Мысли вслух на Лк 7:11-16

Воскрешение Иисусом умерших всегда привлекало к себе особое внимание. Это и неудивительно: ведь все такие события воспринимаются обычно в контексте библейских представлений о всеобщем воскресении, последнем Суде, а в контексте новозаветном — о возвращении Спасителя и окончательном торжестве Царства. Конечно, такие параллели вполне возможны. И всё же важно видеть не только сходство, но и различие между этими воскрешениями и тем всеобщим воскресением в день Суда, о котором говорит нам, к примеру, Книга Откровения.

В самом деле, когда дело касается последнего Суда и торжества Царства, речь нужно вести также и о полном преображении природы этого мира, включая природу самого человека (применительно к человеку отцы Церкви прямо называли этот процесс «обожением», не в том, разумеется, смысле, что человек становится Богом, а в том, что природа его становится совместимой с природой Царства Божия).

Между тем, люди, воскрешённые Иисусом, возвращаются к своей прежней жизни, к той жизни непреображённого мира, которой они жили до того, как умерли. Но возвращение это тоже было следствием действия той силы Царства, без которой ни в Царстве, ни в непреображённом ещё силой Царства мире жизни быть не может.

Но почему же воскрешённые Иисусом люди воскресают не к жизни Царства, а к жизни непреображённого мира? Наверное, потому, что и само Царство ещё не раскрылось в полноте. Ведь мы живём в эпоху не наступившего, а наступающего Царства. И живущие в нашу эпоху не рождаются жителями Царства и не оказываются в нём автоматически, они должны сделать свой выбор и приложить усилия к тому, чтобы в это Царство войти.

И потому соприкоснувшиеся с Царством получают ту полноту жизни, которая свойственна им как жителям своей эпохи. А дальнейшее зависит от них самих, от их выбора, от их желания. Для одних возвращение к жизни нашего мира, в который входит Царство, может стать всего лишь отсрочкой на пути к неизбежной в непреображённом мире смерти. Для других же оно может оказаться первым шагом на пути в Царство.

Сегодня, когда мы призваны Церковью сосредоточить молитвенный взгляд на явлении воскрешения сына наиновой вдовы, хочется, словно в икону вглядываясь в этот текст, остановить внимание на словах: "...и отдал его [Иисус] матери его". Казалось бы, это совсем незначительная деталь, не влияющая существенно на нарративную компоненту текста, иными словами, как бы самоочевидную и поэтому не останавливающую нашего внимания. И вот именно на эту деталь стоит обратить более пристальное внимание, потому что в ней глубочайший заложен смысл, возможно, она важнейшая во всем тексте, несмотря, а может, благодаря своей незаметности. Ибо в слове Божием нет ни одной лишней или ненужной запятой, все предельно сконцентрировано, слито и беспустотно. Итак, "и отдал его [Иисус] матери его". В этих словах весь смысл воскресения. Часто атеисты упрекают нас за то, что мы верим в «сказки» просто потому, что боимся смерти. А они-де, мол, хоть тоже как все боятся, но мужественно в себе этот страх преодолевают. Вот такие они сильные и смелые, а мы слабые и беспомощно хватающиеся за иллюзии. Но на самом деле надо как-то донести до них такую простую вещь, что для нас ценно не наше бессмертие, отнюдь. Для на важно нечто совсем другое, святое и нетленное: любовь. Любовь матери к сыну, сына к матери, любовь внука к бабушке и дедушке, а бабушки и дедушки - к внуку, любовь к мужу и жене, любовь к друзьям, к учителям, любовь к живому, конкретному человеку. Вот в чем смысл воскресения. Как-то один священник, служащий в храме при больнице, где от рака умирают маленькие и большие дети, рассказывал про одного мальчика, который тоже умирал, и перед смертью, исповедуясь, сказал, что он страшно боится, что он плохой христианин, потому что не очень верит в загробное существование. И он ему ответил, что как раз наоборот это говорит о том, что он настоящий, честный христианин. Не личное бессмертие нам дорого, не райская жизнь, что ждет нас как награда за земные муки, не фантазии о потусторонних прекрасностях бередят наш ум, а что-то, что рождается в самой ткани этой, земной жизни: любовь к мамочке, которая тебя родила на этот свет, к папочке, к братику, к сестренке - вот на чем мы сосредоточиваем свой мысленный взгляд, когда думаем о конце нашего существования. И вот, что так явно говорит нам сегодня Евангелие, если не проходить мимо слов, кажущихся такими понятными.

Христос пришел к нам, чтобы разделить наши самые главные житейские переживания. Он сорадуется жениху и невесте на браке, Он сопереживает матери, потерявшей сына. И это всегда было и будет тем, что нас связывает, нас и Бога. Подумаем о Псалтири. Вот книга молитвенного общения, но о чем она? О том, как ликует сердце, о том, как рыдает душа, о том, как хвалит Господа ум. Очень важно понять, что мы только тогда встречаем Бога, когда впускаем Его в самые простые, но значит самые экзистенциально достоверные, свои переживания.

Мы ничего не знаем о наиновой вдове, каким она была человеком. Но это незнание не умаляет рассказа, а наоборот его расширяет, делает каждого из нас его участником и участницей. Как нам хочется порой больше знать о евангельских персонажах, сроднится с ними. Но этого нам не дано. Зато нам дано своей жизнью как бы достраивать священный рассказ. Проживать его заново, для себя выстраивая некую целостность. Но ведь не каждому дано потерять единственного сына? Да, но, молитвенно переживая захват террористами школы и убийство сотен ни в чем неповинных детей или помогая в больнице, где дети умирают от рака, нам дано пережить это во Христе.

Евангелист Лука придает особенное значение исцелениям, которые совершил Господь Иисус. Для него, как для врача, быть может, лучше, чем для других людей, заметен и важен чудесный характер этих исцелений. Тем более, воскрешение сына Наинской вдовы, не могло не привлечь его внимания, и он, единственный среди евангелистов, сообщает о нем. Очень важно поэтому вчитаться в его рассказ, чтобы понять, что главное для самого евангелиста. Лука говорит о власти Господа Иисуса Христа над смертью, и мы ясно видим божественный характер этой власти. Слова Христа звучат как повеление: «Юноша, тебе говорю, восстань» (славянское «востани» гораздо точнее передает здесь смысл греческого egertheti, которое является повелительным наклонением от «воскресать»). Здесь нет ничего общего с тем, что раньше называли «гальванизацией трупа», не встать повелевает Господь, но вернуться к жизни из-за порога смерти. Представив себя в окружавшей похороны толпе, мы легко поймем, почему евангелист подчеркивает страх, который объял всех. В этом воскрешении Сам Бог входит в нашу жизнь, и евангелист специально обращает на это наше внимание.

Читая его рассказ, важно присмотреться к отдельным деталям. Евангелист говорит, что этот юноша был единственным сыном у матери, которая была вдовой. Следовательно, с его смертью эта женщина теряла все. Мало того, что сын ее умер, и это само по себе — невыразимая трагедия для матери, но с его смертью она лишается всех прав состояния. Женщина в то время не была самостоятельным членом общества, как это имеет место и теперь в некоторых исламских странах. Не будучи под покровительством отца, мужа, брата или сына, она вообще не считалась за человека. Именно поэтому, в частности, Господь с Креста поручает Свою Мать любимому ученику. И здесь евангелист Лука говорит, что Господь сжалился над осиротевшей женщиной. Три ключевые момента предлагает нам евангелист: «ужасная трагедия — Иисус сжалился — воскресни!». Так одновременно с Его Божеством и нераздельно от него мы видим в Господе то, что знакомо нам и что мы поэтому называем человеческим. Старые богословы времен христологических споров любили разделять в действиях Христа божественное и человеческое. Здесь мы видим, насколько на самом деле одно неотделимо от другого.

И, конечно, в нашей практической жизни для нас огромное значение имеет то, как поступает Христос. Господь не пускается в объяснения, Он не говорит об очистительном смысле страдания или неизбежности смерти, ничего, подобного нашему «Бог дал — Бог и взял» не исходит из уст Его. Ведь все это — слова, которые не могут утешить рыдающую женщину. Что ей до этих богословских глубин... Иисус жалеет ее и ее сына, и Его сострадание переворачивают все законы этого мира. Ведь юноша, наверное, чем-то болел, или была еще какая-то «естественная» причина этой смерти. Но все это оказывается несущественным, потому что Сын Божий жалеет этих людей и дарует им жизнь. Собственно, это и есть главное в Евангелии, Благая Весть о милости Творца.

В воскрешении сына наинской вдовы можно видеть мессианское знамение, данное народу, а можно увидеть зримое пророческое действие, грядущее воскресение. Такие толкования вряд ли будут неверными, но всё-таки стоит обратить внимание на то, что воскрешённый был единственным сыном вдовы, не имевшей другого помощника в старости. Ещё не настал час всеобщего воскрешения и победы над смертью, единичные воскрешаемые возвращаются к временной жизни, и кому-то на этом основании их воскрешение может показаться бессмысленным. Но не бессмысленна Его милость и подлинная любовь к людям, уже в земной жизни показывающие, что у жизни и милосердия один Податель.

Слава Иисуса растёт. Но люди всё ещё считают Его пророком и не видят, что Он больше, чем пророк. От Него ещё долго будут требовать практических чудес, не желая понимать, что то, что Он принёс в мир, больше чего бы то ни было, что доступно человеческому воображению. Но можем ли мы утверждать, что и сегодня понимаем это во всей подлинности?..

Для иудеев смерть и все, что с ней связано, считалось нечистым: покойников хоронили до заката солнца, кладбища находились вне города, правоверный иудей не должен был дотрагиваться до мертвого тела. Но, встретив погребальную процессию у городских ворот Наина, Иисус неожиданно для окружающих нарушает традиционные запреты. Он обращается к незнакомой женщине со словами утешения и касается покойного мальчика. Само по себе это должно было вызвать у окружающих удивление. Но для Господа нет никаких запретов, когда речь идет о самых бедных и обездоленных, к разряду которых относится потерявшая единственного кормильца вдова. Он не ждет, что женщина сама обратится к Нему, но Сам идет к ней навстречу, не только утешает ее, но и творит настоящее чудо – возвращает ей сына, которого она оплакивает. Иногда мы так глубоко погружены в свое горе, что не можем разглядеть Иисуса, Который идет рядом. И замечаем Его лишь тогда, когда Он уже сотворил с нами чудо Своего Воскресения, когда в месте скорби и боли неожиданно прорастает радость Его присутствия.

Евангелия полны описаний чудесных исцелений и даже воскрешений. Но описание исцеления слуги римского центуриона (сотника) у Луки явно занимает особое место, ему уделено даже больше внимания, чем воскрешению Спасителем сына вдовы из Наина. Не потому ли, что речь идёт о язычнике, римлянине, о котором тем не менее Сам Иисус сказал, что такой веры, как у него, Он не видел даже в еврейском народе? Может быть: Лука — евангелист, своё евангелие писавший для язычников. Но вряд ли дело только в этом. Дело ещё и в несколько необычном, так сказать, дистанционном исцелении.

На первый взгляд это может показаться странным: ведь для исцеления важно приобщение человека к тому Царству, которое принёс в мир Спаситель. А тут больной даже не видит Иисуса, быть может, вовсе и не знает о Нём. О каком же приобщении может в таком случае идти речь? Между тем, дело, видимо, обстоит не так просто. В самом деле: что такое, в сущности, христианство? Жизнь со Христом в том Царстве, которое Он принёс в мир. А что такое христианское свидетельство? Это Царство, которое каждый из нас, христиан, берёт с собой, когда идёт в мир.

Такое, конечно, возможно, если мы в Царстве, а оно в нас. Если его дыхание пребывает в нашем сердце. А этого, в свою очередь, не будет без полного и абсолютного доверия к Иисусу. Того самого личного доверия, без которого не бывает любви и близкой дружбы. Если же доверие есть, то есть и Царство. Его сила и его дыхание. Тогда эта сила и это дыхание может действовать даже на расстоянии: ведь для Царства расстояний, подобных тем, которые во многом определяют жизнь нашего мира, не существует.

И доверившийся Иисусу язычник, римский центурион, стал частью Царства и понёс его с собой. В своём сердце. А в сердце его был не только Иисус, но и его больной слуга. И этот слуга оказался в Царстве, быть может, совершенно для себя неожиданно, но совершенно реально. А в Царстве больных нет, там все здоровы. Так и происходит исцеление. Но не только исцеление: так в мир входит Царство. Тихо и внешне незаметно, но абсолютно реально. Не опираясь ни на какую религию и ни на какую традицию, а только на сердце, обращённое ко Христу.

Сегодня мы вновь обращаемся к такому фундаментальному понятию, как вера. Это слово чаще всего означает в Библии не просто доверие какой-либо информации, а способность в критическую минуту «схватиться» за Бога, опереться на Него, как на твердую колонну или скалу. Сегодняшний рассказ о римском офицере, просившем Иисуса исцелить своего слугу и которого Христос ставит в пример Своим ученикам, хорошо это иллюстрирует. Он, военный человек, воспитанный на армейской дисциплине, абсолютно уверен, что его приказ будет исполнен, так же, как готов исполнить приказ своего командира. В его отношениях с Богом такая уверенность основывается не на дисциплине и воинском порядке, где за непослушание солдат карается смертью, а на чем-то не менее сильном — а именно, на вере. Собственно говоря, когда Писание говорит о вере, то речь идет о вере, которая даже сильнее смерти — так, что больные исцеляются и мертвые воскресают.

Все мы верим, что Господь, сотворивший этот мир, имеет полную власть над природой. Это ведь так же просто, как представить офицера, командующего солдатами на плацу: захотел — все пошли направо, захотел — налево! А верим ли мы, что Господь может на наших глазах исцелить больного человека — вот прямо так просто — сказал и выздоровел? «Ну, — скажем мы, — теоретически тоже верим...» Видим ли мы эту громадную разницу между теоретической верой во всемогущество Божье и верой в чудо, которое касается непосредственно нас самих? В военном сознании римского центуриона этого зазора не оказалось — его вера была не теоретической, а живой — и произошло чудо. Пожалуй, Господь не нашел бы такой веры не только в Израиле...