1 Велики и непостижимы суды Твои;
посему ненаученные души впали в заблуждение. 2 Ибо беззаконные, которые задумали угнетать святой народ,
узники тьмы и пленники долгой ночи, затворившись в домах,
скрывались от вечного Промысла. 3 Думая укрыться в тайных грехах,
они, под темным покровом забвения, рассеялись, сильно устрашаемые и смущаемые призраками: 4 ибо и самое потаенное место, заключавшее их,
не спасало их от страха, но страшные звуки вокруг них приводили их в смущение,
и являлись свирепые чудовища со страшными лицами. 5 И никакая сила огня не могла озарить,
ни яркий блеск звезд не в состоянии был
осветить этой мрачной ночи. 6 Являлись им только сами собою горящие костры,
полные ужаса, и они, страшась невидимого — призрака,
представляли себе видимое еще худшим. 7 Пали обольщения волшебного искусства,
и хвастовство мудростью подверглось посмеянию, 8 ибо обещавшиеся отогнать от страдавшей души ужасы и страхи
сами страдали позорною боязливостью. 9
И хотя никакие устрашения не тревожили их, но, преследуемые брожениями ядовитых зверей и свистами пресмыкающихся,
они исчезали от страха, боясь взглянуть даже на воздух,
от которого никуда нельзя убежать. 10 Ибо осуждаемое собственным свидетельством нечестие боязливо
и, преследуемое совестью, всегда придумывает ужасы. 11 Страх есть не что иное,
как лишение помощи от рассудка. 12 Чем меньше надежды внутри,
тем больше представляется неизвестность причины, производящей мучение. 13 И они в эту истинно невыносимую
и из глубин нестерпимого ада исшедшую ночь,
располагаясь заснуть обыкновенным сном, 14 то были тревожимы страшными призраками,
то расслабляемы душевным унынием: ибо находил на них
внезапный и неожиданный страх. 15 Итак, где кто тогда был застигнут,
делался пленником и заключаем был в эту темницу без оков. 16 Был ли то земледелец или пастух,
или занимающийся работами в пустыне, всякий, быв застигнут, подвергался этой неизбежной судьбе: 17
ибо все были связаны одними неразрешимыми узами тьмы. Свищущий ли ветер,
или среди густых ветвей сладкозвучный голос птиц, или сила быстро текущей воды,
или сильный треск низвергающихся камней, 18 или незримое бегание скачущих животных,
или голос ревущих свирепейших зверей, или отдающееся из горных углублений эхо,
все это, ужасая их, повергало в расслабление. 19 Ибо весь мир был освещаем ясным светом
и занимался беспрепятственно делами; 20 А над ними одними была распростерта тяжелая ночь,
образ тьмы, имевшей некогда объять их; но сами для себя
они были тягостнее тьмы. | |
16 В последней части автор снова противопоставляет египтян израильтянам (ср Прем 11:4). Он приводит древние тексты Исх о казнях египетских и дает им свободную интерпретацию, как это было характерно для литературного жанра мидраш, т.е. для раввинистического толкования Писания.
16:7 "Исцелялся... тобою, спасителем всех" - эпизод с медным змеем (Числ 21:4-9) истолковывается автором как проявление милосердия: змей сам по себе не имел никакой власти, но был "знамением спасения" (ст Прем 16:3), данным Богом для всех. У Ин 3:14-17медный змей и всеобщее спасение также сопоставлены.
16:13-14 "Ты... низводишь до врат ада и возводишь" - Бог обладает абсолютной властью над жизнью и смертью, не только потому, что может избавить от смертельной опасности (ср Пс 9:14; Пс 106:17-19; Ис 38:10-17). Он также может вернуть к земной жизни, в тело свое, "исшедшего духа" (ср 3 Цар 17:17-23; 4 Цар 4:33-35; 4 Цар 13:21).
16:16-19 Вольная интерпретация последней казни египетской (Исх 9:13-25): "громы Божии и град"; У LXX добавлено: "и огонь на земле" (ст Исх 9:28).
16:20 "Хлеб, имевший всякую приятность по вкусу каждого" - "хлеб ангельский" (Пс 77:25), "хлеб небесный" (Пс 104:40), имевший вкус "лепешки с медом" (Исх 16:31), "манна" (Исх 16:33), описывается здесь как пища, изменявшаяся "по вкусу каждого", что символизирует любовь Божию к Своим детям. Аналогичные тексты встречаются в раввини-стической литературе. В христианских богослужебных текстах манна - прообраз Евхаристии.
16:22 "Снег и лед" - в Исх 16:14манна сравнивается с инеем, а в Числ 11:7(LXX) со снегом (ср Прем 19:20).
16:27-28 "Обращаться к Тебе на восток (букв, при восходе) света" (букв, при восходе) - опираясь на вольную интерпретацию Исх 16:21, автор устанавливает причинную связь с обычаем совершать молитву на заре или при первых лучах восходящего солнца.
17 Автор драматизирует рассказ о тьме на земле Египетской (Исх 10:21), используя, по всей вероятности, иудейские сказания и раввинистические толкования, которые встречаются и у Филона Александрийского, и придает ему апокалиптическую окраску: тьма Египетская становится "образом тьмы, имевшей некогда объять их", т.е. ада (ст Прем 17:20).
17:10 Здесь впервые в греч. библии встречается слово "suneidhoiV" - совесть (ср Деян 23:1), означающее сознание совершенных грехов, которое "преследует", т.е. укоряет человека.
18:5 Новый пример соответствия между грехом и наказанием (ср Прем 11:17): "избиение детей святых", т.е. израильтян, кроме одного "покинутого и спасенного", т.е. Моисея; "в наказание" Бог "отнял множество их детей", т.е. египтян "и самих всех погубил в сильной воде", т.е. в Чермном море (ст Прем 18:5).
18:6 "Та ночь была предвозвещена отцам нашим" - Бог обещал праотцам вывести их порабощенное потомство из земли Египетской (Быт 15:13-14; Быт 46:3-4).
18:9 Пасха названа "жертвой" (Исх 12:27); ср Втор 16:2, Втор 16:5: "закалать Пасху". Жертва приносится "тайно", т.е. в домах.
18:13 "Неверившие ничему ради чародейств" - египтяне надеялись, что их чародеи восторжествуют над Моисеем (ср Исх 7:11-13; Исх 8:3-14; Исх 9:11), которого они принимали за простого соперника своих чародеев, пока Бог не явил Свое могущество.
18:15-25 Смерть "первенцев в земле Египетской", наступившая, когда Сам Бог "прошел посреди Египта" (Исх 11:4; Исх 12:12, Исх 12:23, Исх 12:27, Исх 12:29) с ангелом-губителем (Исх 12:23), приписывается здесь Его Слову. По учению пророков Слово приводит в исполнение суды Божии: "жезлом уст Своих поразит землю" (Ис 11:4); "Слово... не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно" (Ис 55:11); оно "подобно молоту, разбивающему скалу" (Иер 23:29, ср Ос 6:5). Описание действия Слова, навеянное 1 Пар 21:15-27, развертывается в апокалиптическую картину и прообразует Страшный Суд (ср 1 Фес 5:2-4; Откр 19:11-21).
18:20 "Искушение смерти коснулось и праведных" - в наказание за восстание, вспыхнувшее после кары Корея, Дафана и Авирона (Числ 16:44сл).
18:24 Автор представляет себе Аарона облаченным в подир, т.е. в длинную одежду первосвященников, с ефодом и нарамниками, украшенными двенадцатью драгоценными камнями, на которых были вырезаны имена "отцов", т.е. двенадцати сыновей Иакова (ср Исх 28:9-21; Исх 39:2сл); на голове его кидар, т.е. диадема, с прикрепленной к ней золотой дощечкой с надписью: "Святыня Господня" (Исх 28:36сл; Исх 39:30сл).
"На подире его целый мир" - эллинизированные иудеи были склонны придавать библ. символике космическое значение.
18:25 "Истребитель" - очевидно ангел, как в 1 Пар 21:15-16; ср Исх 12:23и 1 Кор 10:10.
19:4 " Судьба, которой они были достойны" - указывая на причину ожесточения египтян (ср Исх 14:8), автор употребляет впервые в библ. тексте греч. слово "anagkh", означавшее обычно слепую судьбу, а в данном контексте - заслуженное наказание.
"Дабы они восполнили наказание, недостававшее к их мучениям" - для апокалиптической письменности характерно воззрение, что Бог определил меру грехов нечестивых, т.е. время Его терпения и милосердия имеет границы.
19:7 "Из бурной пучины - зеленая долина" - ср Ис 63:14.
19:16 Автор возвращается к описанию тьмы египетской; "при дверях праведника", т.е. Лота.
Греч, книга Прем принадлежит к числу книг второканонических. Ею пользовались Отцы 2 века по Р.Х., и, несмотря на некоторые колебания и возражения, высказывавшиеся, в частности, бл. Иеронимом, она была признана богодухновенной, наряду с книгами евр. канона. В первой части книги показывается роль Премудрости в жизни человека и сравнивается участь праведников и нечестивых (Прем 1-5). Во второй части (Прем 6-9) говорится о происхождении и природе Премудрости и указываются средства ее приобретения. В последней части Прем (Прем 10-19), после краткого введения, повествующего о происхождении рода человеческого, возвеличивается действие Премудрости Божией в истории избранного народа, особенно в переломный момент этой истории — при освобождении из Египта. Длинное отступление (Прем 13-15) содержит строгую критику идолопоклонства.
Речь в этой книге ведется от имени царя Соломона, хотя на это в тексте есть только косвенные указания (Прем 9:7-8, Прем 9:12), и по греч. она озаглавлена «Премудрость Соломона». Автор говорит в ней, как царь, (Прем 7:5; Прем 8:9-15) и обращается к своим собратьям-царям (Прем 1:1; Прем 6:1-11, Прем 6:21). Но это, несомненно, литературный прием: цель автора — придать своему учению больше авторитета; поэтому он влагает его в уста величайшего мудреца Израиля. На самом деле книга целиком написана по-гречески. Высказывалось предположение, что существует евр. оригинал первой части, но оно оказалось необоснованным. Композиционное единство книги соответствует единству ее блестящего языка. Автор Прем — безусловно еврей, исполненный веры в «Бога отцов» (Прем 9:1), гордящийся своей принадлежностью к «народу святому», к «семени непорочному» (Прем 10:15), но еврей эллинизированный. Значение, которое он придает событиям Исхода, противопоставление египтян израильтянам и критика зоолатрии (зверопоклонства) показывают, что он жил в Александрии, ставшей при Птолемеях одновременно столицей эллинизма и городом евр. диаспоры, т.е. рассеяния. Он цитирует Писание по пер. LXX, сделанному в этой среде. Из этого можно заключить, что он жил в более позднее время, чем LXX, хотя и не знал произведений Филона Александрийского (ок 20 г. до Р.Х. — 54 г. по Р. Х.). Со своей стороны, Филон, очевидно, не испытал влияния кн. Премудрости, но между его произведениями и этой книгой есть много точек соприкосновения; они создавались в сходной среде и приблизительно в одно и то же время. Мы не можем категорически утверждать, что кн. Прем была использована авторами НЗ, но все же вероятно, что как ап. Павел, так и еванг. Иоанн находились под ее влиянием и что последний ассимилировал некоторые ее идеи, с помощью которых он сформулировал свое учение о Слове. Книга могла быть написана во второй половине первого века до н.э. Это самая поздняя из книг Ветхого Завета, не считая 3 Езд (апокриф).
Свящ. писатель обращается в первую очередь к иудеям — своим соотечественникам, верность которых ягвизму была поколеблена притягательностью александрийской цивилизации: расцветом философских школ, развитием научных знаний, мистериальными религиями, астрологией, герметизмом, привлекательными народными культами. Некоторая осторожность в выражениях автора показывает, что он имеет в виду и читателей язычников, которых надеется привести к истинному Богу, любящему всех людей.
После всего сказанного неудивительно, что в кн. Прем встречаются точки соприкосновения с греческой философской мыслью. Философские системы и астрологические теории были, очевидно, известны автору не менее, чем любому образованному александрийцу той эпохи. Эллинистическому образованию он обязан и умением пользоваться абстрактной лексикой, дискурсивным методом (евр. язык той эпохи не предоставлял для этого возможностей) и знакомством со многими философскими категориями и терминами. Эти заимствования, однако, второстепенны и служат лишь для выражения мыегш, вскормленной Ветхим Заветом.
Автор книги не философ и не богослов, он остается типичным «мудрым» Израиля. Подобно своим предшественникам, он призывает к исканию Премудрости, ибо она исходит от Бога, достигается молитвой, является источником добродетелей и подательницей всяких благ. Отличаясь большой широтой взглядов, он приписывает Премудрости и последние достижения науки (Прем 7:17-21; Прем 8:8). Вопрос воздаяния, который тревожил стольких мудрецов, получил у него определенное разрешение. Используя платоновское учение о различии тела и души (ср Прем 9:15) и о бессмертии души, он утверждает, что Бог создал человека для «нетления» (Прем 2:23), что награда премудрости и есть это нетление, обеспечивающее близость к Богу (Прем 6:18-19). Происходящее в этом мире — лишь приготовление к другой жизни, в которой праведники будут жить пред лицом Божиим, а нечестивые будут наказаны (Прем 3:9-10). Автор ничего не говорит о воскресении во плоти, но, по-видимому, провидит возможность воскресения тел в одухотворенном виде, сочетая таким образом греческое представление о бессмертии с библейским учением, постепенно предвосхищающим возможность телесного воскресения (кн Дан).
Премудрость для него, как и для его предшественников, есть одно из свойств Бога. Именно Премудрость упорядочила все творение и руководит всеми событиями истории. Все, что ей приписывается начиная с гл. 11, относится непосредственно к Богу, ибо она отождествляется с Богом, правящим миром; с другой стороны, она именуется «излиянием славы Вседержителя... отблеском вечного света... образом Его благости» (Прем 7:25-26) и, следовательно, представляется как бы отличной от Бога, в то же время являясь излучением Божественной сущности. Это не значит, что автор идет здесь дальше других мудрых Израиля и рассматривает Премудрость как Ипостась. Однако все его рассуждения о природе Премудрости (Прем 7:22-8:8) свидетельствуют о прогрессе в формулировке и об углублении древних идей.
Размышляя о прошлом Израиля (Прем 10-19), автор следует за своим предшественником — Сыном Сираховым (ср Сир 44-50, ср также Пс 77, Пс 104, Пс 105, Пс 134, Пс 135), но ему нельзя отказать в независимости суждений. Он ищет объяснения событий и как бы намечает религиозную философию истории, предлагающую новое толкование библ. текстов: таково, напр., суждение о долготерпении Божием по отношению к Египту и Ханаану (Прем 11:15-12:28). Отсюда проистекает и другая особенность его метода: библейский рассказ служит аргументом для доказательства определенного тезиса. Гл. 16—19 являются лишь пространной антитезой участи египтян и израильтян. В них автор обогащает рассказ вымышленными подробностями, сближает различные эпизоды, порой даже сгущает краски. Перед нами яркий пример мидрашистской эгзегезы, которую впоследствии культивировали раввины.
Текст кн Премудрости сохранился в четырех больших рукописях: в (Vaticanus 4b), (Sinaiticus 4b), A (Alexandrinus 5b) и С (Codex Ephaemi rescriptus 5b), а также во многих второстепенных.
«Книгами Премудрости» или «мудрых» называют пять книг: Иова, Притчей, Екклесиаста, Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой. К ним присоединили Псалтирь и Песнь Песней, в которых мы находим ту же направленность мысли, выраженной в поэтической форме. Произведения такого рода были распространены на всем древнем Востоке. В Египте на протяжении его вековой истории появилось немало книг мудрости. В Месопотамии, начиная с шумерийской эпохи, составлялись притчи, басни, поэмы о страдании, в какой-то мере напоминающие нам кн. Иова. Эта месопотамская мудрость проникла в Ханаан: в Рас-Шамре были найдены тексты о мудрости на аккадском языке. «Премудрость Ахиахара», появившаяся в Ассирии и распространившаяся в кругах, говоривших по-арамейски, была затем переведена на несколько древних языков. Этот род мудрости по существу международен и не является собственно религиозным. В центре внимания мудрых стоит жизненный путь человека, но их метод — не философская рефлексия, как у греков, а собирание плодов жизненного опыта. Они преподают искусство жить и находиться на интеллектуальном уровне своей среды и эпохи; учат человека сообразовываться с порядком мироздания и указывают, как достигать счастья и успеха. Однако их советы не всегда приводят к желанным результатам, и этот опыт служит исходной точкой пессимизма, которым проникнут ряд произведений мудрости как в Египте, так и в Месопотамии.
Такая мудрость процветала и у израильтян. Характерно, что израильские мудрецы признавали свою связь с мудростью «сынов Востока и Египта» и лучшей похвалой премудрости Соломона считали утверждение о ее превосходстве над мудростью языческой (3 Цар 4:29). Широкой известностью пользовались аравийские и едомские мудрецы (Иер 49:7; Вар 3:22-23; Авд 1:8). Иов и его три друга-мудреца жили в Едоме. Автор кн. Товита знал Премудрость Ахиахара, а Притч 22:17-23:11 напоминают египетские изречения Аменемопе. Некоторые псалмы приписаны Еману и Ефану, которые, согласно 3 Цар 4:31, были ханаанскими мудрецами. Притчи содержат Слова Агура (Притч 30:1-14) и Слова Лемуила (Притч 31:1-9), которые оба происходили из племени Масса, жившего в северной Аравии (Быт 25:14).
Поэтому не удивительно, что первые израильские произведения мудрости во многом родственны произведениям соседних народов. Наиболее древние части кн. Притч содержат одни только предписания человеческой мудрости. Самые важные богословские темы Ветхого Завета: Закон, Союз-Завет, Избрание, Спасение — в этих книгах почти не затрагиваются. Исключение составляют кн. Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой, написанные значительно позже. Израильские мудрецы как будто бы не интересуются историей и будущим своего народа. Подобно своим восточным собратьям, они больше заняты личной судьбой человека, но рассматривают ее в более высоком плане — в освещении религии Ягве. Таким образом, несмотря на общность происхождения, между мудростью языческой и израильской имеется существенное различие, усиливающееся по мере того, как постепенно раскрывается Откровение.
Противопоставление мудрости и безумия становится противопоставлением правды и неправды, благочестия и нечестия. Истинная премудрость — это страх Божий, а страх Божий — синоним благочестия. Если восточную мудрость можно определить как своего рода гуманизм, то премудрость израильскую можно назвать гуманизмом религиозным.
Однако эта религиозная ценность премудрости выявилась не сразу. Содержание евр. термина «хохма» весьма сложно. Он может обозначать ловкость движений или профессиональную сноровку, политическое чутье, проницательность, а также и хитрость, умение, искусство магии. Такая человеческая мудрость может служить как добру, так и злу, и эта двузначность в какой-то мере объясняет отрицательные суждения некоторых пророков о мудрецах (Ис 5:21; Ис 29:14; Иер 8:9). Этим объясняется также, что в евр. письменности тема Премудрости Божией (евр. «хохмот» — множ. число, употребляемое в значении превосходной степени) появляется довольно поздно, хотя происхождение мудрости от Бога никогда не отрицалось, и уже в Угорите мудрость считалась свойством великого бога Эла. Только после Плена стали утверждать, что Бог мудр Премудростью надмирной, действие которой человек видит в творении, но которая в своей сущности недосягаема и «неисследима» (Иов 28; Иов 38-39; Сир 1:1-10; Сир 16:24 сл; Сир 39:12 сл; Сир 42:15-43:33 и т.д.). В большом прологе кн. Притч (Притч 1-9) Премудрость Божия говорит как некое лицо, она присуща Богу от вечности и действует с Ним в творении (гл. обр. Притч 8:22-31). В Сир 24 Премудрость сама свидетельствует, что она вышла из уст Всевышнего, обитает на небесах и послана Израилю от Бога. В Прем 7:22-8:1 она определена как излияние славы Всемогущего, образ Его совершенства. Так Премудрость, являясь свойством Божиим, отделяется от Него и представляется как Личность. Для ветхозаветного человека эти выражения являются, по-видимому, яркими поэтическими сравнениями, но в них уже заложена тайна, подготавливающая откровение Св. Троицы. Подобно Логосу в евангелии от Иоанна, эта Премудрость одновременно и в Боге и вне Бога, и во всех этих текстах обосновывается наименование «Премудрость Божия», которое ап. Павел дает Христу (1 Кор 1:24).
Вопрос об участи человека тесно связан у мудрецов с проблемой воздаяния. В древних частях Притч (Притч 3:33-35; Притч 9:6, Притч 9:18) Премудрость, т.е. праведность, непременно ведет к благополучию, а безумие, т.е. нечестие, приводит к разорению, ибо Богу свойственно награждать добрых и наказывать злых. Однако жизненный опыт зачастую как будто противоречит такому взгляду. Как объяснить бедствия, постигающие праведников? Этой проблеме посвящена кн. Иова. Те же вопросы, хотя и в несколько другом аспекте, тревожат Екклесиаста. Сын Сирахов в основном придерживается традиционных взглядов и хвалит счастье мудрого (Сир 14:21-15:10), но его преследует мысль о смерти. Он знает, что все зависит от этого последнего часа: «Легко для Господа в день смерти воздать человеку по делам его» (Сир 11:26, ср Сир 1:13; Сир 7:36; Сир 28:6; Сир 41:12). Он смутно предчувствует откровение о конечной участи человека. Вскоре после него пророк Даниил (Дан 12:2) уже ясно выражает веру в загробное воздаяние, связанное с верой в воскресение мертвых, так как евр. мысль не представляет себе жизни духа, отделенного от плоти. Параллельное и вместе с тем более разработанное учение появляется в александрийском иудаизме. Учение Платона о бессмертии души помогло евр. мысли осознать, что «Бог создал человека для нетления» (Прем 2:23) и после смерти праведники вкусят вечное блаженство у Бога, а нечестивые получат заслуженное наказание (Прем 3:1-12).
Исходной формой письменности мудрых можно считать машал (в русском переводе — притча). Таково во множественном числе заглавие книги, которую мы называем кн. Притчей. Машал — это краткое, выразительное изречение, близкое к народной мудрости, сохранившейся в пословицах. Древние сборники притчей содержат лишь подобные краткие изречения, но со временем машал развивается, достигая размеров небольшой притчи или аллегорического повествования. Это развитие, ясно выраженное в дополнительных разделах и особенно в прологе кн. Притчей (Притч 1-9), ускоряется в последующих книгах мудрых: кн. Иова и Премудрости Соломоновой представляют собой крупные литературные произведения.
Первоначальное происхождение мудрости следует искать в жизни семьи или рода. Наблюдения над природой или людьми, накоплявшиеся из поколения в поколение, выражались в изречениях, в народных поговорках, в пословицах, имевших моральный характер и служивших правилами поведения. Аналогично происхождение первых формулировок обычного права, которые иногда близки не только по содержанию, но и по форме изречениям мудрости. Эта традиция народной мудрости продолжала существовать параллельно с возникновением письменных сборников мудрости. Ей обязаны своим происхождением, напр., притчи в 1 Цар 24:14; 3 Цар 20:11, басни в Суд 9:8-15, басня в 4 Цар 14:9. Даже пророки черпали из этого наследия (напр. Ис 28:24-28; Иер 17:5-11).
Краткие изречения, запечатлевающиеся в памяти, предназначаются для устной передачи. Отец или мать учит им своего сына дома (Притч Притч 1:8; Притч 4:1; Притч 31:1; Сир 3:1), а затем мудрые продолжают преподавать их в своих школах (Сир 41:23; Сир 41:26; ср Притч 7:1 сл; Притч 9:1 сл). С течением времени мудрость становится привилегией образованного класса: мудрые и книжники фигурируют рядом в Иер 8:8-9. Сын Сирахов Сир 38:24-39:11 восхваляет профессию книжника, дающую ему возможность приобретать мудрость в противоположность ручным ремеслам. Из книжников выходили царские чиновники, и учение мудрости культивировалось сначала при дворе. То же самое происходило и в других центрах восточной мудрости, в Египте и в Месопотамии. Один из сборников притчей Соломона был составлен «мужами Езекии, царя Иудейского», Притч 25:1. Эти мудрецы не только собирали древние изречения, но и сами писали. Два произведения, составленные, по всей вероятности, при дворе Соломона — история Иосифа и история преемства престола Давидова — можно тоже рассматривать как писания мудрых.
Таким образом, круги мудрых значительно отличаются от той среды, в которой появились священнические и пророческие писания. Иер 18:18 перечисляет три различных класса — священников, мудрых и пророков. Мудрые не особенно интересуются культом, их как будто не волнуют несчастья их народа и не захватывает поддерживающая его великая надежда. Однако в эпоху Плена эти три течения сливаются. В прологе Притчей слышится тон пророческой проповеди, в кн. Сир (Сир 44-49) и Прем (Прем 10-19) содержится много размышлений над Священной историей; сын Сирахов почитает священство, ревнует о культе и даже отождествляет Премудрость и Закон (Сир 24:23-34): перед нами уже союз книжника (или мудрого) с законоучителем, который можно видеть и в евр. среде евангельских времен.
Так завершается долгий путь, начало которому в ВЗ положил Соломон. Все учение мудрых, постепенно преподававшееся избранному народу, подготавливало умы к восприятию нового откровения — откровения Воплощенной Премудрости, которая «больше Соломона» (Мф 12:42).
16 Главы 16-19 В этом последнем отделе книги Премудрости Соломона писатель возвращается к той же теме, какая раскрывалась им в 10:15-11:1-17 и которая была прервана рассуждением о Божией любви (11:18-12:28) и о происхождении и неразумности идолопоклонства (гл. 13-15). Выясняя противоположную участь покровительствуемых премудростию Божией евреев и отверженных египтян, он делает пять сопоставлений событий периода выхода евреев из Египта. Сопоставления эти сделаны весьма искусно, в описании событий немало новых, сравнительно с книгой Исход, подробностей и объяснений, а самые описания нередко весьма художественны (напр., 17 гл.).
16 Начальные 14 стихов 16-й гл. содержат первую параллель между противоположной участью египтян и израильтян, именно в отношении наказания одних и облагодетельствования других через животных. Израильтяне утоляли свой голод посылаемыми им животными, у египтян же, напротив, вид посланных во 2-й казни животных вызывал отвращение к пище (1-4 ст.). Если же израильтяне наказывались через животных, то, в противоположность египтянам, на короткое время и притом с той целью, чтобы быстро следующее за наказанием спасение напомнило им о милости Божией (5-14 ст.).
16:1 См. замечание к 11:16. Первый стих тесно связан с двумя последними стихами 15 гл. Нелепое до крайности почитание отвратительных животных было причиной того, почему египтяне «достойно были наказаны через подобных животных».
16:2 Ср. 19:11-12; Исх 16:13; Чис 11:31; Пс 67:27; 104:40.
Переходя к судьбе израильского народа, писатель наказанию египтян через животных противопоставляет облагодетельствование евреев посланием им в пищу перепелов. Это было сделано «в удовлетворение прихоти их», т. е. когда евреи настоящего голода еще не чувствовали, а прося мяса, как замечает писатель в другом месте, «увлеклись пожеланием» (19:11). Эта черта здесь отмечается писателем для противопоставления голоду египтян 3-го стиха.
16:3 Писатель имеет в виду наказание египтян отвратительными жабами, появившимися в таком количестве, что они залезали всюду: в дома, в печи, в квашни (Исх 7:28) и возбуждали брезгливость к пище, к которой прикасались. Поэтому-то мучимые голодом египтяне отказывали необходимому позыву на пищу. Таким образом, израильтянам животные посылались для удовлетворения их прихоти, а египтянам животные мешали удовлетворить и естественному чувству голода. Как видно из этого примера, писатель с большим искусством устанавливает параллель между различными событиями из древней истории еврейского народа. Начало 3-й ст. «дабы те...» непосредственно связано с 1-м стихом, а не со вторым.
16:4 См. 11:9-11. Мера наказания для израильтян и египтян неодинаковая. Первых постигает «неотвратимый недостаток», полная невозможность удовлетворить свой голод, полная мера наказания, а израильтяне наказываются только для того, чтобы знать, «как мучились враги их». В самом их страдании есть доля приятного, сознание, что так же, но еще в большей степени, страдали их исторические враги.
16:5 Писатель переходит к другому событию, наказанию израильтян укушением ядовитых змей (Чис 21, с 6 ст.) и отмечает прежде всего то, что и здесь «гнев Божий не продолжался до конца».
16:6-7 Эти стихи передают рассказ Моисея о медном змие (Чис 22:8-9), который был вознесен на дерево с тем, чтобы укушенные змиями, взирая на него, получали исцеление. Этот змий был для евреев «знамением спасения», известного рода символом, но не сам непосредственно давал исцеление: «ибо обращавшийся исцелялся не тем, на что взирал, но Тобою, Спасителем всех». Значение змия, как символа, заключалось в том, что он наводил на «воспоминание о заповеди закона Твоего». Нет основания думать, что змий напоминал о какой-нибудь определенной заповеди закона, нарушенной евреями. Далее это выражение заменяется более общим: «в напоминание слов Твоих» (ст. 11). Медный змий вообще должен был напоминать евреям о милости Божией, спасающей кающихся грешников, и об их долге повиновения Богу.
16:8-10 Событию исцеления евреев от укусов ядовитых змий писатель противопоставляет «казни» египтян от мух и саранчи. Эта, по-видимому, ничтожная опасность приводила их к гибели (9 ст.), тогда как милость Божия спасала еврейский народ и в несравненно больших опасностях (10 ст.). Это сопоставление было поучительно и для самих египтян: «этим Ты показал врагам нашим, что Ты — избавляющий от всякого зла». Здесь, как и в 11:14, писатель или предполагает, что события странствования евреев по пустыне становились известными в Египте, или говорит вообще об уроке истории для потомков.
16:11 Указывается цель милостей Божиих к евреям в том, чтобы они не впали «в глубокое забвение» слов Божиих. Таким образом, по мысли писателя, еврейский народ воспитывался в верности Иегове Его милостями и благодеяниями.
16:12-13 Утверждение 11-го стиха, что спасение израильтян имело целью напомнить им о Боге и об их обязанности повиновения Его заповедям, писатель обосновывает здесь на том, что исцеление совершалось не естественными силами природы, но единственно всемогущей волей Бога, Владыки жизни и смерти.
16:12 Всеисцеляющее слово — здесь не логос александрийцев, но по сравнению этого стиха с 7, 10 и 26 ст. имеется в виду открывающаяся во внешнем мире божественная воля, естественным и весьма частым в Св. Писании символом которой является речь, слово (Пс 104:20; Ис 55:11).
16:13 Низводишь до врат ада и возводишь. Низвести до врат ада, значит привести к смерти, а возвести из ада на языке Св. Писания часто (см. Пс 48:16; 85:13) означает избавить от смертной опасности. Но ввиду того, что в следующем стихе могуществу Божию противопоставляется бессилие человека вернуть отнятую у другого человека жизнь, правильнее и здесь в словах «возводишь» из ада видеть ту мысль, что Бог может возвратить жизнь умершему.
16:15-29 В этом отделе содержится вторая параллель между судьбой евреев и египтян. Последние были наказаны дождем, градом и огнем, огонь истреблял их средства пропитания; напротив, израильтянам давалась чудесная небесная пища, похожая с виду на снег и град, которая не таяла даже от огня. Правда, часть этой пищи для израильтян пропадала, то все же не от той причины, что у египтян, не от уничтожающей силы — огня, но от слабого солнечного луча, и не в наказание им это случалось, а для напоминания о долге благодарности.
16:16-19 Основанием для этого рассказа писателя служит повествование Моисея о 7 и 8 казнях египетских: Исх 9:22-25. Однако характер рассказа таков, что трудно решить, передает ли писатель своим особым языком только о событиях, уже известных из книги Исход, вводя лишь в них новые подробности, или же он говорит частию о событиях, совершенно неизвестных из Библии. Особенное недоумение возбуждает рассказ об огне, который «жег и среди воды» (19) и даже «сильнее оказывал действие в воде» (17), который действовал с разбором (18). Если под этим огнем разуметь молнию, сопровождавшую град и бурю, поражавшую и среди разразившегося ливня, на что, по-видимому, указывает название этого огня «горящим в граде и блистающим в дождях», то в таком случае писатель сообщает о событии, по существу, известном уже из рассказа Моисея, только украшает его подробностями позднейшего предания. Кроме введения новых подробностей, писатель отступает от Моисеева рассказа еще и тем, что тогда как, по Моисею, казни через животных давно уже прекратились, когда последовали град и пламя, по представлению же писателя нашей книги, эти казни совпадали по времени (18 ст.).
16:17 Самый мир есть поборник за праведных. Это выражение означает то, что стихии природы, являясь в руках Божиих средством наказания нечестивых, тем самым встают на защиту праведных.
16:20 С 20-го стиха писатель переходит к противопоставлению египтянам еврейского народа. У тех пламя истребляло произведения их земли, «вместо того народ Твой Ты питал пищею ангельской», которая давалась ему без всяких трудов с его стороны и в виде совершенно уже готовом для употребления. Подробности эти отмечаются для большей рельефности противопоставления.
Несомненно, здесь писатель говорит о манне (Исх 16). Название манны «пищею ангельскою» указывает на то, что она падала с неба, и предикат «ангельский» равнозначен прилагательному «небесный». В других местах она так и называется: 19:20; Пс 77:24; 105:40.
Хлеб, имевший всякую приятность по вкусу каждого. О таком свойстве манны изменять вкус, сообразно вкусу каждого, писатель говорит на основании позднейшего предания. В книгах Моисея для этого нет основания, напротив, евреи жаловались, что только манна пред их глазами и просили себе другого рода пищи.
16:22-23 А снег и лед выдерживали огонь. В Исх 16:14 манна сравнивается с инеем в отношении ее чрезвычайного обилия и с янтарем (Чис 11:7) по своему прозрачному виду. В данном месте писатель тоже говорит о манне, употребляя сравнение снега и льда. Что «снег и лед» здесь образы для какого-то рода пищи, это видно из того, что писатель противопоставляет их плодам врагов, а затем в другом месте он прямо называет манну «снеговидным родом небесной пищи» (19:20). Этими образами манны писатель пользуется для усиления противоположности между египтянами и евреями: град побил хлебные поля египтян, а евреям посылалась пища, похожая на град; огонь... истреблял плоды врагов, а посылаемый евреям хлеб, хотя он и походил на снег и лед, однако не таял от огня, евреи питались им и среди зноя пустыни.
16:24 Основание для указанного выше двоякого противоположного действия огня писатель указывает в том, что природа для осуществления высших божественных целей в нравственном мироправлении изменяет свои силы: «устремляется в наказание нечестивых, и утихает для благодеяния верующим в Тебя». Это «устремление» и «утихания» природы писатель отличает от обычного порядка вещей (см. 19:6 и 18) и к этим явлениям вполне приложимо понятие чуда.
16:25-26 Речь идет о манне. Опираясь на высказанную в предшествующем стихе мысль, что все сотворенное служит высшим целям Творца (ст. 24), писатель говорит, что и манна изменяла свой вкус не по естественному своему свойству, а «повинуясь Твоей благодати». Из этого евреи должны были научиться, «что не роды плодов питают человека, но слово Твое сохраняет верующих в Тебя». Человек сохраняется не обилием земных плодов, но единственно божественной волей, как первой и непосредственной причиной всего. О «слове» см. замечание к 12 стиху.
16:27-29 Ср. Исх 16:21. Манна падала только ранним утром, пригретая лучами солнца, она уже исчезала. В этом обстоятельстве писатель видит цель воспитать израильтян в чувстве благодарности к Богу. Не имея возможности собирать манну в запас, но вынужденные снискивать себе пропитание каждое раннее утро, евреи живо должны были чувствовать свою зависимость от Бога и, получая от Него ежедневное пропитание, проникаться благодарностью к Нему. Слова 28-го стиха: «должно предупреждать солнце благодарностью Тебе и обращаться к Тебе на восток света» некоторые толкователи приводят в подтверждение своего предположения, что писатель книги Премудрости Соломона был терапевт или ессей, в каких сектах молитва в указанное время была обязательной. Однако не имея этой предвзятой мысли о принадлежности писателя к одной из указанных сект, всего естественнее в приведенных словах видеть простое увещание быть ревностным к молитве настолько, чтобы ею начинать свой день. В этом смысле об утренней молитве говорится и в других местах Св. Писания: Пс 5:3; 87:14 и др. Так как манна с первыми лучами солнца исчезала (27 ст.), то собравшие ее евреи, естественно, должны были своим молитвенным благодарением «предупреждать солнце». Побуждая евреев к благодарности Богу, писатель говорит в последнем стихе, что «надежда неблагодарного растает, как зимний иней и выльется, как негодная вода». Образы взяты в соответствие с 22 и 27 стихами.
17 17-я глава и первые четыре стиха 18-ой содержат третью параллель между египтянами и израильтянами. Египтяне были наказаны трехдневным мраком (Исх 10:21 и далее), это время было для них сплошным ужасом; напротив евреям и в это время светил величайший свет и впоследствии они никогда не страдали от мрака: им освещал и указывал путь светоносный столп.
17:1 Суды Твои — божественные определения, способ и образ действования в мире человеческом (ср. Пс 118:75; Рим 11:33).
Ненаученные души. Те, кто не имеет правильного познания о Боге и Его отношениях к миру; ближайшим образом здесь разумеются египтяне. Мысль стиха та, что необходимо иметь истинное откровенное богопознание, чтобы не заблуждаться относительно способов действия божественного промысла в мире человеческом.
17:2 Определяется, в чем состояло заблуждение египтян. Прежде всего в том, что они задумали угнетать святой народ, а потом, когда их постигла страшная «казнь», трехдневный мрак (Исх 10:21-23) и они были как бы пленниками долгой ночи, они не захотели признать в этом событии действие Божие и покориться Его воле, но пытались спастись от всемогущей десницы Божией в своих домах: «затворившись в домах, скрывались от вечного Промысла».
17:3 Этот стих заключает иронию над египтянами. Последние даже наказанием Божиим, посланным на них мраком, хотели воспользоваться для прикрытия своих тайных грехов. (См. Иов 24:15-16; Ис 29:15.) Но эти расчеты не оправдались. Беспросветная ночь мешала даже темным делам: «они рассеялись, сильна устрашаемые призраками».
17:4 Описывается переживаемый египтянами страх во время посланного на них трехдневного мрака. От этого страха не спасало «и самое потаенное место». Под этим потаенным местом разумеют иногда глубокие подземные коридоры в Египте, или глубоко вырытые комнаты внутри пирамид. Но во 2-м стихе говорилось, что египтяне затворились в домах, в соответствии с этим и здесь под «потаенным местом» лучше разуметь внутренние комнаты домов.
Страшные звуки вокруг них приводили их в смущение, и являлись свирепые чудовища с страшными лицами. Говорит ли здесь писатель об объективных предметах, которые приводили египтян в ужас или же он здесь имеет в виду созданные под влиянием страха образы фантазии? Далее в 6 ст. один из устрашающих египтян предметов он называет невидимым призраком, а потом выражается и более обще, что египтяне «были тревожимы страшными призраками» (ст. 14). Нигде не видно, чтобы эти призраки писатель считал за какие-нибудь объективные предметы, напр., за демонов, или за вышедших из ада теней умерших людей, которые, принимая образы «свирепых чудовищ с страшными лицами» (4 ст.), «сами собою горящих костров, полных ужаса» (ст. 6), являлись бы для устрашения людей. Напротив, он говорит, что египтяне приходили в крайний страх, «хотя никакие устрашения не тревожили их» (ст. 9). Причина страха, по мысли писателя, не вне, а внутри, в душевном состоянии египтян; это ужасы «страдающей души» (ст. 8), их «придумывает преследуемое совестью нечестие» (ст. 10). Таким образом ужасы «придуманы», они результат воображения, действующего под влиянием угрызений совести. Действительность, конечно, давала богатый материал для этого воображения и писатель говорит об этом подробно в 17-18 ст.
17:5 Подобное же замечание об этом мраке, что его напрасно старались осветить огнем, находим у Филона, Vita Mos. Т. II, 100.
17:6 Указывается один из устрашающих египтян призраков, созданных их воображением: это — «сами собою горящие костры, полные ужаса»; костры никем не зажженные и горящие без всякого поддерживающего огонь материала. Что было собственно ужасного в этих кострах, по краткости рассказа не видно; может быть, эти костры были образами наказания, какие придумало «осуждаемое собственным свидетельством нечестие».
17:7-8 Чародеи египетские, как известно из книги Исход, пытались бороться с Моисеем его же орудием, старались совершить те же знамения и чудеса, что и он совершал. Подражая ему несколько в двух первых «казнях», они потом вынуждены были признать свое бессилие (Исх 9:11). По книге Премудрости Соломона представители «волшебного искусства и мудрости» египетской боролись против Моисея гораздо дольше. Они «обещались отогнать ужасы» даже 9-й казни и только охватившая их самих позорная боязливость подвергла их посмеянию.
17:9 Изображается крайняя степень охватившей египтян боязливости: «они исчезали от страха... боясь взглянуть даже на воздух». Между тем никакой объективной причины для страха не было: никакие устрашения, собственно, не тревожили их. Неописуемый страх вызывался самыми ничтожными предметами: криком или свистом животных, шумом при их движении.
17:10 В предшествующем стихе писатель выразил мысль о видимой беспричинности страха египтян, о том, что во вне не было предметов действительно страшных. Это побуждает его теперь указать настоящую причину страха (10 ст.), а вместе с тем определить, что такое страх по существу (11 и 12 ст.). Причина страха, по мнению писателя, лежит в совести, которая преследовала египтян за их нечестие. Осужденное свидетельством совести «нечестие боязливо и... придумывает ужасы». Психологически указанное объяснение происхождения страха весьма верно. 10-й стих важен в том отношении, что в нем слово совесть, συνείδησις, употреблено в совершенно точном его значении, с указанием настоящих функций этой стороны человеческого духа (ср. Рим 2:15).
17:11 Даваемое здесь определение страха, конечно, неполное. Оно отмечает только одну сторону. Смысл его такой: страх отнимает у человека хладнокровие, так что он свое внимание не может уже направить на предмет страха, чтобы или убедиться в его ничтожности, или найти средство к его устранению.
17:12 Этот стих содержит пояснение к 11-му стиху. Мысль такая: в отчаянии люди обычно преувеличивают свою беспомощность, возбуждающие страх предметы кажутся им более опасными, чем на самом деле. Они теряются, не могут сосредоточить своей мысли и неизвестность устрашающей их причины от этого для них возрастает.
17:13-18 В этих стихах делается приложение высказанной в 10-12 ст. мысли к египтянам. Охвативший их страх сам по себе был бессилен повредить им, но страх лишил египтян рассудительности, так что самые ничтожные предметы, самые незначительные явления приводили их в ужас.
17:13-14 Из глубины нестерпимого ада исшедшую ночь. Ад в Св. Писании представляется местом темным и мрачным (Иов 10:21,22; 38:17; Пс 48:20), поэтому писатель считает необыкновенно темную и продолжительную ночь, покрывшую Египет, вышедшей из ада. В этом объяснении происхождения ночи писатель расходится с Филоном, который объяснял происхождение необычайно продолжительной ночи или солнечным затмением или сгущением облаков (Vita Mos. Т. II, 100). К аду прилагается предикат ἀδύνατος, бессильный (в русском тексте «нестерпимый»), вероятно потому, что обитателями ада являются бестелесные и бессильные тени умерших. Происхождение ночи от бессильного ада дает мысль, что страх египтян возбуждался предметом по своему происхождению ничтожным. Причина страха заключалась внутри, в охватившем их душу «унынии», под влиянием которого расстроенное воображение создавало «страшные признаки».
17:15 Сравнение окутанных мраком египтян с заключенными в темнице весьма естественно. Как узники, египтяне во мраке лишены были свободы движений, свободы деятельности. Это сравнение писатель употреблял и раньше (2 ст.).
17:16 Смысл стиха такой: не могли избежать ужасов ночи даже те, кто по роду своих занятий обычно возвращался с дневной работы большими компаниями: пастухи, полевые рабочие.
17:17-18 Содержат поэтическое описание того, как всякий ничтожный звук наводил страх на египтян и приводил их в отчаяние. Свиста ветра, голоса птиц, шум воды, треск горного обвала, громкое эхо в горах, словом — вся природа была для них источником неописуемого страха.
17:19-20 По заключительным стихам 17-й гл. видно, что описанная выше страшная египетская ночь не была обыкновенной темной ночью: она распростиралась только над Египтом, а остальной «весь мир был освещен ясным светом и занимался беспрепятственно делами».
Несомненно, писатель говорил о наказании египтян трехдневным мраком (Исх 10:21-23). Эта тяжелая ночь была «образом тьмы, имевшей некогда объять их».
Упоминание о будущей тьме нельзя понимать, как образ тяжелого мучительного состояния египтян по смерти, в таком значении это слово употребляется часто в Новом Завете (Мф 8:12; 23:13; 25:30). Писатель допускал, так сказать, физическое существование ада (14 ст.), который он представлял окутанным в непроницаемую тьму. Поэтому и «тьма, имевшая некогда объять их» — действительная тьма ада, в которой пребывают души умерших злых людей. Однако, как не страшна была тьма египетской ночи, главный источник ужаса заключался не в ней, а в том внутреннем душевном состоянии, какое переживали египтяне: «сами для себя они были тягостнее тьмы».
18:1-4 Первые четыре стиха 18-й гл. содержат противопоставление египтянам евреев во время девятой казни. Над египтянами «была распростерта тяжелая ночь» (17:20), «а на святых Твоих был величайший свет» (1 ст.). Мысль та, что девятая казнь, трехдневный мрак, не распространялась на живших в Египте евреев, они, как и весь остальной мир (17:19), пользовались светом. Египтяне знали об этом и считали их счастливыми (1 ст.), а вместе с тем были благодарны евреям, что те не пользовались их смятением и беспомощностью во время девятой казни, чтобы отметить им за муки долгого рабства (2 ст.) Покровительство Божие еврейскому народу простерлось и далее. Во время странствования по незнакомой пустыне путь им указывал огнесветлый столп, он же защищал их от солнечного зноя: «дал им... безвредное солнце» (3 ст.) Наказание египтян лишением света вполне заслуженно ими и соответствует их преступлению, порабощению тех, «через которых имел быть дан миру нетленный свет закона» (4 ст.) Сравнение Моисеева закона со светом весьма часто в Св. Писании (Ис 2:5; Пс 118:105; Притч 6:23).
18:4 Название света «нетленным» выражает мысль о вечности Моисеева закона. Эта мысль выражается и в других местах Св. Писания (Тов 1:6; Вар 4:1), особенно часто в связи с мессианским чаянием всеобщего распространения Моисеева закона (Ис 2:1; Мих 4:1), когда уничтожится идолопоклонство (Прем 14:13).
18:5 С пятого стиха начинается новый отдел, в котором проводится новая параллель между египтянами и евреями. За бесчеловечное решение египтян умерщвлять еврейских детей они сами лишились своих первенцев, евреи же со своими детьми не только сохранили жизнь, но и спаслись от рабства.
Определили избить детей святых — ср. Исх 1:15; 2:3.
Хотя одного сына покинутого и спасли. Речь идет о Моисее, которого спасла из воды дочь фараона. Писатель делает эту оговорку не для того, чтобы смягчить жестокость египтян в отношении к еврейским детям, а чтобы показать, что по определению промысла Божия единственное спасенное ими дитя стало для них впоследствии орудием божественного наказания.
Самих всех погубил в сильной воде. О потоплении египтян в Чермном море писатель подробнее говорит в 19 гл., здесь же он только попутно замечает для получения контраста: Моисей один подвергался опасности от воды и был спасен, а египтяне все погибли в воде.
18:6 Ночь та была предвозвещена отцам нашим. Это не ночь необычайного мрака, о которой писатель говорил в предшествующей главе, а та ночь, в какую были умерщвлены египетские первенцы и о которой Моисей возвестил евреям наперед (Исх 11:4 и далее). Для этого предвозвещения писатель указывает не только ближайшую цель, подготовить евреев к наступавшему событию, но и дальнейшую, утвердит их веру во все прочие обетования и поднять тем народный дух.
18:7 Стих 7 вытекает из предшествующего. Освобождение из рабства и гибель египетских первенцев не были неожиданностью для евреев, потому что через Моисея они знали об этом заранее.
18:8 Ср. 11:5-6. Смерть первенцев египетских была для египтян большим наказанием, а для евреев, напротив, она послужила причиной их освобождения (Исх 12:31 и далее).
Возвеличил нас, которых Ты призвал. В связи со следующим стихом здесь речь о призвании к духовному внутреннему общению с Богом.
18:9 Стих 9 говорит о пасхальной жертве (см. Исх 12:3-15): святые дети добрых тайно совершали жертвоприношение. Называя участниками жертвоприношения детей, писатель не исключает этим взрослых, он выделяет детей лишь для противопоставления египтянам: в то время, когда дети египтян были умерщвляемы, еврейские дети совершали религиозную трапезу. Жертвоприношение было тайное. Египтяне не были посвящены в обряды пасхальной ночи, так как в них ясно указывалась ожидавшая их участь. С другой стороны, дети, участники жертвоприношения, были обречены египетскою властью на смерть, поэтому их участие могло быть только тайное. Название детей «святыми» имеет то же значение, что и название святым всего народа (10:17; 18:1,5); оно указывает не на их действительное состояние, а на их назначение, их призвание к святости. Они были «дети добрых». Добрыми писатель называет израильтян, отцов этих детей, как и в других местах книги он называл их «праведными» (10:20; 11:15; 12:9; 16:23; 18:20) и «святыми» (10:17; 17:1,5).
Единомысленно постановили Божественным законом, чтобы святые равно участвовали в одних и тех же благах и опасностях. Ставить что-либо божественным законом, значит обязаться к неуклонному исполнению этого. На пасхальной трапезе евреи приняли для себя обязательство осуществлять одинаковое участие всех без различия как в опасностях свободной жизни в пустыне, так и в ее благах. Таким образом, пасхальная вечеря была для них символом братского единения. Это сознание братства непосредственно выразилось в хвалебной песне к Богу.
18:10 Переход к египтянам. По контрасту с хвалебной песнью евреев, «с противоположной стороны», т. е. от египтян, «разносился жалобный вопль над оплакиваемыми детьми», над умерщвленными в ночь выхода евреев первенцами.
18:11-13 Десятая казнь одинаково коснулась всех египтян без различия их общественного и материального положения (Исх 11:5; 12:30). Все были наказаны «одинаким судом» (11 ст.), «все... имели... мертвецов, умерших одинаковой смертью» (12). Не было различия даже в форме смерти. Вот это обстоятельство, однородность наказания, сравнявшая всех египтян, по мысли писателя, особенно сильно убеждало их, что переживаемое событие дело Божие, а не человеческое, а потому народ еврейский, для освобождения которого эта казнь совершилась, «есть сын Божий» (13 ст., Исх 12:31).
18:12 Драгоценнейшее поколение — первенцы, ценившиеся у древних народов более, чем остальные дети.
18:13 Не верившие ничему ради чародейств. Указание на обстоятельство, отмечаемое и книгой Исход (Исх 7:11,22; 8:3), что упорному нежеланию признать евреев народом Иеговы и отпустить его много содействовали египетские волхвы.
18:15-16 Ст. 15 и 16 содержат поэтическое описание действия божественного всемогущества в истреблении египетских первенцев. Как и в других местах нашей книги (9:1; 16:12,26), образом божественной воли, проявляющейся во внешнем мире, является слово. Как грозный воин с острым мечом, оно сходит с небес от царственных престолов на средину погибельной земли, чтобы наполнить все смертью. Власть божественного слова над вселенной беспредельна: «оно касалось неба и ходило по земле».
18:17-19 Писатель сообщает об обстоятельстве, умалчиваемом кн. Исход. В ночь гибели египетских первенцев они были тревожимы страшными сновидениями, в которых им открывалась причина их печальной участи. Поэтому они умирали с полным знанием того, почему они гибнут и об этом объявляли остававшимся в живых. Какая эта причина постигшего египтян страшного наказания, писатель здесь не указывает: имеется в виду, та же, о которой он говорил раньше (18:4), — угнетение евреев.
18:20-25 В этом отделе писатель в параллель наказанию египтян смертью их первенцев приводит подобное же событие из жизни евреев в пустыне (Чис 17 гл.), чтобы на этом примере показать, насколько милостив к ним был Бог. Как и египтяне в памятную для них ночь, евреи подверглись опасности смерти, но губительство продолжалось короткое время, молитвою Аарона оно прекратилось.
18:20 Искушение смерти коснулось и праведных. Это выражение показывает, что посылаемая смерть была лишь вразумляющим испытанием евреев, а не средством наказания по суду Божию.
18:21 Непорочный муж поспешил защитить их. Речь идет об Аароне, см. Чис 17:11. Эпитет «непорочный» прилагается ему в том смысле, что он был свободен от того греха, за который наказывались евреи, поэтому мог быть посредником между согрешившими и Богом.
18:22 Словом, т. е. молитвой и воспоминанием данных патриархам еврейского народа обетовании Аарон победил «истребителя». Под истребителем имеется в виду ангел смерти, поражавший евреев; в 25 ст. этот истребитель назван тем же словом, каким в книге Исход (Исх 12:23) назван ангел смерти, поражавший египетских первенцев — ὁ ὀλεθρεύων.
Воспомянув клятвы и заветы отцов. Ходатайствуя за народ, Аарон преклонял милосердие Божие воспоминанием о благих обетованиях, данных отцам еврейского народа: Аврааму, Исааку и Иакову.
18:23 Ср. Лев 16:48.
18:24-25 Кроме молитвы и воскурения фимиама, Аарон остановил губительство еще своею первосвященническою одеждою, которой писатель, как будто приписывает магическое действие: «этому уступил истребитель и этого убоялся».
18:24 На подире его был целый мир. В этой мысли, что первосвященническая одежда была символом мира, чувствуется характерная черта александринизма, который в священных обрядах и предметах находил символы предметов природы и высших идей. В частности, сравнение первосвященнической одежды с миром мы находим у Филона — De profug. I, 562; Vita Mos. II, 154. Славные имена отцов были вырезаны на камнях в четыре ряда. Речь о наперстнике, на котором были вырезаны имена двенадцати родоначальников колен израилевых (Чис 28:15-30).
Величие Твое — на диадеме головы его. На головной повязке первосвященника была прикреплена золотая дощечка с надписью: «святыня Иеговы».
19 Девятнадцатая глава содержит новую параллель между израильтянами и египтянами. Первые чудом прошли через Чермное море, как по сухому пути, чтобы продолжать свое славное странствование в пустыне; вторые нашли себе необычайную смерть в том же море.
19:1-3 В этих стихах указывается причина постигшего египтян последнего наказания, потопления в Чермном море. После выхода евреев из Египта, когда главная вина египтян перед Богом, угнетение Его народа (18:4), перестала существовать, гнев Божий все еще продолжал тяготеть над египтянами: «ибо Он предвидел и будущие их дела». Именно то, что египтяне, освободив евреев, даже сами побуждая их скорее оставить их страну (Исх 12:33-32), потом раскаются в этом и, как за беглецами, пошлют за ними погоню. Этот «безумный помысл» возник у египтян тогда, когда они имели в руках печали и рыдали над гробами, — обстоятельство, показывавшее, что даже свежее чувство глубокой скорби по умершим первенцам не могло сдерживать корыстных расчетов и злобы египтян.
19:4 Могло казаться непонятным, каким образом египтяне после всех казней, еще не окончив траур по пораженным первенцам, могли снова начать преследование евреев. В объяснение этого писатель говорит: «Влекла их к тому концу судьба... она навела забвение о случившемся». Несомненно, здесь выражена та же мысль, что и в соответствующем месте книги Исход: «ожесточил Бог сердце фараона» (Исх 14:4); только эту мысль об ожесточении Богом сердца египтян, как ближайшей причины возобновления преследования евреев, писатель выражает языком греческой философии: ἀνάγκη εἱ̃λκε, «влекла судьба». Как в том, так и в другом способе выражения одинаково допускается мысль о воздействии божества на волю человека при предположении относительной свободы этой воли. Только при этом последнем предположении можно было сказать, что египтяне «были достойны» постигшей их судьбы, можно было возлагать на них ответственность и цель последнего бедствия указывать в том, «дабы они восполнили наказание, не достававшее в их мучениях». Таким образом, выражение «влекла судьба», совершенно чуждое библейскому языку, выражает однако мысль библейскую.
19:6 Указав в предшествующем стихе, что преследование евреев повело к тому, что «народ Твой совершил славное путешествие» (ст. 5), разумея под этим чудесный переход через Чермное море, писатель останавливает внимание на этом чуде и определяет его сущность.
Вся тварь снова свыше преобразовалась в своей природе, повинуясь особым повелениям. В этих словах писатель дает более строгое понятие о чуде, чем в 16:24. Там он говорил только об изменении степени действия сил природы («устремление» и «утихание» природы), здесь он говорит о преобразовании природы в ее существенных свойствах (тварь... в своей природе). Это преобразование он ставит в параллель с новым творением (снова свыше преобразовалась) и выражает этим мысль, что непосредственное участие божественной воли в чуде также необходимо, как и в творческом акте.
19:7-8 Описание чуда перехода евреев через Чермное море.
19:9-10 Охваченные чувством радости по переходе через Чермное море, евреи сравниваются со скачущими агнцами и пасущимися на воле конями (подоб. сравн. Пс 113:6). Это чувство радости, кроме только что происшедшего чуда, возбуждалось еще воспоминаниями о событиях в Египте (Исх 6:26-28; 7:12-14).
19:11 Ср. 16:2. Упоминание о перепелах писатель сделал только для того, чтобы показать, что чувство радости евреев было прочно. Оно не только возбуждалось настоящим событием и питалось воспоминаниями прошлого, но поддерживалось явлениями помощи Божией и в будущем. Можно допустить, что писатель с намерением усиливает мысль о благополучии евреев, чтобы получить более сильный контраст с египтянами, к наказанию которых он затем переходит.
19:12 С двенадцатого стиха писатель переходит к египтянам, называя их просто грешными, которых постигли наказания не без знамений, бывших силой молний. Слова эти относятся к потоплению египтян в Чермном море и соответствуют Исх 14:24-25. Подобное же изображение перехода через Чермное море при громе и молнии находим и в других местах Св. Писания: напр., Пс 76:18-21.
19:13-16 Писатель сравнивает отношение египтян к евреям с известным из Библии (Быт 19 гл.) отношением к чужестранцам жителей города Содома. Сравнение говорит не в пользу египтян и им возвещается грозный суд в будущем. Содомляне отказывали в приеме странникам, которых они совершенно не знали; египтяне большую обнаруживали ненависть к чужеземцам: они порабощали пришельцев, которые уже были известны им за людей благодетельных (т. е. евреев). Первые обнаружили просто враждебность, а вторые еще и коварство: приняв евреев с радостью и дав им права, они потом стали угнетать их работами. Поэтому египтяне были наказаны подобно содомлянам: «они, поражены были слепотою, как те некогда при дверях праведника» (т. е. Лота см. Быт 17:13). Под слепотой египтян писатель имеет в виду или трехдневный мрак (17:2,5), или то, что они, точно ослепленные, не видя неминуемой опасности, бросились за евреями по дну моря. Но это не последнее наказание египтян: «еще будет суд на них». Здесь писатель выражает, вероятно, свое мессианское чаяние, что евреи будут судить все народы (ср. 3:8).
Написание книги. В греческой Библии эта книга надписывается: Σοφία Σαλωμω̃νος — Премудрость Соломона, а в латинской Liber Sapientae. Такое надписание указывает, прежде всего, на содержание книги; главным предметом ее является учение о Премудрости Божией, ее начале, свойствах и действиях в мире. Другое слово надписания указывает на Соломона. Имя этого царя стоит здесь потому, что писатель книги ведет свою речь иногда от лица Соломона (см. Прем 7, Прем 8, Прем 9), главного представителя и первого учителя библейской мудрости, и предмет ее сходен с предметом кн. Притчей Соломона.
Писатель книги. Самое древнее мнение о лице писателя кн. Премудрости то, что писателем ее был Соломон. Этого мнения держались многие отцы и учители церкви (Климент Александрийский. Строматы. XI, т. IX, 315; Тертуллиан. De praecript. II, 20; Святой Киприан. Ер. de exhort martyrum. XII, VI, 673) на том основании, что имя Соломона стоит в надписании и в книге говорится от его лица. Это мнение впоследствии усиленно защищалось католическою церковью в тех видах, что эта книга признается ею каноническою.
Такое мнение об авторе книги Премудрости Соломона не может быть признано правильным по следующим основаниям. 1) Книгу Премудрости Соломона потому нельзя приписать перу Соломона, что она не была написана на еврейском языке, оригинальный язык ее греческий. 2) Писатель книги Премудрости знаком с греческой философией: учением Платона, эпикурейцев и отчасти стоиков (Прем 2:1-6; Прем 8:7.19.20). 3) Он живет вне Палестины и делает ссылки на греческие нравы и обычаи (Прем 7:17-20; Прем 8:8; Прем 13:1-15; Прем 14:14): приводить цитаты по переводу LXX-ти (Прем 2:12, ср. Ис 3:10; Прем 15:10, ср. Ис 44:20). 4) В каталогах книг Ветхого Завета, напр., в «Апост. правилах» (85 пр.), собора Лаодикийского, св. Афанасия Великого она не считается произведением Соломона и книгой канонической.
Другое мнение, которое было высказано еще во времена Иеронима, написание книги Премудрости Соломона приписывает Филону. В защиту этого мнения указывают на сходство учения этой книги о Премудрости с учением Филона о Логосе. Но сходство это внешнее: не то мыслит под образом премудрости писатель нашей книги, что Филон разумел под Логосом. Между тем и другим замечается разность взглядов до противоположности. 1) Происхождение греха и смерти в книге Премудрости Соломона объясняется «завистью диавола» (Прем 2:24); этого Филон сказать не мог, так как он не допускал существования злого начала в мире и библейский рассказ о грехопадении прародителей понимал аллегорически. 2) Теорию предсуществования душ иначе представлял писатель кн. Премудрости и Филон: по учению кн. Премудрости, души добрых входят в тела чистые (Прем 8:19.20), по Филону же — посылаются в тела на землю только души падшие и склонные ко греху (De monarchia. II, с. 213-216). 3) Наконец, сильно различаются взгляды Филона и на происхождение идолопоклонства от учения кн. Прем. об этом предмете (Прем 12, Прем 13 и Филона De mundo. II, 604 стр.).
Таким образом, Филон не мог написать книги, в которой излагается учение, во многом противоположное его взглядам. Церковное предание также свидетельствует против написания кн. Премудрости Филоном. Современные Филону отцы церкви — Климент Римский, Дионисий Ареопагит, приводят в своих сочинениях выдержки из этой книги, как священной. Такого уважения к книге у этих отцов не могло бы быть, если бы она была написана неверующим иудеем, их современником.
Все другие попытки отыскать автора кн. Премудрости Соломона также безуспешны, как и указанные две (о них можно прочитать в труде проф. Д. Поспехова «Книга Премудрости Соломона, ее происхождение и отношение к иудейско-александрийской философии»). Поэтому остается довольствоваться общим указанием, какое находим в самой книге, что писателем ее был иудей-эллинист, образованный александриец, хорошо знавший греческую философию.
Время, место и цель написания. О времени написания кн. Премудрости можно судить только предположительно, на основании находящихся в этой книге намеков на современное писателю положение египетских иудеев. Все толковники согласны в том, что при жизни писателя египетские иудеи подверглись какому-то тяжкому несправедливому гнету со стороны языческого правительства, имевшему характер религиозного преследования. Обращаясь к истории, мы находим, что в царствование трех первых Птоломеев иудеи не терпели никакого гнета и даже пользовались расположением правительства.
Только при Птоломее IV Филопаторе, когда он после окончания 4-ой сирийской войны (221-217 до Р. Х.) возвратился из Палестины в Египет в сильном раздражении против палестинских иудеев, началось религиозное преследование иудеев в Египте. Это преследование египетских иудеев описано в 3-ей книге Маккавейской и притом такими чертами, какие мы находим и в кн. Премудрости Соломона (Прем 2:12-17; ср. 3 Макк 1, 3 Макк 2: 3 Макк 1:11-12; ср. 3 Макк 2:19-20; Прем 2:19-20, ср. 3 Макк 3:1). Отсюда можно заключить, что кн. Премудрости написана в конце царствования Птоломея IV-го, ок. 221-217 г. до Р. Х.
Местом написания книги Премудрости был Египет и, вероятнее всего, Александрия. Автор ее знаком с иудейско-александрийской философией; в своей книге делает намеки на египетскую религию (Прем 12:24; Прем 15:18-19). Относительно цели написания книги на основании неоднократных увещаний и обращений писателя к судьям земли, правителям народов и царям (Прем 1:1; Прем 6:1), составилось мнение, что книга Премудрости Соломона написана была главным образом для царей (египетских или сирийских) и назначалась для передачи им. Но более внимательное изучение книги убеждает в том, что главных читателей кн. Премудрости, которых имел в виду писатель при ее составлении, нужно предполагать внутри самого иудейства, а не вне его. Печальное состояние иудейско-александрийского общества побуждало писателя представить сознанию современных ему египетских иудеев истину теократической идеи ветхозаветной веры во всем ее свете, указав им на великое и славное будущее Израиля в грядущем царстве Божием, на небе и на земле.
Содержание кн. Премудрости Соломона. Главным предметом кн. Премудрости Соломона является учение о премудрости. Мудрость писатель книги рассматривает с двух сторон: 1) как она есть сама по себе, в своем первоисточнике — Боге; это премудрость объективная, или божественная, и 2) как она отражается в человеческом духе; это мудрость субъективная, или человеческая. Рассматривая премудрость в первом отношении, писатель изображает ее как вечно присущее Богу начало откровения и действия Его в мире, как средоточие божественных совершенств, открывающихся в миротворении и мироуправлении; во втором отношении Премудрость есть входящее в дух человеческий от Бога начало всякого высшего духовного совершенства, приводящее человека к бессмертию. Соответственно постепенному раскрытию этой идеи премудрости вся книга может быть разделена по своему содержанию на три части.
В первой части (Прем 1, Прем 2, Прем 3, Прем 4, Прем 5) премудрость изображается, как руководительница к блаженному бессмертию, вопреки ложному мнению иудейских вольнодумцев, отрицавших бессмертие.
Во второй части (Прем 6, Прем 7, Прем 8, Прем 9) от лица царя Соломона писатель излагает учение о существе премудрости, ее происхождении и свойствах, о необходимости и значении обладания ею, равно как и об условиях ее достижения.
В третьей части (Прем 10, Прем 11, Прем 12, Прем 13, Прем 14, Прем 15, Прем 16, Прем 17, Прем 18, Прем 19) писатель примерам из древней истории своего народа доказывает, что только премудрость делала этот народ счастливым; напротив недостаток ее приводил отдельных людей и целые народы (египтян, хананеев) к гибели.
См. «Понятие о Библии».
Третий отдел ветхозаветных священных книг составляют в греко-славянской Библии книги «учительные», из которых пять — Иова, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней признаются каноническими, а две — Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова1 неканоническими. В противоположность этому в еврейской Библии двух последних, как и всех вообще неканонических, совсем не имеется, первые же пять не носят названия «учительных», не образуют и особого отдела, а вместе с книгами: Руфь, Плач Иеремии, Есфирь, Даниил, Ездра, Неемия, первая и вторая Паралипоменон, причисляются к так называемым «кетубим», «агиографам», — «священным писаниям». Сделавшееся у раввинов-талмудистов техническим обозначением третьей части Писания название «кетубим» заменялось в древности другими, указывающими на учительный характер входящих в ее состав произведений. Так, у Иосифа Флавия современные учительные книги, кроме Иова, известны под именем «прочих книг, содержащих гимны Богу и правила жизни для людей» (Против Аппиона I, 4); Филон называет их «гимнами и другими книгами, которыми устрояется и совершенствуется знание и благочестие» (О созерцательной жизни), а автор 2-ой маккавейской книги — «τὰ του̃ Δαυιδ καὶ ἐπιστολὰς βασιλέων περὶ ἀναθεμάτων» — «книги Давида и письма царей о приношениях» (2:13). Наименование «τὰ του̃ Δαυιδ» тожественно с евангельским названием учительных книг псалмами» («подобает скончатися всем написанным в законе Моисееве и пророцех и псалмех о мне»; Лк 24:44), а это последнее, по свидетельству Геферника, имело место и у раввинов. У отцов и учителей церкви, выделяющих, согласно переводу LXX, учительные книги в особый отдел, они также не носят современного названия, а известны под именем «поэтических». Так называют их Кирилл Иерусалимский (4-е огласительное слово), Григорий Богослов (Σύταγμα. Ράκκη, IV, с. 363), Амфилохий Иконийский (Ibid. С. 365), Епифаний Кипрский и Иоанн Дамаскин (Точное изложение православной веры. IV, 17). Впрочем, уже Леонтий Византийский (VI в.) именует их «учительными», — «παραινετικά» (De Sectis, actio II. Migne. Т. 86, с. 1204).
При дидактическом характере всего Священного Писания усвоение только некоторым книгам названия «учительных» указывает на то, что они написаны с специальной целью научить, вразумить, показать, как должно мыслить об известном предмете, как его следует понимать. Данную цель в применении к религиозно-нравственным истинам и преследуют, действительно, учительные книги. Их взгляд, основная точка зрения на учение веры и благочестия — та же, что и в законе; особенность ее заключается в стремлении приблизить богооткровенную истину к пониманию человека, довести его при помощи различных соображений до сознания, что ее должно представлять именно так, а не иначе, Благодаря этому, предложенная в законе в форме заповеди и запрещения, она является в учительных книгах живым убеждением того, кому дана, кто о ней думал и размышлял, выражается как истина не потому только, что открыта в законе, как истина, но и потому, что вполне согласна с думой человека, стала уже как бы собственным его достоянием, собственной его мыслью. Приближая богооткровенные истины к человеческому пониманию, учительные книги, действительно, «совершенствуют сознание и благочестие». И что касается примеров такого освещения их, то они прежде всего наблюдаются в кн. Иова. Ее главное положение, вопрос об отношении правды Божией к правде человеческой, трактуется автором с точки зрения его приемлемости для человеческого сознания. Первоначально сомневавшийся в божественном правосудии, Иов оказывается в результате разговоров уверовавшим в непреклонность божественной правды. Объективное положение: «Бог правосуден» возводится на степень личного субъективного убеждения. Подобным же характером отличается и кн. Екклезиаст. Ее цель заключается в том, чтобы внушить человеку страх Божий (Иов 12:13), побудить соблюдать заповеди Божии. Средством к этому является, с одной стороны, разъяснение того положения, что все отвлекающее человека от Бога, приводящее к Его забвению, — различные житейские блага не составляют для человека истинного счастья, и потому предаваться им не следует, и с другой — раскрытие той истины, что хранение заповедей дает ему настоящее благо, так как приводит к даруемому за добрую жизнь блаженству по смерти, — этому вечно пребывающему благу. Равным образом и кн. Притчей содержит размышления о началах откровенной религии, законе и теократии и влиянии их на образование умственной, нравственной и гражданской жизни Израиля. Результатом этого размышления является положение, что только страх Господень и познание Святейшего составляют истинную, успокаивающую ум и сердце, мудрость. И так как выражением подобного рода мудрости служат разнообразные правила религиозно-нравственной деятельности, то в основе их лежит убеждение в согласии откровенной истины с требованиями человеческого духа.
Раскрывая богооткровенную истину со стороны ее согласия с пониманием человека, учительные книги являются показателями духовного развития народа еврейского под водительством закона. В лице лучших своих представителей он не был лишь страдательным существом по отношению к открываемым истинам, но более или менее вдумывался в них, усваивал их, т. е. приводил в согласие со своими внутренними убеждениями и верованиями. Погружаясь сердцем и мыслию в область откровения, он или представлял предметы своего созерцания в научение, для развития религиозного ведения и споспешествования требуемой законом чистоте нравственности, как это видим в кн. Иова, Екклезиаст, Притчей и некоторых псалмах (78, 104, 105 и т. п.), или же отмечал, выражал то впечатление, которое производило это созерцание на его сердце, в лирической форме религиозных чувствований и сердечных размышлений (Псалтирь). Плод богопросвещенной рефлексии о божественном откровении, данном еврейскому народу в закон, учительные книги носят по преимуществу субъективный характер в отличие от объективного изложения истин веры и благочестия в законе и объективного же описания жизни еврейского народа в книгах исторических. Другое отличие учительных книг — это их поэтическая форма с ее характерною особенностью — параллелизмом, определяемым исследователями еврейской поэзии как соотношение одного стиха с другим. Это — род рифмы мысли, симметрия идеи, выражаемой обыкновенно два или иногда три раза в различных терминах, то синонимических, то противоположных. Сообразно различному взаимоотношению стихов параллелизм бывает синонимический, антитический, синтетический и рифмический. Первый вид параллелизма бывает тогда, когда параллельные члены соответствуют друг другу, выражая равнозначащими терминами один и тот же смысл. Примеры подобного параллелизма представляет Пс 113 — «когда Израиль вышел из Египта, дом Иакова (из среды) народа иноплеменного, Иуда сделался святынею Его, Израиль владением Его. Море это увидело и побежало, Иордан возвратился назад, горы прыгали, как овцы, и холмы, как агнцы». Параллелизм антитический состоит в соответствии двух членов друг другу через противоположность выражений или чувств. «Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего. Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко» (Притч 27:6-7). «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс 19:8-9). Параллелизм бывает синтетическим, когда он состоит лишь в сходстве конструкции или меры: слова не соответствуют словам и члены фразы членам фразы, как равнозначащие или противоположные по смыслу, но оборот и форма тожественны; подлежащее соответствует подлежащему, глагол — глаголу, прилагательное — прилагательному, и размер один и тот же. «Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых; повеления Господа праведны, веселят сердце; страх Господа чист, просвещает очи» (Пс 18). Параллелизм бывает, наконец, иногда просто кажущимся и состоит лишь в известной аналогии конструкции или в развитии мысли в двух стихах. В этих случаях он является чисто рифмическим и поддается бесконечным комбинациям. Каждый член параллелизма составляет в еврейской поэзии стих, состоящий из соединения ямбов и трохеев, причем самый употребительный стих евреев — гептасиллабический, или из семи слогов. Стихами этого типа написаны кн. Иова (Иов 3:1-42:6), вся книга Притчей и большинство псалмов. Встречаются также стихи из четырех, пяти, шести и девяти слогов, чередуясь иногда с стихами различного размера. Каждый стих является, в свою очередь, частью строфы, существенным свойством которой служит то, что она заключает в себе единую, или главную, мысль, полное раскрытие которой дается в совокупности составляющих ее стихов. Впрочем, в некоторых случаях то две различные мысли соединены в одной строфе, то одна и та же мысль развивается и продолжается далее этого предела.