деятельное доверие Христу. Вера в Его постоянное присутствие. Вера в Его любовь. Вера, как верность. Как верность тому пути, который Он нам предлагает. Верность Его замыслу, по которому мы не должны были покинуть рая. Уверенность в том, что жизнь со Христом больший труд и большая работа, чем все то, что мы делаем в этом мире. И, что это самое достойное из всего, что предлагается нам. Не отвергая дел этого мира. Но радея только о пользе душе и проповеди Евангелия.