Мысли вслух на Иер 32:1-25

Покупка поля во время осады города — своеобразное пророческое действие, обетование Господа о спасении, выраженное в жестах. С точки зрения здравого смысла, такая сделка совершенно бессмысленна, тем более, что пророк знает, что весь народ должен уйти в Вавилонский плен. Но тем выразительнее его поступок. В священной истории Господь часто дает обетования, которые, с первого взгляда, кажутся безумием. Например: обетование сына столетнему Аврааму, или обещание победы юноше Гедеону с малочисленным войском. Сейчас, накануне национальной катастрофы, Господь обещает Израилю процветание и мир. Пророки учат нас жить в ожидании исполнения Божьих обетований, в ситуациях поражения и упадка — видеть надежду.

Пророки зачастую пророчествовали не только словом, но и действием. Довольно часто в глазах окружающих такие действия выглядели, как минимум, странно. Так выглядела и покупка участка земли в осаждённом городе, который, как всем было очевидно, был обречён, хотя вслух об этом предпочитали не говорить. Между тем, Иеремия совершает эту покупку по указанию Бога, как именно пророческое действие. И смысл его в контексте всего, что говорил пророк о народе и его будущем, был совершенно ясен. Тем самым Иеремия снова подтверждал, что будущее у страны и у народа есть. Правда, не такое, на которое вопреки ситуации надеялись многие в осаждённом городе.

Они надеялись на чудо вроде того, которое произошло почти полтора столетия назад, во время ассирийской осады, когда город спасло чудесное Божье вмешательство. Иеремия же прямо говорил, что такого чуда ожидать не приходится. Оно и понятно: во время ассирийской осады весь город молился, постился и каялся, а теперь, когда город осадила вавилонская армия, ничего такого не происходило.

Надежды на чудо были, но надеявшиеся были почему-то уверены, что чудо это произойдёт как-то само собой, без их усилий. Отчасти эта уверенность основывалась на своеобразной национально-религиозной самонадеянности: люди знали, что Иерусалим — город Божий, что именно там находится единственный на земле Храм Яхве, а значит, они могут спать спокойно: Яхве ведь не допустит, чтобы Его дом осквернили и разорили. Иеремия же не советовал жителям Иерусалима надеяться на то, что Бог станет защищать их грехи ради Своего дома. Город был обречён, и пророк не собирался скрывать этого от своих сограждан.

Иеремия знал и другое: будущее у народа всё-таки есть. Только искать его надо не в прошлом, цепляясь за уходящий уклад жизни, уже отвергнутый Богом, а в будущем. В будущем, которое ещё только предстояло создать. И создать прежде всего осмыслением случившегося, раскаянием в совершённых грехах и новым обращением к Богу, которого народ фактически оставил, формально оставаясь Ему верным. Вот тогда и станут вновь в Иерусалиме продавать и покупать землю. Земля снова будет вручена народу, которому Бог её предназначил. Но не раньше, чем народ станет действительно Божьим. Не на словах, а на деле.

Сегодняшнее чтение предлагает нам характерный пример того, что называют обычно пророческим действием (ст. 6–15). Такое пророчество действием было распространено в пророческой среде довольно широко. Оно обычно привлекало к себе особое внимание, и не потому, что было каким-то необыкновенным или чудесным. Скорее, оно казалось абсурдным или нелепым, настолько, что его абсурдность заставляла задуматься каждого, кто оказывался свидетелем такого пророчества.

В самом деле, что может быть нелепее, чем покупать за немалые деньги поле, которое уже захвачено врагом и которым, скорее всего, воспользоваться в обозримом будущем не удастся? И тем не менее Бог велит Иеремии купить поле, купить, оформив сделку по всем правилам и заплатив немалую сумму, так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что сделка совершена не понарошку, а всерьёз. Смысл пророчества понятен (ст. 15). Но почему понадобилась именно такая, столь странная и, на первый взгляд, нелепая его форма?

Ответом на вопрос может быть сама ситуация, в которой оказался Иеремия. Его проповедь, как видно, в конце концов привела его в заключение (ст. 2–5), что и не удивительно: речи, произносимые пророком, с точки зрения властей нельзя было расценить иначе, как пораженческие. И если бы теперь Иеремия заговорил о будущем духовном возрождении народа, это, скорее всего, было бы расценено как вынужденная уступка властям. В критической ситуации слова вообще легко обесцениваются, и тогда пророку приходится проповедовать не словом, а действием. Но действие должно было быть именно действием, а не просто жестом, ведь жесты, в сущности, мало отличаются от слов, обесцениваясь одновременно с ними.

Символическая покупка и была бы, скорее всего, воспринята именно как жест, а не как реальный поступок. Вполне возможно, что родственник Иеремии, предлагавший ему сделку (ст. 5, 8), не особенно рассчитывал на то, что его предложение будет в сложившейся ситуации воспринято всерьёз. Он, возможно, просто решил формально соблюсти закон, сделав положенное по закону предложение о покупке имущества тому, кому, согласно тому же закону, он должен был его сделать. Иеремия отнёсся к предложению совершенно серьёзно. И тем самым дал понять каждому, кто стал свидетелем заключённой сделки, что его слова не уступка властям и не пустой звук, а откровение Божие.

Кем называть Иеремию, если исходить из привычных человеческих определений — пессимистом или оптимистом? Пророчество о предстоящем поражении, возвещаемое царю, вроде бы является образцом пессимизма. Но совершенно неожиданно, на первый взгляд несовместимо с предупреждениями о предстоящем военном поражении и уводе в плен, от того же самого Иеремии слышится совет покупать землю. Пророк твёрдо уверен, что спустя много лет на землю вернётся нормальная повседневность и купленная земля пригодится новому владельцу, сам факт покупки становится действием, подкрепляющим достоверность пророчества.

Трезвость взгляда, дарованная пророку Господом, невозможно свести ни к оптимизму, ни к пессимизму, какими мы их привыкли определять. Простота и ясность взгляда на вещи только поначалу представляются нам чем-то доступным и легко достижимым, но потом мы видим, что мир сложен, что невозможно объяснить его с точки зрения наивной простоты. Но есть подлинная простота, превышающая и наивное простодушие, и нарочитую усложнённость. Приблизиться к ней можно, но для этого необходимо преодолеть привычные стереотипы и прикоснуться к мудрости Господа, приоткрывающего нам взгляд на мир с недостижимой для нас точки зрения.

Иеремию обвиняют в измене и в «подрыве обороноспособности». Против него поднимается вся государственная идеология Иудеи — и ему впору защищаться, доказывать, что Иерусалим будет разрушен, продать для большей убедительности всю недвижимость и быть готовым к отступлению или плену. Вместо этого он делает совершенно противоположный шаг: он, как бы в противоречие со всеми своими пророчествами, покупает землю, свидетельствуя тем самым, что Иерусалим будет жить. Он противоречит сам себе? Или противодействует Богу? Нет, просто им движет не идеология «за» или «против» Иерусалима, а пророческий дар слышать Бога, а значит, жить в божественном парадоксе, когда весть о гибели в самый момент отчаяния и безнадежности сменяется вестью о возрождении. Иерусалим будет разрушен, но еще до этого пророк знает, что Бог останется верным Своему обещанию.