Мысли вслух на Откр 15:1-16:1

Картина, открывшаяся Иоанну, позволяет нам лучше понять, что представляет собой тот суд Божий, который у порога Царства определяет судьбы отдельных людей и всего человечества в целом, равно, как и судьбу нашего испорченного грехом мира. Приближение Царства Иоанн воспринимает, как явление реальности иного порядка, сама природа которого отличается от нашей, сияя тем светом, которым пронизано Царство: апостол видит её в образе как бы стеклянного моря, смешанного с огнём (Откр. 15 : 2). Неподвижность «стеклянного моря», вероятно, объясняется именно изменённой природой той реальности, которую видит Иоанн: в Царстве, как видно, случайным, хаотическим процессам нет места, как нет в ней, к примеру, места той буре, которая застигла учеников на Генисаретском озере и которую так легко прекращает Иисус: Ему было достаточно лишь явить Царство, полноту которого Он несёт в Себе, чтобы буря исчезла, перестала быть реальностью, имеющей отношение к тому, что происходит вокруг Него (Мф. 8 : 23 – 27).

Но Царство — это не только преображённая действием дыхания Божия природа, это, в первую очередь, его жители, та небесная Церковь, к которой имеет отношение каждый, к этому Царству приобщившийся. Иоанн видит и её тоже, видит торжествующей и прославляющей Бога (ст. 3 – 4). Суд же над миром начинается тогда, когда открывается «Храм шатра свидетельства» («храм скинии свидетельства», Откр. 15 : 5). Как видно, главным критерием и орудием Суда оказывается именно свидетельство, что и не удивительно: ведь принимающий свидетельство и Царство, если он оказывается последователен и не сворачивает с избранного пути, раньше или позже в Царство войдёт; отвергающий же свидетельство тем самым фактически осуждает сам себя, отрезая себя от той полноты жизни Царства, которая только и могла бы спасти его от зла, в котором лежит мир, и от смерти, в нём торжествующей. Между тем, речь идёт уже не о суде над Церковью, а о суде над миром, не принимающим ни Церкви, ни её свидетельства.

Неудивительно, что такой суд оборачивается гневом Божиим, изливающимся на мир, не принимающий ни Бога, ни Царства, ни Спасителя (Откр. 15 : 1; 15 : 7 – 16 : 1). Бог не хочет ничьей гибели, но и вести в Своё Царство насильно, помимо желания входящего Он никого не хочет и не будет. Бог не отторгает никого; но свобода человека и его твёрдое «нет» Богу могут разделить его с Богом стеной, которую не преодолеть никому.

«Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель!» Если задуматься над тем, каковы дела Божии, что Он творит, как Он действует в мире и в нашей жизни, то, наверное, эти слова как раз и будут наилучшим итогом размышлений на эту тему. Отношения человека и Бога, наверное, на этом и строятся — на нашем поклонении Его величию. Убояться Бога и прославить имя Его. Убояться — конечно, не значит испугаться. Но если мы подумаем о безмерности Его величия, вряд ли нам удастся «сохранить лицо» и чувствовать себя спокойно в Его присутствии. В этом тайна отношений человека с Богом — в соотношении безграничного уважения и страха Божия — и любви. Ибо страх Божий, в отличие от обячного страха человеческого, толкает нас не убегать и приятаться, а идти навстречу Ему.

Представление о дне Суда и о всеобщем воскресении было свойственно большинству верующих евреев ещё до прихода в мир Спасителя. И представление это предполагало, что на Суд приходят все, независимо от того, принадлежали ли они при жизни к народу Божию, или нет. Такой взгляд на Суд был обусловлен, прежде всего, пониманием того факта, что Бог Израиля — это и Бог всего мира тоже, и судить Он будет не только Свой народ, но и все другие народы земли.

Но в свете новозаветного откровения христиане стали смотреть на Суд не совсем так, как смотрели и смотрят на него иудеи. С иудейской точки зрения, Суд — процесс если не одномоментный, то, во всяком случае, более-менее сжатый во времени, он предполагает, что воскресшие приходят на Суд с тем, чтобы Бог подвёл итоги прожитой ими на земле жизни и вынес соответствующее определение.

Для христианина же Суд начинается с приходом в мир Мессии: ведь Иисус прямо говорит, что верующий в Него на Суд не приходит, а отвергающий Его осуждён самим этим отвержением. В таком случае можно было бы назвать нашу эпоху эпохой Суда: ведь выбор возможен до самого дня возвращения Спасителя, когда и будут подведены итоги. Вместе с тем, наша эпоха — не только эпоха Суда, но и эпоха наступающего Царства.

Одно связано с другим: ведь принятие или отвержение Христа означает также принятие или отвержение того Царства, которое Он принёс в мир. И не приходит на Суд, по собственным Его словам, человек не потому, что он принимает то или иное решение, а потому, что решение довериться Христу означает также и выбор Царства, а приобщение к жизни Царства снимает вопрос о Суде. Но если так, то имеет ли смысл вообще говорить о Суде применительно к христианам?

Если бы мы, называющие себя христианами, были бы ими в полноте и до конца, то говорить о Суде применительно к нам действительно не имело бы смысла, как не имеет смысла говорить о нём применительно к тем, кого в Книге Откровения называют «участвующими в первом воскресении», над которыми «вторая смерть не имеет власти». В некоторых церквях таких людей называют «святыми», хотя точнее было бы назвать их жизнь примером христианской праведности (ведь «святыми» в новозаветных книгах названы все христиане без исключения).

Но, поскольку в своей духовной жизни мы нередко оказываемся христианами лишь эпизодически, приобщаемся к жизни Царства время от времени, а в основном живём жизнью «мира сего», то на Суде и нам придётся подводить итоги этого нашего двойственного и двоящегося существования. А для того, чтобы избежать Суда, есть лишь одно средство: стать, наконец, людьми духовно цельными и жить только жизнью Царства. Или, говоря проще, стать наконец нормальными, настоящими христианами.