Мысли вслух на 2 Кор 13:1-13

Завершая разговор о свидетельстве и об обличении, Павел вновь обращает внимание адресатов своего послания на то, что между христианами любое обличение имеет смысл лишь постольку, поскольку речь идёт о жизни в Царстве. Он говорит: вы ищете доказательств тому, что моё свидетельство истинно, что через меня к вам обращается Сам Спаситель, но вы всё равно не найдёте этому никаких доказательств, если сами не будете жить одной с Ним жизнью (ст. 3). Только жизнь Воскресшего, жизнь Царства может быть надёжной основой, соединяющей христиан между собой, и лишь в связи с ней имеет смысл всё, о чём говорит Павел своим коринфским братьям (ст. 4). Они должны быть твёрдо уверены в своём христианстве, так же, как в этом уверен сам Павел, и тогда всё встанет на свои места (ст. 5 – 6). Как видно, апостол снова и снова напоминает коринфским христианам о той духовной цельности, без которой жить в Царстве невозможно, а значит, невозможно и быть христианином. Если же цельности нет, нет и уверенности: ведь в таком случае человек действительно оказывается не в состоянии укоренится в Царстве должным образом.

Павел, разумеется, не случайно пишет коринфским христианам, что он молится об их совершенстве, о том, чтобы они смогли жить жизнью Царства во всей её полноте (ст. 9). Его не пугает то, что на фоне духовно сильной церкви он сам может показаться духовно немощным: ведь апостол вовсе не стремится никому продемонстрировать свою силу, его не пугает перспектива «показаться не тем, чем должно быть» (ст. 7). Он прекрасно понимает разницу между «быть» и «казаться» и знает, что в Царстве все человеческие сравнения себя с другими не стоят ничего. Для него важно лишь одно: чтобы Церковь оставалась Церковью, а христиане христианами (ст. 11). Так, как и положено подлинному свидетелю Христа и Царства.

Павел призывает своих коринфских братьев проверять («испытывать») и исследовать прежде всего самих себя. И не в смысле тестов на соответствие каким-то религиозным доктринам, а в том, что касается своей веры. Тут апостол имеет в виду прежде всего то, о чём он уже много написал адресатам своего послания — личные отношения со Христом как основу христианской жизни, жизнь Царства как основополагающий опыт, без которого христианства нет. О себе же Павел говорит, что он силён не против истины, а за истину. Но для него истина — как раз тот самый опыт живой христианской жизни, на который он и предлагает проверять себя своим читателям.

Апостол не собирается никого ни в чём убеждать и не станет ничего никому доказывать, когда дело касается тех многочисленных споров и диспутов, которые велись тогда в Коринфской церкви. Он просто не видит в этом смысла. И не потому, что таким образом никому ничего не докажешь — что-то таким образом доказать всё-таки возможно, а потому, что, даже если получится что-то кому-то доказать, это будет совсем не то, о чём христианину вообще стоит заботиться. Можно доказать свою правоту или неправоту оппонента в том или ином богословском вопросе, но кому и какая польза от всех таких доказательств?

Это всего лишь своеобразный интеллектуальный спорт, состязание умов и эрудиций, победа в котором не доказывает ничего, кроме интеллектуального превосходства одного из соперников над другим или над другими. В духовной жизни спорящих такая победа или поражение не меняет ничего, а если и меняет, то не в лучшую сторону, давая победителю лишний повод к самопревозношению, а у побеждённого вызывая негативные эмоции.

Павел не затем собирается в Коринф, чтобы участвовать в такого рода состязаниях. Он не хочет ничего никому доказывать, он хочет, чтобы христиане Коринфа духовно проснулись, оставили бесполезные словопрения и вновь вернулись к той духовной жизни в подлинном смысле слова, опыт которой у них, судя по словам апостола, был. И если бы Павлу это удалось, он бы считал такое пробуждение своей главной победой.

Некоторые члены коринфской общины стали сомневаться в том, что Христос говорит через апостола, и потребовали доказательства (2 Кор 13:3). Какой же может быть ответ человеку на его сомнение в том, во Христе ли он (или другой человек, в данном случае — апостол), какое может быть доказательство, кроме удостоверения самой веры?

Если нет злонамеренности (потому что можно сомневаться просто потому, что хочется сомневаться, не хочется знать правды), то у нас есть замечательный способ удостоверения: Иисус Христос в нас, Он верою вселился в наши сердца (ср. Еф 3:17), и живущий верою во Христе наш дух — «внутренний человек» — и есть наша самая подлинная суть. Сомнение в вере тогда предстает как измена самим себе, своей сокровенной правде, когда «мы не то, чем должны быть».

Павел не один раз разными словами пытался описать, что такое христианская жизнь. Вот и теперь он призывает своих единоверцев проверять себя: христиане ли они? На первый взгляд, вопрос может показаться странным: ведь каждый входящий в Церковь (а крещение в те времена принимали только в сознательном возрасте) прекрасно знал, что делает и за Кем идёт. И всё же, как видно, дело обстояло не так просто. Конечно, будь христианство всего лишь ещё одной, новой религией, один раз сделанного выбора, один раз произнесённого обещания, один раз принятого крещения было бы достаточно: до тех пор, пока сделавший свой выбор не отрёкся от него, он бы оставался христианином. Но ведь христианство — не новая религия, а жизнь в Царстве, которое принёс в мир Спаситель. Здесь невозможно ограничиться одним выбором, одним решением, одним поступком, пусть и принципиально важным. Жизнь не прекращается, она продолжается в Царстве, и однажды сделанный выбор приходится затем подтверждать снова и снова. Потому-то и советует апостол проверять себя, следить за своим духовным состоянием, отдавать себе отчёт, Христовой ли жизнью мы живём, или нет: ведь жизнь Христа — это и есть жизнь Царства, и мы остаёмся христианами лишь до тех пор, пока живём единой со Христом жизнью. Казалось бы, для тех, кто вошёл в Церковь, по-другому быть не может. Так бы оно и было на самом деле, если бы мы уже завершили путь своего преображения, если бы наша человеческая природа обновилась бы до конца, как это произойдёт в конце времён, когда Царство раскроется во всей своей полноте. Пока же Царство ещё только входит в мир, а мы входим в Царство, и, как мир ещё не преображён до конца, так и мы преображены лишь частично. В таком положении ещё возможны и грехи, и ошибки, и падения. До полного преображения нам ещё есть, чего опасаться. А если так, то нужен и тот постоянный самоконтроль, о котором пишет Павел. Ведь каждый совершённый грех отделяет нас от Царства, и если, совершая его, мы всё же не теряем своего спасения, то лишь потому, что история Царства ещё не завершилась, точка не поставлена, двери не закрыты. Но даже в такой ситуации лучше лишний раз не рисковать и свести возможность утратить полноту жизни к минимуму. К чему, собственно, и призывает нас апостол.

Что имеет в виду апостол, говоря, что он сам и его братья сильны не против истины, а за истину? Можно, конечно, было бы подумать, что Павел, как и всякий проповедник нового учения, убеждён в его истинности и уверен в том, что знание истины и верность истине делают человека сильней.

Убеждён и уверен так же, как были убеждены и уверены в силе своей истины все настоящие проповедники всех времён и народов. Будь христианство неким новым философским учением, так бы, наверное, оно и было на самом деле. А если говорить о новой религии, то тут убеждённость подкрепляется уверенностью в том, что именно эта новая религия, являя собой полноту откровения, с помощью Божьей так или иначе завоюет умы и сердца, а всякий, кто новой религии противостоит, тем самым бросает вызов не только новой религии, но и Самому Богу.

Но что же тогда можно было бы сказать о подлинном христианстве, которое представляет собой не религию и не философское учение, а просто жизнь в Царстве, несводимую ни к каким философским или богословским концепциям и ни к каким религиозным правилам? Казалось бы, о «просто жизни» свидетельствовать проще всего. А вместе с тем и сложнее всего.

Проще потому, что нет ничего нагляднее: человек живёт так, как живёт, жизнь на заменить никакими проповедями или богословскими рассуждениями, так же, как не заменить её никакими философскими или этическими декларациями. Если человек живёт жизнью Царства, он непременно становится свидетелем Царства. И тогда сила Царства начинает свидетельствовать об истинности его свидетельства, а такой силе действительно противостоять трудно.

Но свидетельство жизни при этом оказывается и самым сложным: ведь тут приходится свидетельствовать непрерывно, тут нет возможности сделать передышку, расслабиться, подготовиться к очередному свидетельству, как готовится проповедник к очередной проповеди, тут приходится просто являть ту силу Царства, которая только и может быть настоящим свидетельством, ежедневно и ежечасно.

И если в какой-то момент житель Царства изменяет тому, чем живёт, его свидетельство не просто прерывается, а, по сути, становится антисвидетельством: ведь такая измена обесценивает не только тот конкретный момент его жизни, когда измена произошла, но и всё, сказанное и сделанное прежде. Свидетель перестаёт иметь отношение к истине и теряет силу своего свидетельства. Ведь о Царстве можно свидетельствовать лишь до тех пор, пока живёшь его жизнью.

Как это «будет с вами»? Разве Бог не всегда с нами? Но вот обычная житейская аналогия: человек пришел с работы домой, жена крутится вокруг него, а он сидит с отрешенным видом, потому что устал, или связанные с работой мысли не отпускают. Жена с ним, но он — не с ней. Так и здесь: Бог готов всегда быть с нами (кстати, не потому что это Ему всегда приятно!), но мы не с Ним, когда поглощены только своими заботами и проблемами. Вот апостол Павел и перечисляет некоторые из тех наших состояний, которые сопровождают наше внимание к присутствию Бога. Эти состояния всегда позитивны («радуйтесь», «будьте мирны»), динамичны («усовершайтесь», «утешайтесь»), не замкнуты на себе, а открыты к другим («будьте единомысленны»). Это и есть настоящая жизнь, не правда ли? Жизнь в присутствии Бога любви и мира.