Служение учителя в первохристианской Церкви было прежде всего служением слова. Учитель, или раввин, в церковной общине брал на себя тщательное изучение Торы и обучение Торе других, прежде всего в практической плоскости.
Разумеется, это практическое обучение в Церкви проходило в контексте христианских интерпретаций Торы. И тут вопрос духовного состояния самого учителя становился основополагающим. Служение учителя-раввина как никакое другое легко и быстро обнаруживало разрыв между знанием и даже пониманием основополагающих вещей, связанных с Торой и с духовной жизнью вообще, с одной стороны, и осознанием тех же самых вещей, с другой.
Узнать и даже понять, что такое, к примеру, внутренняя Тора, куда проще, чем осознать её присутствие в собственной жизни и соответственно эту самую жизнь изменить. Осознание предполагает внутренние изменения человека, соответствующие тому, что он знает теоретически. Тогда меняется и вся жизнь человека, а не только его взгляды и мировоззрение. Критерием же внутренних изменений является как раз именно речь.
Тут Иаков не оригинален, он лишь напоминает о том, что должно было быть достаточно хорошо известно его читателям из весьма популярных в те времена сборников афоризмов, входящих в книги, которые мы сегодня называем учительными. Достаточно открыть, к примеру, Книгу Притчей, чтобы обнаружить там целый ряд афоризмов, описывающих, как мудрый человек хранит уста и обуздывает язык, в отличие от глупца, который этого делать не умеет.
Иаков лишь напоминает об этих достаточно очевидных вещах. В самом деле: чтобы с языка ничего такого не «срывалось», человек должен серьёзно измениться внутренне. Изменения должны затронуть его психику настолько глубоко, чтобы даже подсознание перестало жить своей жизнью. Тут мало только знания и понимания, тут нужно то самое осознание. А если его нет, тогда учителем лучше не становиться: ведь разрыв между знанием и осознанием — штука крайне опасная и духовно разрушительная. А иногда и не только духовно.