Мысли вслух на Мф 10:32-36

Как понимать слова Иисуса о домашних, которые становятся врагами? Можно, конечно, увидеть в них указание на довольно обычный внутрисемейный конфликт, когда люди, живущие под одной крышей, расходятся во взглядах и в мировоззрении настолько, что становятся идейными врагами. Но в этом не было бы ничего особенного или необычного, такое случалось во все времена и по самым разным поводам. А слова Иисуса между тем свой смысл получают, очевидно, лишь в контексте всего, сказанного Им о Царстве. И тут речь идёт уже не о мировоззренческих или идейных разногласиях, а о чём-то куда более серьёзном. Чего, в самом деле, можно ожидать, если попытаться соединить под одной крышей жизнь по законам Царства и жизнь по законам мира сего? Очевидно, ничего, кроме конфликта, и конфликта практически неразрешимого. Когда дело касается идейных или мировоззренческих разногласий, ещё можно искать возможности каких-то компромиссов, взаимных уступок и, в конечном счёте, взаимного принятия. Но ведь Царство с миром, лежащим во зле, несовместимо никак, и тут уже не спасут никакие другие связи и отношения, даже кровнородственные. Более того: именно кровнородственные связи могут оказаться в этом случае главной проблемой: ведь они являются, наверное, самой сильной природной связью из всех возможных, когда дело касается межчеловеческих отношений. Но природа их остаётся частью непреображённого мира, в своём непреображённом виде она отнюдь не приближает связанных ими людей к Царству, а наоборот, лишь отдаляет от него. Парадоксальным образом открытый конфликт и даже разрыв в этом случае может оказаться духовно полезнее ситуации двусмысленного мира, полного недоговорённостей и чреватого каждодневными вялотекущими конфликтами. И лишь тогда, когда все живущие под одной крышей сделали своей главной целью Царство, ситуация может измениться кардинально и родственные связи могут стать частью отношений Царства. Но основаны эти связи будут уже не на кровном родстве, а на родстве духовном.

«…У вас же и волосы все на голове сочтены…» Что это значит? Никто не умирает без воли Отца, значит ли это, что те, кто умирают, умирают по Его воле? Это очень сложный вопрос и совсем рядом пролегает здесь бездна безверия. Но ее можно избежать, если довериться своему сердцу и Слову Божию. «Терпеть 11 сентября, чуть ли не ежедневные взрывы в Израиле и другие ужасы. Или Он ведет Себя так, как делает иногда это строгий учитель? Нет, это тоже невозможно! Если Бог безжалостен, то, действительно, права жена Иова, когда советует ему похулить Бога и умереть. Как тут не вспомнить Вольтера. “Как мог Бог создать эту страшную клоаку несчастий и преступлений? Предполагается, – говорит Вольтер, – что Бог могуществен, справедлив и благ, мы же видим со всех сторон безумие, несправедливость и злобу. Поэтому люди предпочитают отрицание Бога тому, чтобы Его проклинать”. При этом сам Вольтер в Бога верил, хотя и говорил, что предпочитает верить в Бога не всемогущего и пусть ограниченного в Своих возможностях, но благого. <...> Однако вопреки всему, и прежде всего вопреки очевидности, мы каким-то образом чувствуем в мире Божье присутствие. <...> Мы именно чувствуем это, не зная, и понимаем не умом, но сердцем, что Господь разделяет с нами любую нашу беду во всей ее полноте. Он с нами там, где плохо. И это – главное. Спускаясь вместе с нами словно в ад, в глубины нашей беды и нашего отчаянья, Он и выводит нас из этих глубин, даруя нам мудрость и терпение. Как изображается это на пасхальной иконе “Сошествие Спасителя во ад”...» (о.Георгий Чистяков «Мученичество как феномен»)

Как это понимать? — имеем мы полное право спросить. Не мир, но меч? А как же «Мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам» (Ин. 14:27)? А «Иди с миром» ( 7:50 8:48)? А «Мир вам» (Ин. 20:26)? Разве Христос не принес мир? Разве Он не обещал успокоить всех труждающихся и обремененных? Разве не должен Бог давать мир?

Во-первых, Бог никому ничего не должен — как говорит апостол Павел, «помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Рим. 9:16). Да, Его слова могут противоречить друг другу — но это всего лишь на первый взгляд. Ведь Бог все-таки немного лучше нас знает, что говорит и как все Его слова могут сложиться в одну картину. Спрашивается: как может Он нести и «мир», и «не мир»? Довольно просто. Заметим, что мир Он дает и обещает дать не всему миру, но именно тем, с кем у Него есть какие-то отношения: ученикам, исцеленной женщине… Им общение со Христом действительно приносит мир. А остальным? Миру вокруг?

Представим себе: взрослый дарит ребенку конфету. Ребенок счастлив, но других детей вокруг его счастье приводит только к зависти и озлоблению — ему, мол, дали, а мне нет. Дальше ребенок может или замкнуться в своей черноте, или требовать себе такой же конфеты - вместо того, чтобы спокойно и вежливо (а не качая права!) попросить дающего, у которого, вероятно, конфеты есть для всех.

Так и у Бога. С Ним не пройдет фокус «ты мне — я тебе», у Него работает другой принцип: «Дабы изволение Божие в избрании происходило не от дел, но от Призывающего» (Рим. 9:11-12). Бог волен дать мир, и Он хочет мира для всех, но приходят к Нему за миром и просят его далеко не все. Оттуда и меч — люди, не старающиеся понять Бога, сами себя отсекают от Его даров.

В отрывке из Евангелия от Матфея, который мы читаем сегодня, Господь говорит две вещи, важные для нашего понимания святости. Во-первых, ученик Христа — это тот, для кого Сам Господь и исповедание Его важнее всего в жизни. Тот, кто готов потерять все, вплоть до собственной души, то есть жизни, ради Христа. Не дела, не духовные или иные достижения, ничто не делает человека учеником Христа — только сосредоточенность всей жизни вокруг одного центра, «единого на потребу»  — Христа.

Но не менее важны и последние стихи 10-й главы: Господь говорит о том, в чем выражается святость Его учеников. Это способность принимать других людей и делать им добро. Масштаб благодеяний совершенно не важен — даже если ты ничего не можешь, кроме как напоить жаждущего чашей холодной воды, и то не потеряешь награды своей. Святость учеников Христовых выражается именно в их отношении к людям, а прочее — не относится к делу.

Почему Иисус так высоко ставит свидетельство и верность Своих учеников и последователей? Конечно, всё можно было бы объяснить одной необходимостью свидетельства о Царстве, как такового. Очевидно, что свидетель, отрекающийся от своего свидетельства, вольно или невольно становится в известной степени лжесвидетелем. Но дело не только в свидетельстве о Царстве, как таковом. Если бы о нём можно было свидетельствовать так, как свидетельствуют о всякой другой истине, если бы речь шла о верности не Царству, которое уже реально входит в мир, а идее Царства, от отречения свидетеля было бы меньше вреда: ведь если идея сама по себе истинна, отречение от своих слов того, кто эту истину засвидетельствовал, не делает её менее истинной. Знаменитое «а всё-таки она вертится!» — лучшее тому доказательство. Но ведь Царство — не научная идея, существующая сама по себе, отдельно от свидетеля. Оно было принесено в мир конкретным Человеком, с Которым нужно установить доверительные отношения, чтобы в Царство войти. И отречение от Царства в такой ситуации становится отречением от отношений с этим Человеком, отречением, по сути, от Него Самого. А отречение от Него, с другой стороны, становится фактически и отречением от Царства, которое отрекающийся при таком отречении теряет. И дело тут не в том, что Иисус на кого-то обидится или рассердится и выгонит отрекшихся от Него из Своего Царства. Дело в том, что человек, разорвавший отношения со Христом, пребывать в Царстве просто не сможет. Ведь Царство основано на отношениях — на отношениях его жителей с Богом и со Христом, на отношениях их между собой, на отношениях Самого Христа с Его Отцом. И тому, кто хочет быть жителем Царства, нужно быть частью этих отношений, нужно их устанавливать и поддерживать. А отречение, тем более публичное, естественно, такие отношения разрывает. Конечно, окончательным этот разрыв может и не быть, раскаяние и новое обращение до дня Суда ещё возможно, а быть может, оно возможно и в самый день Суда. Но ведь если речь идёт об отречении, тем более публичном, значит, приходится говорить, как минимум, о нетвёрдости выбора, о нерешительности выбирающего. А отсутствие решимости может подвести в самый неподходящий момент. И привести к тому, что ни времени, ни сил для раскаяния и нового обращения может уже не остаться.

Не мир, но меч приносит Христос в человеческую среду. Веками многие пытались обосновать этими словами собственную воинственность. Правда, при этом такие горе-воители не хотели замечать, что слово меч здесь не является синонимом слова война. (Ведь Христос не сказал: «не мир Я принёс, но войну»). Не забудем, что меч (в славянском переводе нож) не только орудие убийства, но ещё и режущий инструмент. Этим мечом разрезаются связи между близкими людьми, если в важнейших духовных вопросах они не смогут ни найти согласия, ни достичь веротерпимости. Но выбор, перерезающий прежние связи, часто бывает неизбежен, если старые связи тянут не просто к старым знакомствам и родственным отношениям, но к былым грехам.

Из этого не следует, что христианам надлежит начинать вражду. Нет, мы призваны нести любовь в окружающий нас мир. Но такова реальность, что окружающим не всегда легко бывает понять тех, кому вера открыла другую жизнь. Поэтому разрыв нередко происходит и не по инициативе христиан.

Многим из читающих Евангелие трудно воспринять слова о том, что любящий своих родных больше Христа недостоин Его. Здесь так и мерещится деспотизм, отрицание всех естественных человеческих связей... К счастью, здесь мы имеем дело с той парадоксальностью Евангелия, которая раскрывает нам глубину любви Христа к нам. Ведь наша «естественная» любовь к тем, кто нам дорог, признаемся, несовершенна. Но поставив Христа в центр нашего сердца мы можем получить от Него ресурсы такой сильной любви к нашим родным, какую никогда не сможем подарить им, ставя их на первое место.

Слова Иисуса очень трудны для нас. Хотелось бы попроще... Неужели все так жестко? Неужели Его способы устроения мира действительно несовместимы с нашими и следование за Ним обязательно требует отказа от того, что кажется правильным нам? Неужели на пути к единству нам предстоит пройти через разделения, на пути к любви — через вражду, на пути к славе — через крест, на пути к истинной жизни — через смерть?

Отправляя Своих учеников на проповедь Царства (ст. 7), Иисус снова и снова объясняет им, что такое Царство. Он уже предупредил апостолов о неизбежных гонениях (ст. 21 – 26); теперь Он говорит им о том, как выглядят гонения, если смотреть на них из Царства (ст. 27 – 33). И речь здесь идёт не о бессмертии души или о чём-нибудь подобном. Собственно, библейский язык вообще не знает слова «душа» в том значении, в котором употребляем его сегодня мы. Под «душой» библейские авторы (включая и евангелистов) понимают обычно просто жизнь, жизненную силу или жизненное начало, о посмертной судьбе которого они особенно не задумывались. Речь о другом: о том, в какой реальности мы живём. В падшем мире жизнь относительна, а смерть абсолютна. И дело здесь уже не только в греховности человека, а в глубинной повреждённости всего мироздания, глубоко затронутого грехопадением. Поэтому в нашем мире умирают все: и праведники, и грешники. В Царстве всё иначе: здесь нет места случайности (ст. 29 – 31), а потому нет места и неизбежной смерти. Жизнь и смерть в Царстве определяются лишь тем, сумеем ли мы сохранить верность Иисусу или откажемся от неё, предав Того, Кто принёс это Царство в мир и дал его нам (ст. 32 – 33). Но в эпоху наступающего Царства ситуация нередко складывается так, что Царство и падший мир оказываются в конфликте, а это означает, что нам, находящимся на границе двух миров, приходится выбирать между относительной жизнью падшего мира и абсолютной жизнью Царства. Жизнь относительная не простирается дальше нашей телесности, она ограничена психикой и физиологией; жизнь абсолютная неизмеримо больше и той, и другой, а нам приходится выбирать между теми, кто может лишить нас лишь небольшой части нашей жизни, и тем, кто может отнять у нас её целиком, если мы ему это позволим (ст. 29). Пытаться удержать свою частичную, неполную и конечную жизнь означает во всяком случае её лишиться; вручить её Тому, у Кого полнота жизни, означает сохранить её в новом, преображённом виде, где ничто уникальное и неповторимое не только не будет утрачено, но наоборот, засияет таким светом, которого никогда бы не обрело, оставаясь вне Царства (ст. 39). И граница пролегает между теми, кто выбирает Царство, и теми, кто выбирает падший мир (ст. 35 – 36). Но границу эту устанавливает не Бог, а тот, кто не хочет идти в Царство. Пока Царства не было в мире, выбора не было, не было и разделения; теперь выбор появился, а вместе с ним появились и меч, и разделения — обратная сторона человеческой свободы.

Жить на земле и так-то бывает страшно, а уж если применять к себе слова Христа, обращенные к апостолам, то становится совсем не по себе. Вот почему в наставлении так часто и серьезно повторяются слова «не бойтесь». Страх — одно из самых сильных переживаний человека, а это значит, что преодолеть его можно только чем-то еще более сильным. Господь указывает ученикам на эти «сильнодействующие средства»: это — доверие и (как ни странно) — страх. Доверие, о котором идет речь — не просто вера в то, что «Бог всегда поможет», а глубочайшая, фундаментальная уверенность в том, что все в Его руках — начиная с птичек, продающихся на рынке за медные монетки, заканчивая каждой человеческой жизнью и смертью. И второе — страх Божий, не страх перед наказанием, даже не страх греха, а именно «страх» перед Богом, благоговение и изумление, делающее для нас Бога неизмеримо реальнее и существеннее любых других страхов.

Много раз Бог, обращаясь к людям, начинает со слов «не бойтесь!» И сейчас Иисус так же ободряет Своих учеников. Им предстоит проповедовать «на кровлях», свидетельствовать об Учителе. Страшно? Страшно! Но страх уходит, когда приходит любовь, потому что «в любви нет страха» (1 Ин. 4:18). Любите Отца, Который так заботится о вас, — и все станет возможным.

Поначалу слова о том, что ученик не может стать выше учителя, могут показаться ограничивающими возможности ученика. Но если учесть, что стать таким, как учитель, уже немало, и не всякий из учеников способен сравняться с учителем, то здесь мы можем увидеть призыв к росту учеников. Если же речь идёт об ученичестве у Христа, то призыв стать такими, как Учитель, раскрывает нам особое отношение Христа к идущим за Ним. Ведь речь идёт о том, до какого высокого уровня Христос намерен поднять павшее человечество — Он хочет нас обожить.

И даже в суровых словах предупреждения о том, что Христос отречётся от того, кто от Него отречётся, можно увидеть, как высоко поставлен Им человек. Ведь здесь речь идёт о взаимоотношениях, заставляющих вспомнить чуть ли не о равенстве... Безусловно, было бы огромной наглостью на таком основании забывать о благоговении перед Его величии и вносить в отношения с Ним фамильярность. Не для того Он стал одним из людей, чтобы мы вносили в духовную жизнь «человеческое, слишком человеческое», то есть, по словам одного автора, «всегда нечто животное». Но то, что приближает нас к Богу — дар, налагающий ответственность.

Сегодня Господь говорит своим ученикам о грядущих бедствиях и испытаниях. Их ожидает предательство, отвержение, изгнание, мученичество. К чему же призывает Он их (и нас) в этот трудный час? В таких ситуациях миру необходимо вмешательство Самого Бога, и Иисус зовет Своих учеников стать инструментами этого вмешательства. Пусть через них цари и властители услышат слово о спасении, пусть через них страждущие получат утешение и ободрение. Они сами не будут нуждаться ни в чем — о них позаботится Сам Небесный Отец. Им нужно лишь научиться доверять Ему. Тогда их связь с Небом станет прочнее, чем все земные связи, Бог будет для них большей реальностью, чем семья, собственность, чем сама жизнь.

Перед лицом испытаний Господь зовет нас предаться целиком в Его волю и стать Его исцеляющим присутствием на земле.