Мысли вслух на Мф 11:12

Первая наша реакция на эти слова: ну, вот, тоже мне радостная весть. Нет, чтобы просто так дать, даром. Работать заставляют, заслуживать... Мы просто не слышим Иисуса, у Него совсем другое ударение в этих словах. Мы, когда читаем, выделяем слова «силою» и «усилие» (проверьте!), а Он — «берется» и «восхищают». В том-то и чудо Нового Завета, что теперь усилия не бесплодны, как раньше, когда доступ к Богу был перекрыт нашим грехопадением, теперь путь открыт, и если по нему пойти, то достигаешь Царства. Самое важное было — искупить нас из рабства греху, и это искупление, совершенное Христом, дается нам абсолютно даром. Но для того, чтобы принять его, нужно кое-что сделать, нужно приложить кое-какое усилие. Какое? Не случайно здесь упоминание Иоанна Крестителя, проповедовавшего покаяние. Это усилие от нас и ожидается — усилие покаяния, нашего поворота от греха к Богу, и тогда Царство Небесное, как маленькое зернышко, сеется Богом в нашем сердце и начинает свой рост.

Эти строки очень много говорят об удивительном смирении Иоанна Крестителя. Будучи величайшим пророком, великим аскетом и уважаемым всеми учителем, он видел в себе лишь предтечу Того, Который должен придти за ним. Многие принимали его за Христа, видели в нем Спасителя, которого ожидали иудеи долгие столетия. Возможно, ему предлагали какие-то блага и почести, которые положены Мессии. И от всего этого он отказывается, отводя себе скромную роль того, кто готовит путь Иисусу. В другом месте Иоанн говорит, что пришло время ему "умаляться". Его словам чуждо ложное смирение, он не принижает себя, а, напротив, трезво отдает себе отчет в том, кто он такой. Вопрос о том, в чем твое призвание, в чем твоя роль в этом мире, – очень сложный и болезненный для многих. Жизнь Иоанна Крестителя помогает нам поверить, что каждый призван осознать и принять свою миссию. Прожить ту жизнь, которая бы дейстивтельно стала приготовлением пути Господу.

Мы, возможно, уже привыкли к тому, что все на свете зависит от Бога. И это действительно так, Сам Господь говорит нам, что у нас все волосы на голове сочтены и ни один из них не упадет без Его на то воли (Мф. 10:29-31). Но здесь, как часто бывает в христианстве, есть парадокс — мы свободны. И Бог не заставляет нас быть зависимыми от Него. Он, можно сказать, «не в силах» помешать нам идти к чему-то, чего мы очень сильно хотим. Каждый из нас — это блудный сын, Он - Отец, Который с огромным терпением, с любовью и с болью позволяет Своим детям совершать ошибки (см. Лк. 15:11-32). И мы можем сколь угодно знать, что Бог все держит в Своей руке, что Он все видит, что все от Него зависит, но нашу упрямую волю это порой не может сдвинуть и на шаг… Но Господь все равно ждет от нас этого шага. Пускай, робкого, но шага. Мы можем делать над собой это усилие, о котором говорит Христос, мы можем покориться Богу (Иак. 4:6-7), мы можем перебарывать свою гордыню — Бог обещал давать нам на это силы. И каждый раз, когда мы совершаем этот шаг к Нему, а не в сторону того, куда ведут нас наши зачастую противоположные Богу желания, мы исключительно Божиими силами совершаем маленькую, но самую важную в жизни победу.

Традиционно считается, что Иоанн не сомневался в мессианском призвании Иисуса и послал к Нему усомнившихся учеников, чтобы те сами убедились. Другие же толкователи допускают, что Иоанн сам мог в этом усомниться. Как бы то ни было, вряд ли случайно, что он послал к Иисусу двоих из своих учеников: им предстоит стать свидетелями слов Христа, а свидетелей по иудейскому закону должно быть как минимум двое. И вот они услышали ответ, до сих пор вызывающий недоумение некоторых из читателей Евангелия: почему же Христос не сказал ни да, ни нет? Зачем вместо этого Ему понадобилось произносить длинную фразу с перечнем Своих действий?

Видимо, Он ответил так для того, чтобы раньше времени не смутить тех, кто ещё не был готов услышать прямое подтверждение. Но то словесное послание, которое Иисус просит передать для Иоанна, содержало перечень проречённых в Ветхом Завете признаков прихода Мессии, и это значит, что Иисус вполне определённо подтверждал, что Он и есть Тот Самый, Кто должен придти.

Высока оценка Иоанна, данная Христом. Но рядом с ней соседствует указание на то, что в Царстве Небесном меньший будет больше Иоанна. Такое определение может показаться уничижением. Однако сильно будет заблуждаться тот, кто, будучи уверен в собственном спасении, на этом основании вздумает превозноситься перед Иоанном. Ведь вошедшие в Царство Небесное преображёнными превзойдут Иоанна таким, каким он был на земле. Но и сам он в Царстве Небесном превзойдёт самого себя, каким он был в земном мире.

В словах Христа об Иоанне Крестителе и о том, как люди принимали его проповедь, слышится горькая интонация. С упреком говорит Господь народу: «что смотреть ходили вы в пустыне?» Привлеченные необычностью личности пророка, люди приходят к нему, но не принимают сути того, что пророк послан возвестить. Евангелист Иоанн передает еще такие слова Господа Иисуса об Иоанне, также сказанные народу: «Он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его» (Ин. 5:35).

Масштабы того, зачем мы приходим к Богу, и того, к чему Он призывает нас, порой разительно не совпадают. Мы слышим в сегодняшних словах Христа, что это трагический для Бога разрыв. Бог совершает Свое действие, посылает пророков, приходит Сам и принимает Крест ради нашего спасения, ради того, чтобы мы разделили с Ним полноту Его вечной жизни. А мы думаем лишь о том, чтобы быть здоровыми, и вспоминаем о Нем только в жизненных неурядицах.

И усилие, которым берется Царство Небесное от дней Иоанна и доныне, о котором говорит сегодня Христос — это в первую очередь усилие подняться над мелким масштабом нашей человеческой повседневности. Все сказано нам до Иоанна Крестителя, и теперь за нами выбор: жить в нашем человеческом маленьком мирке, ограниченном кратким сроком нашей жизни, или стать частью грандиозного дела спасения, которое совершает в мире Бог.

В ближайшем историческом контексте слова Иисуса об Иоанне значимы постольку, поскольку в те времена было немало людей, считавших Иоанна Мессией. Во всяком случае, он гораздо больше соответствовал массовым, народным представлениям о том, каким должен быть Мессия, чем Иисус. И во времена, когда складывались евангельские тексты, в Палестине были довольно многочисленные общины иоаннитов, сторонников Иоанна Крестителя, считавших своего учителя Мессией. На таком фоне рассказ об учениках, посланных Иоанном к Иисусу с тем, чтобы задать Ему ещё один вопрос о Его мессианстве, был важен, как свидетельство самого Иоанна о том, что ни на какое мессианство он не претендовал. Но дело, конечно, не только в истории. Слова Спасителя важны прежде всего потому, что Он, с одной стороны, даёт краткую и ёмкую характеристику самому Иоанну, а с другой — довольно жёстко оценивает тех людей, которые окружали как Иоанна, так и Его Самого. Свидетельство Иоанна, по словам Спасителя, принадлежит ещё прежней эпохе, эпохе дохристианской, когда о Царстве, входящем в мир, говорить ещё не приходилось. Но именно Иоанн, как никто ярко, засвидетельствовал скорый приход Мессии, при этом поняв, что нужно сделать для того, чтобы войти в Царство. Конечно, в Царстве иная мера полноты, поэтому всякий, кто принадлежит Царству, больше Иоанна, который принадлежит ещё непреображённому миру. Но чтобы войти в Царство, необходимо усилие, Царство «берётся силой», и «делающие усилие достигают его». А многие из тех, кто слушал вначале Иоанна, а затем Иисуса, как раз именно усилий делать не хотели. Им было просто хорошо рядом с Иоанном, а затем рядом с Иисусом. Огонь в Библии — символ очищения, жертвы, освящения, символ того, что может полностью изменить саму природу человека, преобразив и освятив её. А многим между тем казалось, что огонь дан им лишь для того, чтобы согреться и отдохнуть в тепле. И дело тут не в том, что это плохо, а в том, что при таком использовании огня человек отнюдь не меняется, ему становится хорошо на время, но кардинальные проблемы, отравляющие его жизнь и мешающие ему приобщиться к Царству, никуда не исчезают. И тогда все усилия тех, кто несёт огонь в мир и свидетельствует о нём, оказываются бесплодными. Можно сколько угодно восхищаться словами Иисуса и Им Самим, но, если восхищающийся так и останется вне Царства, можно сказать, что всё его восхищение было бесполезным. Царство с его жизнью прошло мимо, а восхищение, даже искреннее, не спасает.

Говоря об осуществлении Царства Божьего, евангелист ясно подчеркивает центральную роль в этом Самого Христа. Он оказывается основным содержанием проповеди Крестителя (ведь именно за этим приходили к нему люди со всей страны, а не чтобы посмотреть, как ветер качает тростник в пустыне!). Он стоит в центре проповеди в Галилейских городах (с Его приходом Капернаум «возносится до неба», а отказавшись услышать Его проповедь, «низвергается до ада»). И наконец, Он сосредотачивает в Себе божественный закон и божественную волю. Это видно из лексики последних стихов этой главы: «труждающимися и обремененными» называли себя благочестивые люди, бравшие на себя «бремя» исполнения всех заповедей закона (так что это вовсе не про рабочий класс, который после работы идет в церковь умиротворять душу богослужением). Иисус же призывает учеников взять на себя, как «бремя» Его Самого, жить Им, служить Богу — Им, потому что, в отличие от неподвижных и неизменных заповедей Пятикнижия, Его «бремя» удобно и легко — у Него к каждому найдется персональный подход, а кроме того — верность, любовь и прощение.

Сегодняшнее чтение многое говорит нам о мудрости, в том смысле, в каком понимает её Иисус. Начинается оно эпизодом, описывающим странное, на первый взгляд, недоумение Иоанна Крестителя по поводу служения Спасителя (ст. 2 – 6). В самом деле, ведь вопрос был задан именно тем человеком, который первым указал на Иисуса как на Мессию-Христа (Мф 3:13–17). А для Самого Иисуса этот эпизод стал поводом для горьких слов о человеческой мудрости. И дело тут не в ограниченности человеческого разума: в такой ограниченности самой по себе ничего страшного нет, ведь Бог с самого начала не задумывал человека всеведущим. Дело в том, как и для чего человек использует данный ему Богом разум. А падший человек, оказывается, чаще всего использует его для самооправдания и самоутверждения. Ветхозаветные авторы смотрят на мудрость как на искусство выстраивания отношений с Богом и с людьми, как на науку праведной жизни, но нередко оказывалось, что она вырождалась в некое подобие интеллектуальных игр, служащих исключительно для развлечения и в этом смысле немногим отличающихся от детских игр (ст. 16 – 17). Но хуже всего оказывалось то, что эти игры, принимаемые со всей серьёзностью, в критически важный момент заслонили от «мудрецов» живую Истину, пришедшую в мир, заслонили от них Царство. Какого Мессию ожидали в те времена верующие евреи? Мессианских богословских концепций было немало, но случилось так, что реальный Мессия не вписался полностью ни в одну из них. Наверное, даже сам Иоанн Креститель ожидал от узнанного им Мессии-Христа чего-то другого. Впрочем, на тех, кому свои теории дороже истины, угодить невозможно: если постится, значит, одержимый, а если не постится — обжора, пьяница, грешник (ст. 18 – 19)… Здесь важно лишь одно: соответствует ли тот, кого оценивают, критериям «своего», вписывается ли он в рамки концепции, или нет. Если же нет, то всегда можно найти обоснования для того, чтобы объявить такого «неправильным», грешником, нарушителем Торы и слугой сатаны. А сторонники «правильной» теории всегда сумеют обосновать её «правильность» (ст. 19). Вот только на Суде потом таким «теоретикам» придётся тяжелее тех, кто просто грешил без всяких теорий (ст. 20 – 24). Что, в общем-то, и неудивительно: на мудреце, употребившем свою мудрость во зло, ответственность больше, чем на том, кто ни на какую мудрость не претендует.

Сегодня Господь говорит о ветхозаветном пророчестве: Все рассказы, пророчества, обетования о Царстве Божьем были до Иоанна, теперь же начинается время их осуществления. Теперь Царство реально во Христе, доступно для каждого верующего в Него и следующего за Ним. Его удивленные ученики привыкли говорить о Царстве, как о чем-то ожидаемом, о чем-то, чего еще нет. Как ни странно, мы тоже часто говорим о Царстве Небесном, о жизни с Богом, как о некой посмертной реальности, или о том, что должно открыться в будущем веке, после Второго пришествия. А Христос говорит, что Царство уже открыто — и те, кто готов применить некоторые усилия, может войти в него.