Мысли вслух на Быт 31:22-55

Есть люди, которых может остановить только Бог. Лаван, судя по библейскому рассказу, был как раз из таких людей. Его обида должна была быть велика. Какими бы натянутыми ни были отношения между ним и Иаковом, бегство последнего просто не вмещалось ни в какие рамки приличий того времени. Так можно было расстаться лишь со злейшим врагом, от которого ожидаешь предательства, удара в спину или чего-нибудь подобного.

После такого бегства Лаван, наверное, должен был думать, будто Иаков решил, что тот собирается его зарезать ночью в собственном шатре. Подобное поведение было фактически прямым оскорблением и вызовом, который Лаван принял и на который отреагировал соответственно. Иакову между тем действительно лучше было бы расстаться с Лаваном, быть может, не в такой форме, но всё же.

Оставаться дольше в его владениях означало бы всё более и более возрастающие трения — Иаков слишком уж разбогател, и его богатство если не самим Лаваном, то многими его родственниками рассматривалось как украденное у их рода. Однако бежать так, как бежал Иаков, можно было лишь в том случае, если этого бегства требовал Бог: иначе оно было бы просто безумием. Бог и остановил Лавана, когда тот пустился в погоню за Иаковом: ведь такой уход Иакова был Его инициативой. Не помешали даже украденные Рахилью терафимы — домашние боги Лавана.

Смысл кражи вполне понятен: человек, забравший с собой изваяния хранителей дома, продолжал оставаться причастным дому, он не уходил совсем, не терял прав на дом и на наследство, не отказывался от них. Рахиль, судя по рассказу, как раз и не хотела ни от чего отказываться — быть может, она думала, что и без того недополучила чего-то в отцовском доме, надеясь восполнить недоданное наследством, полученным после смерти отца. Как бы то ни было, она тайно увезла с собой терафимов, сохранив тем самым свои права на дом и не отказываясь от наследства.

Это особенно возмутило Лавана: уйти так вызывающе, да ещё и предъявлять претензии на дом, хозяину которого фактически плюнул в душу — такое было уж слишком. Однако Бог и тут не оставляет Иакова: ведь он действительно ничего не знал об унесённых его женой терафимах. Люди могут иногда поступать странно, некрасиво, необдуманно, даже греховно — но пока есть хоть малейший шанс осуществить Свой замысел, Бог его осуществляет. Вопреки человеческой греховности и человеческому несовершенству — ведь безгрешных и совершенных людей после грехопадения у Него больше нет.

В результате договора с Лаваном, Иаков получает, наконец, долгожданную возможность жить самостоятельно. Договор заключается в очень непростой для обеих сторон ситуации. Иаков уходит тайком и уводит с собой всю семью и все, что имел. Лаван возмущен его уходом и тем, что он забрал с собой идолов. Только абсолютная уверенность Иакова в том, что на нем нет вины за кражу и его готовность покарать любого из членов своей семьи за преступление, убеждает тестя в том, что Иаков не виновен. Сила на стороне Лавана, но он предупрежден Богом. Благодаря этому вмешательству, обе стороны заключают договор о разделении границ и о правилах взаимного поведения. Показательно, что язычник Лаван, определяя, как Иаков должен вести себя по отношению к своей семье, произносит слова, которые для него, в общем, имеют мало смысла, но очень важны для Иакова: "Да надзирает Господь надо мною и над тобою, когда мы скроемся друг от друга". Человек вновь признается, что существует Тот, кто выше и главнее в мире. Надзор, действительный для каждого человека, но невидимый и незаметный, становится основой для построения новых взаимоотношений между человеком и Богом.