Праведность всегда была объектом зависти и ненависти тех, кто не хотел идти путём праведности. Возражения выдвигались самые разные: трудно, вовсе невозможно, невыгодно, бессмысленно… А за всеми возражениями всегда стояло одно: страх. Чего же боится нечестивец? Чем может праведник ему угрожать? Бывает, конечно, своеобразная агрессивная «праведность», носители которой считают, что грешник заслуживает смерти или, как минимум, сурового наказания за свой грех.
Но настоящий праведник такую позицию не занимает никогда. Он всегда однозначно и жёстко осуждает грех, но никогда не спешит выносить приговор грешнику. И дело тут не в мягкосердечии или нерешительности, а в том, что всякая человеческая праведность — следствие не отсутствия греха в жизни праведника, а противостояния ему. Всякий настоящий праведник понимает, что он не безгрешен и за Богом идёт вопреки своим грехам. Так же, как понимает он и то, что его путь закончится в день Суда вместе со всеми остальными, будь они праведниками или грешниками. Тогда-то и станет ясно, кто чего стоит. Поэтому праведник не спешит с выводами, когда дело касается ближнего.
Угроза нечестивцу от праведника в другом. Она в самом факте существования праведности и праведников. В факте наличия альтернативы тому мироустройству, которое основано на лжи и на зле. Конечно, иной раз нечестивцу бывает досадно видеть кого-то, кого он ощущает лучшим себя, несмотря на всю свою браваду. Но дело всё же не только в этой досаде, а в том, что наличие альтернативы привычному для нечестивца порядку вещей обесценивает и в конце концов неизбежно разрушает этот порядок. Попытка заставить праведника свернуть с пути праведности, задействуя всю силу зла, в котором лежит падший мир, выглядит на таком фоне вполне естественной. Праведнику как бы говорят: тебе легко быть праведником и говорить о праведности, пока ты не увидел мир таким, какой он есть, без прикрас, во всей полноте его безобразия.
Посмотрим, что ты скажешь, когда это увидишь! Если же и в такой ситуации праведник остаётся верен себе и Богу, нечестивец обычно теряется, хоть и стремится этого не показать. Оно и неудивительно: ведь торжество праведности перед лицом мирового зла может означать лишь одно: этому злу и миру, который лежит во зле, альтернатива действительно есть. Есть Царство, где ни злу, ни греху нет места, и оно сильнее мирового зла. А значит, зло обречено. Вместе с теми, кто им живёт и его защищает.
1-2 "Неправо умствующие" утверждают, что человек происходит от случайного сочетания элементов и атомов, которое полностью распадается при наступлении смерти.
10 "Будем притеснять бедняка праведника" - речь, исполненная сарказма: праведник беден, хотя Писание ясно утверждает противоположное (Пс 36:25; Пс 111:3; Притч 3:9-10; Притч 12:21и т.д.). "Не пощадим вдовы... " - именно тех, кого Писание предписывает уважать и защищать.
11 "Сила наша да будет законом правды" - эта установка, следствием которой является презрение к слабому, подменяет Закон, указывающий путь правды. В Библии неоднократно описываются периоды торжества грубой силы (Иов 12:6; Авв 1:1-11).
13 Праведник "объявляет себя имеющим познание о Боге" - познание не только единого Бога, но и Его воли (Рим 2:17-20), служащей светом жизни праведника.
15 "Жизнь его не похожа на жизнь других" - нечестивые повторяют упреки евреям, осуждаемым язычниками за то, что они отличаются от других народов своими верованиями и обычаями.
20 "Осудим его на бесчестную смерть, ибо по словам его, о нем попечение будет" (букв - "он будет посещен" - подразум. Богом). Автор имеет в виду александрийских иудеев. Над ними насмехаются и их преследуют иудеи-отступники и их союзники-язычники. Этот частный случай как бы прообразует гонения праведников, прежде всего Праведника в абсолютном смысле, т.е. Христа (ср Евр 12:3). НЗ-ные писатели обратили внимание на сходство между приговором, вынесенным праведнику, называвшему отцом своим Бога (ст Евр 12:16-20), и осуждением Христа на мучение и бесчестную смерть (ср Мф 27:43; Ин 19:7), и многие Отцы Церкви находят в этих стт мессианский смысл.
21 "Они не познали тайн Божиих" - относительно бессмертия человека.
24 "Завистью диавола вошла в мир смерть" (евр "сатаны", ср Иов 1:6). Автор толкует в этом стихе 3-ю гл Бытия (ср Ин 8:44; 1 Ин 3:8; Откр 12:9; Откр 20:2). Диавол вводит в мир смерть духовную, тогда как смерть физическая является ее последствием (ср Прем 1:13; Рим 5:12сл).
Греч, книга Прем принадлежит к числу книг второканонических. Ею пользовались Отцы 2 века по Р.Х., и, несмотря на некоторые колебания и возражения, высказывавшиеся, в частности, бл. Иеронимом, она была признана богодухновенной, наряду с книгами евр. канона. В первой части книги показывается роль Премудрости в жизни человека и сравнивается участь праведников и нечестивых (Прем 1-5). Во второй части (Прем 6-9) говорится о происхождении и природе Премудрости и указываются средства ее приобретения. В последней части Прем (Прем 10-19), после краткого введения, повествующего о происхождении рода человеческого, возвеличивается действие Премудрости Божией в истории избранного народа, особенно в переломный момент этой истории — при освобождении из Египта. Длинное отступление (Прем 13-15) содержит строгую критику идолопоклонства.
Речь в этой книге ведется от имени царя Соломона, хотя на это в тексте есть только косвенные указания (Прем 9:7-8, Прем 9:12), и по греч. она озаглавлена «Премудрость Соломона». Автор говорит в ней, как царь, (Прем 7:5; Прем 8:9-15) и обращается к своим собратьям-царям (Прем 1:1; Прем 6:1-11, Прем 6:21). Но это, несомненно, литературный прием: цель автора — придать своему учению больше авторитета; поэтому он влагает его в уста величайшего мудреца Израиля. На самом деле книга целиком написана по-гречески. Высказывалось предположение, что существует евр. оригинал первой части, но оно оказалось необоснованным. Композиционное единство книги соответствует единству ее блестящего языка. Автор Прем — безусловно еврей, исполненный веры в «Бога отцов» (Прем 9:1), гордящийся своей принадлежностью к «народу святому», к «семени непорочному» (Прем 10:15), но еврей эллинизированный. Значение, которое он придает событиям Исхода, противопоставление египтян израильтянам и критика зоолатрии (зверопоклонства) показывают, что он жил в Александрии, ставшей при Птолемеях одновременно столицей эллинизма и городом евр. диаспоры, т.е. рассеяния. Он цитирует Писание по пер. LXX, сделанному в этой среде. Из этого можно заключить, что он жил в более позднее время, чем LXX, хотя и не знал произведений Филона Александрийского (ок 20 г. до Р.Х. — 54 г. по Р. Х.). Со своей стороны, Филон, очевидно, не испытал влияния кн. Премудрости, но между его произведениями и этой книгой есть много точек соприкосновения; они создавались в сходной среде и приблизительно в одно и то же время. Мы не можем категорически утверждать, что кн. Прем была использована авторами НЗ, но все же вероятно, что как ап. Павел, так и еванг. Иоанн находились под ее влиянием и что последний ассимилировал некоторые ее идеи, с помощью которых он сформулировал свое учение о Слове. Книга могла быть написана во второй половине первого века до н.э. Это самая поздняя из книг Ветхого Завета, не считая 3 Езд (апокриф).
Свящ. писатель обращается в первую очередь к иудеям — своим соотечественникам, верность которых ягвизму была поколеблена притягательностью александрийской цивилизации: расцветом философских школ, развитием научных знаний, мистериальными религиями, астрологией, герметизмом, привлекательными народными культами. Некоторая осторожность в выражениях автора показывает, что он имеет в виду и читателей язычников, которых надеется привести к истинному Богу, любящему всех людей.
После всего сказанного неудивительно, что в кн. Прем встречаются точки соприкосновения с греческой философской мыслью. Философские системы и астрологические теории были, очевидно, известны автору не менее, чем любому образованному александрийцу той эпохи. Эллинистическому образованию он обязан и умением пользоваться абстрактной лексикой, дискурсивным методом (евр. язык той эпохи не предоставлял для этого возможностей) и знакомством со многими философскими категориями и терминами. Эти заимствования, однако, второстепенны и служат лишь для выражения мыегш, вскормленной Ветхим Заветом.
Автор книги не философ и не богослов, он остается типичным «мудрым» Израиля. Подобно своим предшественникам, он призывает к исканию Премудрости, ибо она исходит от Бога, достигается молитвой, является источником добродетелей и подательницей всяких благ. Отличаясь большой широтой взглядов, он приписывает Премудрости и последние достижения науки (Прем 7:17-21; Прем 8:8). Вопрос воздаяния, который тревожил стольких мудрецов, получил у него определенное разрешение. Используя платоновское учение о различии тела и души (ср Прем 9:15) и о бессмертии души, он утверждает, что Бог создал человека для «нетления» (Прем 2:23), что награда премудрости и есть это нетление, обеспечивающее близость к Богу (Прем 6:18-19). Происходящее в этом мире — лишь приготовление к другой жизни, в которой праведники будут жить пред лицом Божиим, а нечестивые будут наказаны (Прем 3:9-10). Автор ничего не говорит о воскресении во плоти, но, по-видимому, провидит возможность воскресения тел в одухотворенном виде, сочетая таким образом греческое представление о бессмертии с библейским учением, постепенно предвосхищающим возможность телесного воскресения (кн Дан).
Премудрость для него, как и для его предшественников, есть одно из свойств Бога. Именно Премудрость упорядочила все творение и руководит всеми событиями истории. Все, что ей приписывается начиная с гл. 11, относится непосредственно к Богу, ибо она отождествляется с Богом, правящим миром; с другой стороны, она именуется «излиянием славы Вседержителя... отблеском вечного света... образом Его благости» (Прем 7:25-26) и, следовательно, представляется как бы отличной от Бога, в то же время являясь излучением Божественной сущности. Это не значит, что автор идет здесь дальше других мудрых Израиля и рассматривает Премудрость как Ипостась. Однако все его рассуждения о природе Премудрости (Прем 7:22-8:8) свидетельствуют о прогрессе в формулировке и об углублении древних идей.
Размышляя о прошлом Израиля (Прем 10-19), автор следует за своим предшественником — Сыном Сираховым (ср Сир 44-50, ср также Пс 77, Пс 104, Пс 105, Пс 134, Пс 135), но ему нельзя отказать в независимости суждений. Он ищет объяснения событий и как бы намечает религиозную философию истории, предлагающую новое толкование библ. текстов: таково, напр., суждение о долготерпении Божием по отношению к Египту и Ханаану (Прем 11:15-12:28). Отсюда проистекает и другая особенность его метода: библейский рассказ служит аргументом для доказательства определенного тезиса. Гл. 16—19 являются лишь пространной антитезой участи египтян и израильтян. В них автор обогащает рассказ вымышленными подробностями, сближает различные эпизоды, порой даже сгущает краски. Перед нами яркий пример мидрашистской эгзегезы, которую впоследствии культивировали раввины.
Текст кн Премудрости сохранился в четырех больших рукописях: в (Vaticanus 4b), (Sinaiticus 4b), A (Alexandrinus 5b) и С (Codex Ephaemi rescriptus 5b), а также во многих второстепенных.
«Книгами Премудрости» или «мудрых» называют пять книг: Иова, Притчей, Екклесиаста, Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой. К ним присоединили Псалтирь и Песнь Песней, в которых мы находим ту же направленность мысли, выраженной в поэтической форме. Произведения такого рода были распространены на всем древнем Востоке. В Египте на протяжении его вековой истории появилось немало книг мудрости. В Месопотамии, начиная с шумерийской эпохи, составлялись притчи, басни, поэмы о страдании, в какой-то мере напоминающие нам кн. Иова. Эта месопотамская мудрость проникла в Ханаан: в Рас-Шамре были найдены тексты о мудрости на аккадском языке. «Премудрость Ахиахара», появившаяся в Ассирии и распространившаяся в кругах, говоривших по-арамейски, была затем переведена на несколько древних языков. Этот род мудрости по существу международен и не является собственно религиозным. В центре внимания мудрых стоит жизненный путь человека, но их метод — не философская рефлексия, как у греков, а собирание плодов жизненного опыта. Они преподают искусство жить и находиться на интеллектуальном уровне своей среды и эпохи; учат человека сообразовываться с порядком мироздания и указывают, как достигать счастья и успеха. Однако их советы не всегда приводят к желанным результатам, и этот опыт служит исходной точкой пессимизма, которым проникнут ряд произведений мудрости как в Египте, так и в Месопотамии.
Такая мудрость процветала и у израильтян. Характерно, что израильские мудрецы признавали свою связь с мудростью «сынов Востока и Египта» и лучшей похвалой премудрости Соломона считали утверждение о ее превосходстве над мудростью языческой (Ki1 4:29). Широкой известностью пользовались аравийские и едомские мудрецы (Jer 49:7; Bar 3:22-23; Oba 1:8). Иов и его три друга-мудреца жили в Едоме. Автор кн. Товита знал Премудрость Ахиахара, а Pro 22:17-23:11 напоминают египетские изречения Аменемопе. Некоторые псалмы приписаны Еману и Ефану, которые, согласно Ki1 4:31, были ханаанскими мудрецами. Притчи содержат Слова Агура (Pro 30:1-14) и Слова Лемуила (Pro 31:1-9), которые оба происходили из племени Масса, жившего в северной Аравии (Gen 25:14).
Поэтому не удивительно, что первые израильские произведения мудрости во многом родственны произведениям соседних народов. Наиболее древние части кн. Притч содержат одни только предписания человеческой мудрости. Самые важные богословские темы Ветхого Завета: Закон, Союз-Завет, Избрание, Спасение — в этих книгах почти не затрагиваются. Исключение составляют кн. Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой, написанные значительно позже. Израильские мудрецы как будто бы не интересуются историей и будущим своего народа. Подобно своим восточным собратьям, они больше заняты личной судьбой человека, но рассматривают ее в более высоком плане — в освещении религии Ягве. Таким образом, несмотря на общность происхождения, между мудростью языческой и израильской имеется существенное различие, усиливающееся по мере того, как постепенно раскрывается Откровение.
Противопоставление мудрости и безумия становится противопоставлением правды и неправды, благочестия и нечестия. Истинная премудрость — это страх Божий, а страх Божий — синоним благочестия. Если восточную мудрость можно определить как своего рода гуманизм, то премудрость израильскую можно назвать гуманизмом религиозным.
Однако эта религиозная ценность премудрости выявилась не сразу. Содержание евр. термина «хохма» весьма сложно. Он может обозначать ловкость движений или профессиональную сноровку, политическое чутье, проницательность, а также и хитрость, умение, искусство магии. Такая человеческая мудрость может служить как добру, так и злу, и эта двузначность в какой-то мере объясняет отрицательные суждения некоторых пророков о мудрецах (Isa 5:21; Isa 29:14; Jer 8:9). Этим объясняется также, что в евр. письменности тема Премудрости Божией (евр. «хохмот» — множ. число, употребляемое в значении превосходной степени) появляется довольно поздно, хотя происхождение мудрости от Бога никогда не отрицалось, и уже в Угорите мудрость считалась свойством великого бога Эла. Только после Плена стали утверждать, что Бог мудр Премудростью надмирной, действие которой человек видит в творении, но которая в своей сущности недосягаема и «неисследима» (Job 28; Job 38-39; Sir 1:1-10; Sir 16:24 сл; Sir 39:12 сл; Sir 42:15-43:33 и т.д.). В большом прологе кн. Притч (Pro 1-9) Премудрость Божия говорит как некое лицо, она присуща Богу от вечности и действует с Ним в творении (гл. обр. Pro 8:22-31). В Sir 24 Премудрость сама свидетельствует, что она вышла из уст Всевышнего, обитает на небесах и послана Израилю от Бога. В Wis 7:22-8:1 она определена как излияние славы Всемогущего, образ Его совершенства. Так Премудрость, являясь свойством Божиим, отделяется от Него и представляется как Личность. Для ветхозаветного человека эти выражения являются, по-видимому, яркими поэтическими сравнениями, но в них уже заложена тайна, подготавливающая откровение Св. Троицы. Подобно Логосу в евангелии от Иоанна, эта Премудрость одновременно и в Боге и вне Бога, и во всех этих текстах обосновывается наименование «Премудрость Божия», которое ап. Павел дает Христу (Co1 1:24).
Вопрос об участи человека тесно связан у мудрецов с проблемой воздаяния. В древних частях Притч (Pro 3:33-35; Pro 9:6, Pro 9:18) Премудрость, т.е. праведность, непременно ведет к благополучию, а безумие, т.е. нечестие, приводит к разорению, ибо Богу свойственно награждать добрых и наказывать злых. Однако жизненный опыт зачастую как будто противоречит такому взгляду. Как объяснить бедствия, постигающие праведников? Этой проблеме посвящена кн. Иова. Те же вопросы, хотя и в несколько другом аспекте, тревожат Екклесиаста. Сын Сирахов в основном придерживается традиционных взглядов и хвалит счастье мудрого (Sir 14:21-15:10), но его преследует мысль о смерти. Он знает, что все зависит от этого последнего часа: «Легко для Господа в день смерти воздать человеку по делам его» (Sir 11:26, ср Sir 1:13; Sir 7:36; Sir 28:6; Sir 41:12). Он смутно предчувствует откровение о конечной участи человека. Вскоре после него пророк Даниил (Dan 12:2) уже ясно выражает веру в загробное воздаяние, связанное с верой в воскресение мертвых, так как евр. мысль не представляет себе жизни духа, отделенного от плоти. Параллельное и вместе с тем более разработанное учение появляется в александрийском иудаизме. Учение Платона о бессмертии души помогло евр. мысли осознать, что «Бог создал человека для нетления» (Wis 2:23) и после смерти праведники вкусят вечное блаженство у Бога, а нечестивые получат заслуженное наказание (Wis 3:1-12).
Исходной формой письменности мудрых можно считать машал (в русском переводе — притча). Таково во множественном числе заглавие книги, которую мы называем кн. Притчей. Машал — это краткое, выразительное изречение, близкое к народной мудрости, сохранившейся в пословицах. Древние сборники притчей содержат лишь подобные краткие изречения, но со временем машал развивается, достигая размеров небольшой притчи или аллегорического повествования. Это развитие, ясно выраженное в дополнительных разделах и особенно в прологе кн. Притчей (Pro 1-9), ускоряется в последующих книгах мудрых: кн. Иова и Премудрости Соломоновой представляют собой крупные литературные произведения.
Первоначальное происхождение мудрости следует искать в жизни семьи или рода. Наблюдения над природой или людьми, накоплявшиеся из поколения в поколение, выражались в изречениях, в народных поговорках, в пословицах, имевших моральный характер и служивших правилами поведения. Аналогично происхождение первых формулировок обычного права, которые иногда близки не только по содержанию, но и по форме изречениям мудрости. Эта традиция народной мудрости продолжала существовать параллельно с возникновением письменных сборников мудрости. Ей обязаны своим происхождением, напр., притчи в Sa1 24:14; Ki1 20:11, басни в Jdg 9:8-15, басня в Ki2 14:9. Даже пророки черпали из этого наследия (напр. Isa 28:24-28; Jer 17:5-11).
Краткие изречения, запечатлевающиеся в памяти, предназначаются для устной передачи. Отец или мать учит им своего сына дома (Притч Pro 1:8; Pro 4:1; Pro 31:1; Sir 3:1), а затем мудрые продолжают преподавать их в своих школах (Sir 41:23; Sir 41:26; ср Pro 7:1 сл; Pro 9:1 сл). С течением времени мудрость становится привилегией образованного класса: мудрые и книжники фигурируют рядом в Jer 8:8-9. Сын Сирахов Sir 38:24-39:11 восхваляет профессию книжника, дающую ему возможность приобретать мудрость в противоположность ручным ремеслам. Из книжников выходили царские чиновники, и учение мудрости культивировалось сначала при дворе. То же самое происходило и в других центрах восточной мудрости, в Египте и в Месопотамии. Один из сборников притчей Соломона был составлен «мужами Езекии, царя Иудейского», Pro 25:1. Эти мудрецы не только собирали древние изречения, но и сами писали. Два произведения, составленные, по всей вероятности, при дворе Соломона — история Иосифа и история преемства престола Давидова — можно тоже рассматривать как писания мудрых.
Таким образом, круги мудрых значительно отличаются от той среды, в которой появились священнические и пророческие писания. Jer 18:18 перечисляет три различных класса — священников, мудрых и пророков. Мудрые не особенно интересуются культом, их как будто не волнуют несчастья их народа и не захватывает поддерживающая его великая надежда. Однако в эпоху Плена эти три течения сливаются. В прологе Притчей слышится тон пророческой проповеди, в кн. Сир (Sir 44-49) и Прем (Wis 10-19) содержится много размышлений над Священной историей; сын Сирахов почитает священство, ревнует о культе и даже отождествляет Премудрость и Закон (Sir 24:23-34): перед нами уже союз книжника (или мудрого) с законоучителем, который можно видеть и в евр. среде евангельских времен.
Так завершается долгий путь, начало которому в ВЗ положил Соломон. Все учение мудрых, постепенно преподававшееся избранному народу, подготавливало умы к восприятию нового откровения — откровения Воплощенной Премудрости, которая «больше Соломона» (Mat 12:42).
1-5 Излагаются взгляды вольнодумцев на человеческую жизнь и на судьбу человека по смерти.
В греческом тексте 1-й ст. 2-й гл. связан с предшествующим частицей — γὰρ — ибо ( εἰ̃πον γὰρ...), значит этот стих дает основание для мысли предшествующего 16 ст. и тесно с ним связан. Нечестивые потому достойны смерти (1:16), что они на жизнь смотрят, как на случайность, и ни в какое бессмертие не верят (2:1).
1 Неправо умствующее (λογισάμενοι οὐκ ὀρθω̃ς) это — не неправильно мыслящие; берется здесь не интеллектуальная сторона, а нравственная: люди превратно настроенные (см. о λογισμός замеч. к 1:3).
Говорили сами в себе, вернее между собою (μηδεὶς ἡμω̃ν). Вольнодумцы высказывают три мысли: 1) о краткости человеческой жизни; 2) о неизбежности смерти и 3) отрицают возможность жизни для человеческого духа по смерти тела.
Коротка и прискорбна наша жизнь. Подобные выражения мы находим и в других местах Св. Писания (Быт 47:9; Иов 14:1-2; Пс 38:6-7), но там они сказаны с другим настроением. Прискорбной жизнь считается у нечестивцев тогда, когда она не разнообразится чувственными удовольствиями (2:5-9).
И не знают, чтобы кто освободил из ада. Ад в устах нечестивцев означает вообще состояние по смерти. Своими словами они хотят сказать, что из мертвых никто не возвращается, следовательно, по их мнению, смерть полагает конец всему.
2-3 Излагается доказательство высказанной в 1-м ст. нечестивыми мысли о совершенном уничтожении по смерти. Это доказательство выводится из двух оснований: 1) из случайности человеческой жизни и 2) из понятия о существе души, ее материальности.
2 Случайно мы рождены и после будем, как небывшие. Мы произошли благодаря простому случаю, без всякой высшей цели, поэтому «после», когда пройдет эта жизнь, наше случайное существование кончится навсегда: «будем, как небывшие». Подобное учение в древности излагалось в философии Демокрита и Эпикура. Весьма возможно, что часть иудейства, усиленно стремившаяся к греческой культуре и образованности, усвоила себе и эти философские воззрения. Писатель ведет борьбу с этими противниками своими из иудеев и для этого детально, оттеняя даже тонкости, излагает эпикурейское учение.
Дыхание в ноздрях наших — дым и слово — искра в движении нашего сердца. В этих и последующих словах писатель представляет материалистические воззрения своих противников. По этим грубо материалистическим воззрениям жизнь человека представляется с одной биологической стороны и отождествляется с процессом дыхания. Человек живет, пока дышит, с последним вздохом кончается всякая жизнь.
«Слово» здесь взято для обозначения сознания и вообще мыслительной деятельности человека, и она представляется, как искра, получившаяся от удара сердца. Как от удара металла о камень происходят искры, так точно от удара сердца, как чисто материальной субстанции, происходит мышление; последнее, таким образом, только результат животной жизни.
Дыхание — дым, а слово — искра. Эти образы взяты писателем, вероятно, потому, что его противники разделяли какое-нибудь из древних учений (напр., Гераклита, стоика Зенона или Эпикура), которое началом всего считало огонь, эфир или теплоту.
3 3-ий стих является выводом из предшествующего. Если теплота, этот принцип жизни, исчезает, то вместе с ней и тело, равно как и дух, уничтожаются.
«Дух» рассеивается, как «жидкий воздух». Это заключение со стороны материалистов весьма последовательно, раз они дух мыслят не как нечто отличное от тела, а лишь обнаружение той же телесной жизни и в основе его полагают ту же материальную субстанцию, только более тонкую — эфир, «разреженный воздух». В других книгах Св. Писания жизнь человеческая нередко сравнивается с паром, облаком, тенью (Иак 4:14; Пс 38:7; 143:4; Иов 7:7; 8:9; 14:2), но там эти слова только образы для бренности земной жизни человека и ими не решается вопрос, что такое жизнь духа человеческого по существу.
4-5 В этих стихах содержится три мысли: 1) что память об умерших скоро погибает, 2) что человеческая жизнь быстро и бесследно проходит и 3) что никакого возврата от смерти нет.
4 Имя наше забудется. Внимание материалистов обращено на землю и они сожалеют не о том, прежде всего, что со смертью совершенно исчезнут, а о том, что память о них в людях будет кратковременна (подобные мысли см. Еккл 2:16; 9:5).
5 Нет нам возврата от смерти, ибо наложена печать. Мысль та же, что и в конце 1-го ст., только дополнена образом. Как нет выхода из места заключения, на которое наложена печать (Дан 6:17; Откр 20:3; Мф 27:66), так нет возврата к жизни после смерти.
6-20 Раздел с 6-20 ст. 2-ой главы можно разделить на две части: 6-9 ст. и 10-20 ст. В первой части писатель излагает взгляд вольнодумцев его времени на конечную цель и назначение земной жизни человека, во второй — их взгляд на отношения к другим людям, по преимуществу тем, которые не разделяют их воззрений.
6-9 Высшая конечная цель земной жизни есть, по мнению этих людей, чувственное удовольствие. Очевидно, противники писателя кн. Премудрости держались эпикурейской философии. Подобный взгляд на жизнь в Библии осуждается, кроме книги Премудрости, еще у пророка Исаии Ис 22:13; 1 Кор 15:32.
6 В ст. представляет практический вывод из изложенного выше воззрения на жизнь и судьбу человека: раз со смертью все кончается и жизнь земная скоротечна (3-5 ст.), то остается одно — спешить настоящими благами наслаждаться. Под настоящими благами (τω̃ν ὄντων ἀγαθω̃ν) можно разуметь блага, которые действительно существуют в противоположность мнимым, или блага, доступные теперь, которые предлагает данный момент, в противоположность благам отдаленным вообще и в особенности благам будущей жизни.
Будем... спешить пользоваться миром, как юностью. В этих словах последовательно проводится эпикурейский взгляд на мир, как на источник наслаждения. Рекомендуется отовсюду извлекать наслаждения с такой же страстностью, как люди пользуются иногда юностью.
7-9 В 7-8 ст. указываются главные предметы чувственных удовольствий, которыми в древности широко пользовались на пирах: вино, благовония, цветы. Всем этим нужно спешить пользоваться, пока есть возможность, «пока розы не увяли» и пользоваться полною мерою — преисполнимся... ибо это наша доля и наш жребий (ст. 9). Слова «доля» и «жребий» (μερὶς, κλη̃ρος) в Библии употребляются в смысле назначения человека (3:14; Еккл 2:10; 3:22; 5:17; 9:9). Отсюда мысль 9 ст. такая: не лишим себя ни одного из доступных нам удовольствий, потому что от жизни ничего более мы не можем ждать: человек определен к тому, чтобы наслаждаться.
10 Будем притеснять бедняка праведника. Большинство толковников под праведником (δίκαιος), о котором говорится в 10-м и последующих стихах, разумеют израильский народ вообще, в его отношении к притеснявшим его языческим народам, в соответствии с этим под нечестивцами разумеют язычников. Некоторые места первого отдела кн. Премудрости как будто подтверждают такое толкование (3:8; 4:15), но более решительно (см. 2:12; 3:10) выясняется тот взгляд, что и под нечестивыми у писателя разумеются иудеи же, отвергнувшие Моисеев закон и увлекшиеся подражанием всему языческому. Тогда «праведник», как коллективное понятие, нужно относить к лучшей части иудейского народа, оставшейся верной Иегове. Что в устах вольнодумцев выражение «праведник» имело иронический смысл, это само собой понятно. Название праведника «бедняком» (πένητα) может иметь двоякий смысл: 1) что благочестивому его праведность не приносит пользы, напротив он постоянно ведет борьбу с нуждой и недостатками, 2) или писатель хотел этим выставить в особенно ярком свете нечестие своих противников, говоря, что они свое преследование натравляют на беззащитных бедняков, на вдов и старцев.
Насилие над беззащитными и невинными в Св. Писании всегда представляется, как показатель крайнего нечестия (Иер 7:6; Зах 7:10; Мал 3:5; Пс 94:6; Мф 23:14; Мк 12:40). В частности, непочтение к старости порицалось у всех древних народов и было прямым нарушением Моисеева закона (Лев 19:32). Это требование закона писатель кн. Премудрости старается представить вместе с тем как и требование естественного человеческого чувства, отсюда его плеоназм «многолетних седин старца». Некоторые толковники в 10 ст. видят намек на 2 Макк 6:18; 7:1, где описаны случаи жестокости язычников к иудеям.
11 Сила наша да будет законом правды. Нравственное падение выведенных писателем нечестивцев тем большее, что они побуждаются к насилию не раздражением и яростью, а ясно сознанным принципом, что сила — мерило справедливости. Это свое положение они, кажется, противопоставляли Моисееву закону, который справедливость саму по себе считает нормой. Такое превознесение силы, понятно, сопровождалось презрением ко всякого рода бессилию, слабости; это видно из 2-ой половины 11-го стиха.
Нечестивцы побуждаются к преследованию благочестивых не только общим своим принципом, но и особыми причинами: 1) тем, что праведник противодействует ими обличает их (12 ст.); 2) его вера в свою особую близость к Богу представляется им высокомерием (13,16 ст.); 3) самым благочестием своим он заставляет их чувствовать стыд и уважение (14-15 ст.); 4) они знают, что их образ мыслей и поведения он презирает и наконец 5) (16 ст.) они хотят убедиться, действительно ли основательна его надежда на Бога (17-20 ст.).
12 Устроим ковы праведнику. Речь о тайном умысле, заговоре, в отличие от явного насилия. Здесь писатель, очевидно, вспоминает место из пророка Исаии, 3:10, и приводит его не по еврейскому тексту, а по переводу LXX. Это обстоятельство дает ценное указание на время происхождения книги Премудрости Соломона.
Укоряет нас в грехах против закона. Закон (νόμος) без дальнейшего определения его в Св. Писании всегда означает закон Моисеев. Только иудею грех против закона Моисеева мог быть поставлен в вину, поэтому эти слова указывают, что описанные здесь противники писателя были иудеи. Виновные против закона, они заслуживали еще упрека «за грехи своего (нашего) воспитания». Здесь писатель очевидно имеет в виду то языческое воспитание, какое стали получать иудеи его времени, подпав под влияние греческой образованности (1 Макк 1:14).
12-20 Отдел книги Премудрости с 12-20 ст. многими древними и новыми экзегетами понимался как пророчество об отношении к Иисусу Христу Его врагов и об осуждении Его на смерть. Под «праведником» в таком случае разумелся Спаситель. Главное основание для такого толкования брали из 13-го и 16 ст., где враги обвиняют праведника в том, что он «называет себя сыном Господа» (13 ст.) и «Отцом своим тщеславно называет Бога» (16 ст.). Подобный же упрек и в тех же выражениях, по свидетельству Евангелия, бросали иудеи и Господу (Ин 5:18; 19:7); аналогичное же основание находят в 18 ст., сравнивая его с Мф 27:40,43; и наконец, в словах 20-го ст.: «осудим его на бесчестную смерть» видят указание на крестную смерть Спасителя. Но имея в виду неканонический характер книги Премудрости Соломона, можно и не усматривать в этом отделе пророчества в собственном смысле, но видеть в нем живое изображение общего для всех времен отношения нечестивых к праведным. Это изображение по силе своей истины оказалось приложимо и к лицу Иисуса Христа, величайшего из всех праведников. Такое понимание находит себе прочное основание в самой книге Премудрости, потому что под именем праведника (δίκαιος), изображаемого во 2 гл. 12-20 ст., писатель этой книги, видимо, разумел не определенное лицо, а родовое понятие (собственно благочестивого израильтянина вообще).
13 Ст. 13 указывает другую причину преследования праведника: он нестерпим для своих врагов потому, что «объявляет себя имеющим познание о Боге и называет себя сыном Господа». Последнее выражение здесь употреблено в нравственном смысле о внутреннем отношении, в каком благочестивые по своему настроению и деятельности стоят к Богу. Праведник, именующий себя сыном Божиим, это верный Богу еврейский народ (см. 12:19-21; Исх 4:22; Ис 1:2).
14 Он пред нами — обличение поступков наших, вероятно, в том смысле, что при сравнении, какое люди делают между праведником и нечестивыми, последние выставляются в худом свете, так что они сами начинают как бы стыдиться своих поступков.
15 Жизнь его не похожа на жизнь других. Нечестивые вольнодумцы религиозность и добродетель считают какою-то непонятною для них странностью в человеке, отделяющею его от всех других. Весьма тонкое у писателя психологическое наблюдение. Выражение «пути его» означает образ, направление жизни.
17-20 Нечестивые вольнодумцы подвергают праведника испытанию с двоякою целью, чтобы узнать: 1) оправдается ли его надежда на помощь Божию (ст. 18, 20) и 2) устойчив ли он в своей нравственной жизни (19 ст.). Если надежда праведника не тщетна, если его слова о попечении о нем Бога не были простым самомнением, то Бог его защитит, Он избавит его даже от смерти. Равным образом в страданиях праведник обнаружит свои смирение и незлобие, если только они у него есть.
21 С этого стиха писатель переходит к обсуждению и оценке того образа мыслей своих противников, который он изложил выше.
Так они умствовали и ошиблись. Их мысли — заблуждение. Причина этого заблуждения двоякая: она кроется, с одной стороны, в нравственной испорченности иудеев-вольнодумцев: «злоба их ослепила их», с другой — в их незнании божественного предопределения судьбы праведных по смерти (ст. 22).
22 Они не познали тайн Божиих. На основании контекста речи и по сравнению данного места с 4:17 и 3:9 — здесь речь идет о тайне божественного предопределения судьбы праведника по смерти. Незнание этой тайны происходило не оттого, что нечестивым было недоступно это знание, а оттого, что они не признавали воздаяния за гробом. Отрицая бессмертие, противники писателя, естественно, отрицали и идею воздаяния.
23-24 Мысль о воздаянии чистым душам в будущей жизни дает повод писателю высказаться о происхождении смерти (23-24) и вместе с тем противопоставить судьбу нечестивых (24) судьбе праведных (3:1-3). Получение «воздаяния за святость», которое состоит в блаженном бессмертии, доступно всякому, потому что (23-24) смерть не входила в первоначальные планы творческой деятельности Божией и не проникла в существо природы человеческой, но составляет нечто вошедшее в мир в силу постороннего воздействия, поэтому будущая судьба каждого зависит от него самого. Бог сделал человека образом вечного бытия Своего, поэтому определение бессмертия вложено в самую природу человеческую: «Бог создал человека для нетления».
24 О смерти см. замечание к 12 ст. 1 гл. Смерть, о которой здесь идет речь, не телесная, а духовная, это видно уже из того, что ее испытывают не все (см. 24 ст. и 3:1). Причина ее в зависти диавола к совершенству первозданного человека. По зависти он ввел человека в грех, а грех приводит человека к смерти духовной (1:12,15).
Испытывают ее принадлежащие к уделу его. Таким образом, смерть есть только возможность (а не необходимость), ее испытывают не все, она вошла в мир как что-то постороннее.
Написание книги. В греческой Библии эта книга надписывается: Σοφία Σαλωμω̃νος — Премудрость Соломона, а в латинской Liber Sapientae. Такое надписание указывает, прежде всего, на содержание книги; главным предметом ее является учение о Премудрости Божией, ее начале, свойствах и действиях в мире. Другое слово надписания указывает на Соломона. Имя этого царя стоит здесь потому, что писатель книги ведет свою речь иногда от лица Соломона (см. Прем 7, Прем 8, Прем 9), главного представителя и первого учителя библейской мудрости, и предмет ее сходен с предметом кн. Притчей Соломона.
Писатель книги. Самое древнее мнение о лице писателя кн. Премудрости то, что писателем ее был Соломон. Этого мнения держались многие отцы и учители церкви (Климент Александрийский. Строматы. XI, т. IX, 315; Тертуллиан. De praecript. II, 20; Святой Киприан. Ер. de exhort martyrum. XII, VI, 673) на том основании, что имя Соломона стоит в надписании и в книге говорится от его лица. Это мнение впоследствии усиленно защищалось католическою церковью в тех видах, что эта книга признается ею каноническою.
Такое мнение об авторе книги Премудрости Соломона не может быть признано правильным по следующим основаниям. 1) Книгу Премудрости Соломона потому нельзя приписать перу Соломона, что она не была написана на еврейском языке, оригинальный язык ее греческий. 2) Писатель книги Премудрости знаком с греческой философией: учением Платона, эпикурейцев и отчасти стоиков (Прем 2:1-6; Прем 8:7.19.20). 3) Он живет вне Палестины и делает ссылки на греческие нравы и обычаи (Прем 7:17-20; Прем 8:8; Прем 13:1-15; Прем 14:14): приводить цитаты по переводу LXX-ти (Прем 2:12, ср. Ис 3:10; Прем 15:10, ср. Ис 44:20). 4) В каталогах книг Ветхого Завета, напр., в «Апост. правилах» (85 пр.), собора Лаодикийского, св. Афанасия Великого она не считается произведением Соломона и книгой канонической.
Другое мнение, которое было высказано еще во времена Иеронима, написание книги Премудрости Соломона приписывает Филону. В защиту этого мнения указывают на сходство учения этой книги о Премудрости с учением Филона о Логосе. Но сходство это внешнее: не то мыслит под образом премудрости писатель нашей книги, что Филон разумел под Логосом. Между тем и другим замечается разность взглядов до противоположности. 1) Происхождение греха и смерти в книге Премудрости Соломона объясняется «завистью диавола» (Прем 2:24); этого Филон сказать не мог, так как он не допускал существования злого начала в мире и библейский рассказ о грехопадении прародителей понимал аллегорически. 2) Теорию предсуществования душ иначе представлял писатель кн. Премудрости и Филон: по учению кн. Премудрости, души добрых входят в тела чистые (Прем 8:19.20), по Филону же — посылаются в тела на землю только души падшие и склонные ко греху (De monarchia. II, с. 213-216). 3) Наконец, сильно различаются взгляды Филона и на происхождение идолопоклонства от учения кн. Прем. об этом предмете (Прем 12, Прем 13 и Филона De mundo. II, 604 стр.).
Таким образом, Филон не мог написать книги, в которой излагается учение, во многом противоположное его взглядам. Церковное предание также свидетельствует против написания кн. Премудрости Филоном. Современные Филону отцы церкви — Климент Римский, Дионисий Ареопагит, приводят в своих сочинениях выдержки из этой книги, как священной. Такого уважения к книге у этих отцов не могло бы быть, если бы она была написана неверующим иудеем, их современником.
Все другие попытки отыскать автора кн. Премудрости Соломона также безуспешны, как и указанные две (о них можно прочитать в труде проф. Д. Поспехова «Книга Премудрости Соломона, ее происхождение и отношение к иудейско-александрийской философии»). Поэтому остается довольствоваться общим указанием, какое находим в самой книге, что писателем ее был иудей-эллинист, образованный александриец, хорошо знавший греческую философию.
Время, место и цель написания. О времени написания кн. Премудрости можно судить только предположительно, на основании находящихся в этой книге намеков на современное писателю положение египетских иудеев. Все толковники согласны в том, что при жизни писателя египетские иудеи подверглись какому-то тяжкому несправедливому гнету со стороны языческого правительства, имевшему характер религиозного преследования. Обращаясь к истории, мы находим, что в царствование трех первых Птоломеев иудеи не терпели никакого гнета и даже пользовались расположением правительства.
Только при Птоломее IV Филопаторе, когда он после окончания 4-ой сирийской войны (221-217 до Р. Х.) возвратился из Палестины в Египет в сильном раздражении против палестинских иудеев, началось религиозное преследование иудеев в Египте. Это преследование египетских иудеев описано в 3-ей книге Маккавейской и притом такими чертами, какие мы находим и в кн. Премудрости Соломона (Прем 2:12-17; ср. 3 Макк 1, 3 Макк 2: 3 Макк 1:11-12; ср. 3 Макк 2:19-20; Прем 2:19-20, ср. 3 Макк 3:1). Отсюда можно заключить, что кн. Премудрости написана в конце царствования Птоломея IV-го, ок. 221-217 г. до Р. Х.
Местом написания книги Премудрости был Египет и, вероятнее всего, Александрия. Автор ее знаком с иудейско-александрийской философией; в своей книге делает намеки на египетскую религию (Прем 12:24; Прем 15:18-19). Относительно цели написания книги на основании неоднократных увещаний и обращений писателя к судьям земли, правителям народов и царям (Прем 1:1; Прем 6:1), составилось мнение, что книга Премудрости Соломона написана была главным образом для царей (египетских или сирийских) и назначалась для передачи им. Но более внимательное изучение книги убеждает в том, что главных читателей кн. Премудрости, которых имел в виду писатель при ее составлении, нужно предполагать внутри самого иудейства, а не вне его. Печальное состояние иудейско-александрийского общества побуждало писателя представить сознанию современных ему египетских иудеев истину теократической идеи ветхозаветной веры во всем ее свете, указав им на великое и славное будущее Израиля в грядущем царстве Божием, на небе и на земле.
Содержание кн. Премудрости Соломона. Главным предметом кн. Премудрости Соломона является учение о премудрости. Мудрость писатель книги рассматривает с двух сторон: 1) как она есть сама по себе, в своем первоисточнике — Боге; это премудрость объективная, или божественная, и 2) как она отражается в человеческом духе; это мудрость субъективная, или человеческая. Рассматривая премудрость в первом отношении, писатель изображает ее как вечно присущее Богу начало откровения и действия Его в мире, как средоточие божественных совершенств, открывающихся в миротворении и мироуправлении; во втором отношении Премудрость есть входящее в дух человеческий от Бога начало всякого высшего духовного совершенства, приводящее человека к бессмертию. Соответственно постепенному раскрытию этой идеи премудрости вся книга может быть разделена по своему содержанию на три части.
В первой части (Прем 1, Прем 2, Прем 3, Прем 4, Прем 5) премудрость изображается, как руководительница к блаженному бессмертию, вопреки ложному мнению иудейских вольнодумцев, отрицавших бессмертие.
Во второй части (Прем 6, Прем 7, Прем 8, Прем 9) от лица царя Соломона писатель излагает учение о существе премудрости, ее происхождении и свойствах, о необходимости и значении обладания ею, равно как и об условиях ее достижения.
В третьей части (Прем 10, Прем 11, Прем 12, Прем 13, Прем 14, Прем 15, Прем 16, Прем 17, Прем 18, Прем 19) писатель примерам из древней истории своего народа доказывает, что только премудрость делала этот народ счастливым; напротив недостаток ее приводил отдельных людей и целые народы (египтян, хананеев) к гибели.
См. «Понятие о Библии».
Третий отдел ветхозаветных священных книг составляют в греко-славянской Библии книги «учительные», из которых пять — Иова, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней признаются каноническими, а две — Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова1 неканоническими. В противоположность этому в еврейской Библии двух последних, как и всех вообще неканонических, совсем не имеется, первые же пять не носят названия «учительных», не образуют и особого отдела, а вместе с книгами: Руфь, Плач Иеремии, Есфирь, Даниил, Ездра, Неемия, первая и вторая Паралипоменон, причисляются к так называемым «кетубим», «агиографам», — «священным писаниям». Сделавшееся у раввинов-талмудистов техническим обозначением третьей части Писания название «кетубим» заменялось в древности другими, указывающими на учительный характер входящих в ее состав произведений. Так, у Иосифа Флавия современные учительные книги, кроме Иова, известны под именем «прочих книг, содержащих гимны Богу и правила жизни для людей» (Против Аппиона I, 4); Филон называет их «гимнами и другими книгами, которыми устрояется и совершенствуется знание и благочестие» (О созерцательной жизни), а автор 2-ой маккавейской книги — «τὰ του̃ Δαυιδ καὶ ἐπιστολὰς βασιλέων περὶ ἀναθεμάτων» — «книги Давида и письма царей о приношениях» (2:13). Наименование «τὰ του̃ Δαυιδ» тожественно с евангельским названием учительных книг псалмами» («подобает скончатися всем написанным в законе Моисееве и пророцех и псалмех о мне»; Luk 24:44), а это последнее, по свидетельству Геферника, имело место и у раввинов. У отцов и учителей церкви, выделяющих, согласно переводу LXX, учительные книги в особый отдел, они также не носят современного названия, а известны под именем «поэтических». Так называют их Кирилл Иерусалимский (4-е огласительное слово), Григорий Богослов (Σύταγμα. Ράκκη, IV, с. 363), Амфилохий Иконийский (Ibid. С. 365), Епифаний Кипрский и Иоанн Дамаскин (Точное изложение православной веры. IV, 17). Впрочем, уже Леонтий Византийский (VI в.) именует их «учительными», — «παραινετικά» (De Sectis, actio II. Migne. Т. 86, с. 1204).
При дидактическом характере всего Священного Писания усвоение только некоторым книгам названия «учительных» указывает на то, что они написаны с специальной целью научить, вразумить, показать, как должно мыслить об известном предмете, как его следует понимать. Данную цель в применении к религиозно-нравственным истинам и преследуют, действительно, учительные книги. Их взгляд, основная точка зрения на учение веры и благочестия — та же, что и в законе; особенность ее заключается в стремлении приблизить богооткровенную истину к пониманию человека, довести его при помощи различных соображений до сознания, что ее должно представлять именно так, а не иначе, Благодаря этому, предложенная в законе в форме заповеди и запрещения, она является в учительных книгах живым убеждением того, кому дана, кто о ней думал и размышлял, выражается как истина не потому только, что открыта в законе, как истина, но и потому, что вполне согласна с думой человека, стала уже как бы собственным его достоянием, собственной его мыслью. Приближая богооткровенные истины к человеческому пониманию, учительные книги, действительно, «совершенствуют сознание и благочестие». И что касается примеров такого освещения их, то они прежде всего наблюдаются в кн. Иова. Ее главное положение, вопрос об отношении правды Божией к правде человеческой, трактуется автором с точки зрения его приемлемости для человеческого сознания. Первоначально сомневавшийся в божественном правосудии, Иов оказывается в результате разговоров уверовавшим в непреклонность божественной правды. Объективное положение: «Бог правосуден» возводится на степень личного субъективного убеждения. Подобным же характером отличается и кн. Екклезиаст. Ее цель заключается в том, чтобы внушить человеку страх Божий (Job 12:13), побудить соблюдать заповеди Божии. Средством к этому является, с одной стороны, разъяснение того положения, что все отвлекающее человека от Бога, приводящее к Его забвению, — различные житейские блага не составляют для человека истинного счастья, и потому предаваться им не следует, и с другой — раскрытие той истины, что хранение заповедей дает ему настоящее благо, так как приводит к даруемому за добрую жизнь блаженству по смерти, — этому вечно пребывающему благу. Равным образом и кн. Притчей содержит размышления о началах откровенной религии, законе и теократии и влиянии их на образование умственной, нравственной и гражданской жизни Израиля. Результатом этого размышления является положение, что только страх Господень и познание Святейшего составляют истинную, успокаивающую ум и сердце, мудрость. И так как выражением подобного рода мудрости служат разнообразные правила религиозно-нравственной деятельности, то в основе их лежит убеждение в согласии откровенной истины с требованиями человеческого духа.
Раскрывая богооткровенную истину со стороны ее согласия с пониманием человека, учительные книги являются показателями духовного развития народа еврейского под водительством закона. В лице лучших своих представителей он не был лишь страдательным существом по отношению к открываемым истинам, но более или менее вдумывался в них, усваивал их, т. е. приводил в согласие со своими внутренними убеждениями и верованиями. Погружаясь сердцем и мыслию в область откровения, он или представлял предметы своего созерцания в научение, для развития религиозного ведения и споспешествования требуемой законом чистоте нравственности, как это видим в кн. Иова, Екклезиаст, Притчей и некоторых псалмах (78, 104, 105 и т. п.), или же отмечал, выражал то впечатление, которое производило это созерцание на его сердце, в лирической форме религиозных чувствований и сердечных размышлений (Псалтирь). Плод богопросвещенной рефлексии о божественном откровении, данном еврейскому народу в закон, учительные книги носят по преимуществу субъективный характер в отличие от объективного изложения истин веры и благочестия в законе и объективного же описания жизни еврейского народа в книгах исторических. Другое отличие учительных книг — это их поэтическая форма с ее характерною особенностью — параллелизмом, определяемым исследователями еврейской поэзии как соотношение одного стиха с другим. Это — род рифмы мысли, симметрия идеи, выражаемой обыкновенно два или иногда три раза в различных терминах, то синонимических, то противоположных. Сообразно различному взаимоотношению стихов параллелизм бывает синонимический, антитический, синтетический и рифмический. Первый вид параллелизма бывает тогда, когда параллельные члены соответствуют друг другу, выражая равнозначащими терминами один и тот же смысл. Примеры подобного параллелизма представляет Psa 113 — «когда Израиль вышел из Египта, дом Иакова (из среды) народа иноплеменного, Иуда сделался святынею Его, Израиль владением Его. Море это увидело и побежало, Иордан возвратился назад, горы прыгали, как овцы, и холмы, как агнцы». Параллелизм антитический состоит в соответствии двух членов друг другу через противоположность выражений или чувств. «Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего. Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко» (Pro 27:6-7). «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Psa 19:8-9). Параллелизм бывает синтетическим, когда он состоит лишь в сходстве конструкции или меры: слова не соответствуют словам и члены фразы членам фразы, как равнозначащие или противоположные по смыслу, но оборот и форма тожественны; подлежащее соответствует подлежащему, глагол — глаголу, прилагательное — прилагательному, и размер один и тот же. «Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых; повеления Господа праведны, веселят сердце; страх Господа чист, просвещает очи» (Psa 18). Параллелизм бывает, наконец, иногда просто кажущимся и состоит лишь в известной аналогии конструкции или в развитии мысли в двух стихах. В этих случаях он является чисто рифмическим и поддается бесконечным комбинациям. Каждый член параллелизма составляет в еврейской поэзии стих, состоящий из соединения ямбов и трохеев, причем самый употребительный стих евреев — гептасиллабический, или из семи слогов. Стихами этого типа написаны кн. Иова (Job 3:1-42:6), вся книга Притчей и большинство псалмов. Встречаются также стихи из четырех, пяти, шести и девяти слогов, чередуясь иногда с стихами различного размера. Каждый стих является, в свою очередь, частью строфы, существенным свойством которой служит то, что она заключает в себе единую, или главную, мысль, полное раскрытие которой дается в совокупности составляющих ее стихов. Впрочем, в некоторых случаях то две различные мысли соединены в одной строфе, то одна и та же мысль развивается и продолжается далее этого предела.