Мысли вслух на Мк 6:14-30

Сегодняшний отрывок — одно из мест в Библии, где говорится о явной человеческой несвободе. Ради клятвы перед своими вельможами, пьяный царь готов переступить и через свои страхи, и через остатки совести. Интересно отношение евангелистов к личности Ирода Антипы. Они, кажется, готовы не осуждать его, смотрят на него с некоторым снисхождением. И в самом деле, царь предстает перед нами как очень несвободный человек: он арестовывает Иоанна не по собственной инициативе, а из-за обличения Иоанном их незаконного брака, слушает заточенного в темницу Иоанна, пытаясь бороться с интригами царицы, направленными на то, чтобы казнить пророка. И вот теперь ему «приходится» его обезглавить — опять же, против своей воли. Нужно ли говорить, что основное зло человек совершает, будучи несвободен, находясь под властью внушения, давления, обстоятельств, которым он не в силах (или не хочет) противостоять, и которые влекут его в грех и смерть. Понимая это, начинаешь по-новому ценить свободу, которую дает Христос — свободу противостоять обстоятельствам, человеческому и демоническому давлению; как сказал один священник, свободу «непослушания злу».

Личность Ирода Тетрарха, упомянутая в Евангелии, симпатичной не показалась бы ни историкам, ни современникам.

Это был мелочный, жестокий и подозрительный тиран с достаточно ярко выраженными садистскими наклонностями, типичный представитель вырождающейся династии, который при всём этом сохранял формальный статус римского союзника, доставшийся ему в наследство от отца — и потому Рим, несмотря на многочисленные жалобы местных жителей и отчёты прокураторов Иудеи, не мог полностью лишить его власти, отдав ему Галилею, которой, по-видимому, римским властям было не так жаль, как Иудеи. Всё сказанное не мешало Ироду обладать своеобразными понятиями о том, что сам он считал и называл честью. Он был хвастлив, но, раз поклявшись в присутствии свидетелей, считал для себя унизительным не сдержать данную клятву.

Этим и воспользовалась Иродиада — она, судя по евангельскому рассказу, ненавидела Иоанна куда больше самого Ирода. Ироду было достаточно, чтобы Иоанн молчал или, по крайней мере, чтобы его обвинения не звучали публично; Иродиада хотела ни больше ни меньше как избавиться от пророка, казнить его. Своего мужа она знала хорошо — трюк с танцем дочери сработал так, как было задумано. Похоть и хвастовство могут быть совершенно убийственным сочетанием — и Ирод нехотя делает то, чего делать не собирался.

Он, однако, был если не религиозен, то, по крайней мере, суеверен. Услыхав об Иисусе, он решил, что это Небо наказывает его за убийство Божия человека. Ирод жил в постоянном страхе и посреди множества страхов — неудивительно, что он стал суеверен до нелепости. Когда личность распадается, даже самые нелепые и невозможные вещи могут показаться совершенно реальными. Так было и с Иродом: он ненавидел и боялся Иоанна при жизни, вместе с тем невольно его уважая, а, казнив пророка, стал бояться его тени.

Проповедь Самого Иисуса и Его апостолов привела к тому, что имя Его стало известно всей Галилее, дойдя в конце концов и до её правителя Ирода (ст.14). Правивший Галилеей Ирод не был, разумеется, независимым правителем, он был вассалом римского императора, ведь Галилея, как и вся Палестина, входила в евангельские времена в состав Римской империи. При этом об Иисусе в народе распространялись самые разные слухи. Одни считали Его пророком, наподобие одного из тех древних пророков, чьи проповеди вошли в состав пророческих книг Ветхого Завета, хорошо известных всем верующим евреям и регулярно читавшихся в синагогах во время богослужения. Для других Он был вернувшимся с небес Илией (ст.15), о котором в Ветхом Завете сказано, что он не умер, а был взят на небо живым (4 Цар 2:11–12). Эта книга была хорошо известна, так же, как и три другие Книги Царств, а также Книга Иисуса Навина и Книга Судей: ведь в иудаизме они входят в число пророческих книг и называются «ранними пророками». Верующие евреи евангельских времён верили, что незадолго перед пришествием Мессии-Христа Илия вернётся с небес на землю с тем, чтобы напомнить людям о Его скором появлении. Между тем, Ирод принял Иисуса за воскресшего из мёртвых Иоанна Крестителя, незадолго перед этим казнённого по его приказу (ст. 14). Казни предшествовал арест, связанный с обвинениями Иоанном Ирода за то, что тот, вопреки Закону, женился на жене собственного брата (ст.17–18). Надо заметить, что Ирод вообще мало внимания обращал на религиозные и нравственные нормы, отличаясь к тому же непомерным сладострастием. Но казнить Иоанна сразу он не решался: несмотря на свою нравственную испорченность, Ирод всё же уважал его (ст.20). Неудивительно, что Иродиада (в прошлом бывшая женой брата Ирода Филиппа) ненавидела Иоанна больше самого Ирода (ст.19). Наконец, наступил удобный момент для расправы: во время торжественного пира дочь Иродиады исполнила перед Иродом и его гостями зажигательный восточный танец (возможно, нечто наподобие хорошо известного и сегодня на Востоке танца живота) (ст.21–22). Распалённый вином и похотью, Ирод торжественно поклялся исполнить любое желание девушки, которая, с наущения матери, и воспользовалась возможностью избавиться от Иоанна (ст.22–25). Ирод, очевидно, вовсе не хотел смерти Иоанна, но, движимый тщеславием и не желая уронить себя в глазах своего окружения, нарушив собственную торжественную клятву, всё же отдал распоряжение о казни, о которой, конечно, тут же стало известно многим, включая и апостолов (ст.26–29).

Услышав об Иисусе, царь Ирод немедленно вспомнил об Иоанне Крестителе. Ему кажется, что великий пророк «воскрес из мертвых» и вновь ходит по Иудее, проповедуя покаяние. То, что Ирод узнал о личности Иисуса, каким-то образом коснулось его черствого сердца. Видимо, в словах Господа было что-то такое, что было обращено лично к нему, что-то заставило его вновь посмотреть на то преступление, которое он когда-то совершил. Евангелист Марк особо отмечает, что, когда Иоанн Креститель был жив, Ирод «много делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его». Поэтому казнь Иоанна стала для царя отступлением от тех идеалов, которых он придерживался раньше, это было своего рода отступничество.

Открывая Евангелие, мы нередко сталкиваемся со словами Господа, которые обращены именно к нам. За двумя строками перед нами встает целая жизненная ситуация, порой очень болезненная для нас. И так же как у Ирода, у нас есть выбор между тем, чтобы это исправить, переосмыслить нашу жизнь в Боге, или же пойти дальше по пути отступничества.

В повествование о делах Христа Марк вставляет историю убийства Иоанна Крестителя царем Иродом. Эта история могла бы показаться простой исторической справкой, если бы она не была очень поучительной. Эта история с Иродом — хороший пример того, как много бед может принести упрямое желание человека жить по-своему, а не в согласии с Божьими установлениями.

Нарушив закон Божий, Ирод берет в жены жену своего брата — Иродиаду. Не думайте, что это произошло по неосмотрительности. Ирод знал, что так нельзя, но все равно пошел на преступление.

Бог через Своего пророка обличает Ирода. Реакция на обличение — ненависть Иродиады, явной соучастницы в этом грехе, и стыдливая попытка раздосадованного Ирода заглушить голос пророка тюремным заключением.

Как бы извиняясь за содеянное (но совсем не желая отказаться от порочной связи), Ирод с удовольствием слушает речи Иоанна и даже поступает в каких-то делах по его советам. Казалось бы, «и волки сыты, и овцы целы», но как ненадежно такое состояние!

Глупое обещание царя развязало руки гневу Иродиады, и последний шанс исправить ошибку разбивается о желание Ирода сохранить свой вес в глазах начальников народа. Итог — еще один тяжкий грех : убийство пророка Божия.

Как мы поступим, если кто-то укажет нам на наш грех? Если мы привязаны ко греху, то при обличении будем бороться не с грехом, а с обличителем.

Рано или поздно нам придется выбирать: идти ли путем Иоанна или путем Ирода. Если обличения беспокоят нас больше, чем грех, — мы в опасности.

Клятва во все времена и у всех народов связывала человека, который должен был её исполнить — а иначе на его голову обрушились бы последствия, о которых ему пришлось бы пожалеть. Не случайно древние (включая и яхвистов) клялись именами своих богов — и в яхвизме тоже принято было клясться именем Божьим, именем Яхве. Тем самым человек призывал в свидетели и гаранты обещанного тех, обмануть кого было или просто невозможно, или, как минимум, смертельно опасно. При этом, однако, возникал закономерный вопрос: всякое ли обещание нравилось тем, кто должен был, по замыслу клянущегося, гарантировать его исполнение?

Вот, к примеру, клятва Ирода — он, скорее, всего, тоже поклялся именем Яхве, в Которого, может быть, по-настоящему и не верил; но означает ли это, что Яхве действительно стал гарантом клятвы Ирода? Вопрос риторический: ведь клятва именем кого бы то ни было из богов, не говоря уже о Едином, предполагала вовлечённость в глубокие отношения с тем, чьим именем клянёшься. Об Ироде и о Яхве этого не скажешь: их отношения были самыми поверхностными, если они существовали вообще.

Зато было другое: ложное самолюбие, которое порой заставляет человека из желания показаться «крутым» сделать то, о чём впоследствии он, скорее всего, будет сильно жалеть. Так произошло и с Иродом. Иоанна он ненавидел и боялся, а вместе с тем невольно уважал — настолько, что, содержа его в тюрьме для особо опасных преступников, Ирод тем не менее не раз приходил поговорить с ним. Едва ли он хотел смерти Иоанна — он лишь хотел, чтобы Иоанн замолчал, чтобы его обличения Иродовых грехов и преступлений не звучали публично.

Случилось, однако, иначе: необдуманная клятва и нежелание «уронить» себя в глазах окружающих сделали Ирода убийцей. Конечно, это убийство было в его жизни не первым и не последним, но тут было убийство пророка, Божьего человека, которого к тому же Ирод убивать не хотел. Так самолюбие и ложные понятия о чести берут человека в плен, заставляя его делать то, чего иначе он никогда бы не сделал. Случай страшный, но для падшего мира, увы, вполне закономерный.

В этом отрывке перед нами предстает удивительная человечность Иисуса. В полноте будучи человеком, Он хорошо понимал, насколько людям необходим отдых. В Евангелии можно встретить места, где Христос удаляется в горы, чтобы помолиться и побыть наедине с Отцом. Поэтому Он отправляет учеников в пустынное место, где они могли бы отдохнуть от народа, которого было так много, что им было некогда даже поесть. Ученики уходят, но людей, нуждающихся в помощи, меньше не стало. Видя этих «овец, не имеющих пастыря», Господь сжалился и остался Сам рядом с ними.

Когда силы нас оставляют и мы понимаем, что остро нуждаемся в отдыхе и одиночестве, бывает так страшно оставить тех, кто в нас нуждается и побыть наедине с Отцом. Но если мы все-таки решаемся на это, то Господь встает на наше место и решает те проблемы, на которые нас самих уже не хватает.

Во время тесного общения с Иисусом никогда нельзя сказать с уверенностью, где происходит дело: в непреображённом ещё мире или в Царстве. Так и в рассказе о насыщении множества слушающих Его людей пятью хлебами и двумя рыбами. Конечно, законы непреображённого мира такого не допускают. Но, с другой стороны, перед нами всё же обычные люди, которые пока лишь слушают Иисуса, и неизвестно ещё кто из них готов будет последовать за Ним.

Как же они оказались в Царстве? Ответом на этот вопрос может быть, наверное, лишь упоминание о совершённом Спасителем хлебопреломлении. Хлебопреломление — древний еврейский ритуал, корнями уходящий, по меньшей мере, к пленной эпохе, а быть может, и во времена ещё более ранние.

Ритуал этот, по-видимому, всегда был домашним, изначально семейным, а впоследствии, после появления религиозных братств, — семейным и братским. И во все времена он рассматривался как продолжение храмового жертвоприношения, как его домашнее измерение, дополняющее измерение общинное.

А ведь изначальный смысл всякого жертвоприношения, даже языческого, не говоря уже о яхвистском, сводился к богообщению, оно всегда и всеми рассматривалось, как совместная трапеза Бога или (если говорить о язычниках) богов и людей. Верные готовили трапезу и приглашали Бога к столу с тем, чтобы Он Сам освятил её и благословил собравшихся. Так было во время собраний храмовых, так же было и во время собраний домашних. И вот теперь хлебопреломление совершает Тот, Кто принёс в мир всю полноту Царства.

Неудивительно, что все, в нём участвующие, оказываются, по крайней мере, на время собрания, жителями Царства: ведь со Христом присутствие Божие раскрывается во всей возможной полноте, а Царство становится самой достоверной реальностью. Конечно, такое приобщение — лишь первый шаг, это только начало пути. Но опыт его очень важен: ведь он даёт возможность каждому, кто его пережил, понять, что такое Царство, не на словах, а на деле. И принять решение, исходя не из чужих слов, а из собственного опыта.

Событие, о котором рассказывает нам сегодняшнее чтение, всегда вызывало у множество вопросов, и многие комментаторы и проповедники размышляли и рассуждали о нём, пытаясь понять, что же всё-таки произошло тогда в пустыне. Обычно, отправляясь в путь на несколько дней, путешественники, естественно, брали с собой в дорогу запас пищи. Но на этот раз, очевидно, решение принималось так поспешно, что времени собраться не было (ст.33). Судя по тому, что впоследствии ученикам пришлось переправиться на противоположный берег Генисаретского озера, чтобы попасть в Вифсаиду (Мк 6:45), описываемые события произошли на его восточном берегу, в Трансиордании, которая в евангельские времена была не пустыней в буквальном смысле слова, а сухой степью. Восточный берег Генисаретского озера был пустынным местом, и до ближайших посёлков, где можно было купить еды, было неблизко. Тогда-то и произошло чудо, которое называют обычно чудом умножения хлебов. О том, как именно и в какой момент оно произошло, нельзя сказать ничего определённого, ведь в евангельском тексте нет никаких подробностей, которые раскрывали бы, так сказать, «механизм» чуда. Описан лишь результат: пяти хлебов и двух рыб хватило на несколько тысяч человек, и хватило с избытком (ст.41–44). Объяснением можно считать лишь упоминаемое в рассказе благословение пищи Иисусом (ст.41), без которого у верующих евреев невозможна никакая трапеза, ведь во время молитвы благословения садящиеся за стол призывают Бога, приглашая Его присоединиться и благословить стол и пищу. Описывая чудо, евангелист обращает внимание на то, что благословение Иисуса было не обычным благословением, а таким, которое позволило присутствовавшим войти прямо в Царство Божие, где даже законы природы действуют не так, как в обычном мире, а потому и голоду нет места, так что каждый голодный насыщается.

Об умножении пищи в Евангелии говорится неоднократно: в похожей ситуации события и развиваются аналогичным образом. Эта вновь и вновь повторяющаяся ситуация как бы напоминает нам, что тут не просто чудо, тут именно Царство во всей его полноте. Что такое, в самом деле, чудо?

С нашей точки зрения это всегда некое нарушение закономерного течения событий, вторжение несистемного фактора в те причинно-следственные цепочки, которые определяют течение событий в нашем мире. Между тем в такой ситуации всегда уместен вопрос: не является ли тот фактор, который мы воспринимаем как внесистемный, частью иной системы, взаимодействующей с той, внутри которой находимся мы?

Быть может, чудо является во многих случаях чудом лишь для нас, живущих в своём отделённом от Бога мирке, который нам кажется бесконечно большим, а в большом Божьем мире, нами обычно не замечаемом, чудо — норма жизни? В нашем падшем мире субстанции не слишком послушны человеческой воле, они тут ограничены своей собственной природой, но ведь это так только здесь, а в Царстве субстанции ограничены и определены лишь действием Божьей воли, и там они куда податливее для воли человеческой, если она действует совместно с Божьей.

Там возможна и плотная вода, которая держит человека, если он хочет на неё ступить, и абсолютно проницаемые двери, которые становятся такими, если человеку нужно сквозь них пройти, и увеличение количества пищи, если той, что есть, недостаточно для насыщения. Там и вода может стать вином, если воля человека хочет видеть воду вином, а не водой. Разумеется, речь тут идёт о воле человека, не поражённого грехом — а Иисус как раз и есть такой Человек. Он не просто творит чудеса — Он делает доверившихся Ему людей частью Царства, где чудо является нормой.

Тот факт, что событие, описанное евангелистом, повторяется снова в аналогичной ситуации, свидетельствует: перед нами не просто повторяющееся чудо, снова и снова творимое Иисусом, перед нами — приобщение к иному, новому миру, где и норма иная, где всегда возможно то, что в нашем падшем мире возможно лишь как исключение, как чудо. Так Иисус приучает тех, кто пошел за Ним, к иной, новой норме — к норме Царства.

«Вы дайте им есть!» — эти слова Христа обращены не только к апостолам две тысячи лет назад, но и к каждому из его учеников в любую эпоху. Когда мы спрашиваем Его, как же Он собирается позаботиться о людях, которых Он сотворил, Он говорит нам именно эти слова. Конечно, нам не придется совершать чудеса вместо Него — Он умножит и хлеб, и рыбу. Но для этого необходимо наше участие, наша готовность прийти на помощь нуждающемуся, утешить плачущего, поделиться любовью с тем, кому ее не хватает. Все недоуменные вопросы, обращенные к Богу, Он переадресовывает нам: «Вы дайте им есть, вы будьте Моим присутствием в этом мире, вы станьте проводниками Моей любви...»

После целого дня, проведенного в служении, Иисус отправляет уставших учеников в пустынное место, чтобы они могли немного отдохнуть. Господь понимает важность отдыха и восстановления сил — без этого можно «сгореть», занимаясь даже Божьим делом.

Стих 6:33 сообщает о результате апостольского служения – люди огромной толпой собираются к Иисусу. По-моему, это самая лучшая оценка проповеди, когда люди стремятся к Господу, а не к тому, кто о Нём проповедует.

Марк замечательно описывает встречу Иисуса с множеством народа. В глазах Иисуса эти люди были, «как овцы, не имеющие пастыря». Кто позаботится о них, кто сжалится? «И начал учить их много», — Господь дает им то, в чем больше всего нуждаются их души. Наступил вечер, и апостолы указывают Иисусу на другую насущную нужду людей — их надо накормить. Иисус предлагает апостолам самим решить эту проблему. Правда, решения, предложенные учениками, имеют один недостаток: они исключают действия Бога. То, что приносится Богу, имеет свойство преображаться. В свое время пророк Елисей накормил 100 человек двадцатью ячменными хлебцами и небольшим количеством зерен (см. 4 Царств 4:42-44), а здесь Тот, Кто больше Елисея. Даже 5 хлебов и 2 рыб оказалось достаточно на 5000 человек! Иисус знает, как удовлетворить и духовные, и физические нужды людей. Он и Слово, и Хлеб Жизни.

Замечаете ли вы духовные нужды людей или только физические? Мы можем помочь многим людям, отдавая то малое, что имеем, в руки Господа.

Сколько нужно пищи человеку, чтобы насытиться? Однозначно на этот вопрос ответить сложно. Всё зависит от человека — от возраста, пола, роста, физического состояния. И от духовного состояния тоже — человек ведь, с одной стороны, дух, а с другой — животное, и духовное его состояние влияет на физическое, равно как и наоборот. Что же такое это духовное состояние? Чем оно определяется? Принято думать, что духовное состояние человека определяется его собственными внутренними усилиями, но это верно лишь отчасти.

На самом деле духовное состояние человека определяется динамикой его отношений с Богом, где собственно человеческие усилия, безусловно, важны, но ещё важнее действие Божье, Его воздействие на человека и на человеческую жизнь. Духовное состояние человека определяется в процессе его непрерывного диалога с Богом, оно зависит от того, насколько этот диалог глубок и осознан.

Причём то же самое можно сказать не только о духовном состоянии человека, но и о той реальности, в которой он живёт. Сегодня даже в науке одной из ключевых проблем является проблема наблюдателя, и учёные всё больше убеждаются в том, что всякая реальность реальна лишь постольку, поскольку она наблюдаема. Вселенная может существовать лишь постольку, поскольку у неё есть Наблюдатель, её сотворивший — таков ещё один аспект т.н. космологического доказательства бытия Божия.

Однако ведь и человек тоже является наблюдателем, и как таковой он тоже создаёт свою реальность. Она, разумеется, реальна настолько, насколько реален сам человек, а человек реален настолько, насколько его существование определяет Бог. Здесь и заключена тайна Царства как богочеловеческой реальности, которая нам открывается изначально в Личности Богочеловека. Здесь же и тайна всех евангельских чудес: все они чудеса богочеловеческие, не только в том смысле, что их творит Богочеловек, но и в смысле участия в этих чудесах обычных людей, включающихся в богочеловеческую реальность, входящих в её пространство.

В пространстве же богочеловеческой реальности пища творится не только Богом, как в нашем падшем мире, который и падшим является потому, что падший человек его не столько созидает вместе с Богом, сколько разрушает отдельно от Него, но и человеком, которому пища предназначена. Духовное состояние человека и физическое состояние пищи в богочеловеческом пространстве Царства идеально соответствуют друг другу — и тогда любое число людей может насытиться любым количеством пищи, как и описывает евангелист.