Мысли вслух на Мал 3:18

Вопрос о смысле праведности интересовал думающих людей, наверное, с тех самых пор, когда стал уходить в историю родоплеменной уклад жизни, при котором ценностная система и поведенческие модели были чем-то само собой понятным и разделяемым всеми, так что вопроса о смысле следования нравственным нормам и соответствующим правилам общежития просто не возникало. История шла вперёд, а поскольку речь идёт об истории падшего человечества, неудивительно, что в духовно-нравственном смысле это движение предполагало деградацию: ведь человеческая греховность с развитием цивилизации меньше не становится, и проявляется она по ходу истории всё заметнее.

Следствием исторического развития становилось, между прочим, и обесценивание многих духовно-нравственных норм, которые прежде считались чем-то само собой разумеющимся и не нуждающимся в обосновании. Тогда-то и встал вопрос о смысле того, что в библейских книгах называется праведностью: какой смысл быть праведником, если праведность в падшем мире не только не вознаграждается, но и не может в нём ничего изменить? Ответом стали сложившиеся уже в древности в разных культурах представления о посмертном воздаянии праведникам и о посмертном наказании грешникам.

Можно было бы сказать, что такие объяснения появлялись от безысходности, оттого, что исторический опыт снова и снова свидетельствовал: падший мир безжалостен и несправедлив, ему не нужна ни праведность, ни праведники. Но есть в этих представлениях и иное: понимание того, что праведность и нравственность могут существовать лишь по своим собственным законам, а не по законам падшего мира, и основание их нужно искать в иной реальности. А если человек в состоянии поступать нравственно и быть праведником вопреки законам мира, в котором он живёт, значит, и он, человек, тоже имеет отношение к этой иной реальности, где укоренена нравственность и праведность.

Но в учении о посмертном воздаянии была и известная неполнота: ведь в таком случае получалось, что праведность имеет смысл лишь в некоем совершенном мире, а здешний мир обречён никогда её не знать и оставаться во зле. Потому, наверное, и не находим мы в Библии учения о посмертном воздаянии. Зато находим другое, на которое и ссылается пророк: учение о преображении мира в день Суда и прихода Мессии. Преображения, после которого мир изменится, и праведность займёт в нём подобающее место. И разница между теми, кто служит Богу, и теми, кто Ему противостоит, между праведником и грешником станет зримой и очевидной каждому.

Самое страшное происходит тогда, когда мы начинаем считать то небольшое время, которое мы уделяем Господу, и наши немногочисленные добрые дела. Мы начинаем судиться с Богом: я простоял на молитве столько-то, а Ты мне за это ничего не дал, я сделал такое-то благое дело для такого-то человека, это ведь то же самое что сделать что-то для Тебя, а ты меня до сих пор не вознаградил. В этот момент расстояние между нами и Богом становится чудовищно далеким, так как Бог есть Любовь, а мы пытаемся любовь посчитать, торгуем любовью, пытаемся за наши проявления любви к Богу без истинной любви к Нему купить внешние проявления Его любви. В такие моменты мы на самом деле не верим в любовь Бога к нам, мы перестаем понимать, что Бог не считает, что Он любит нас все время. А мы совсем не всегда замечаем Его любовь, не видим в окружающем мире, в нашей жизни Его ласковой улыбки, Его слов, обращенных к нам.

А если Он действительно молчит — не потому ли это происходит, что Бог не хочет с нами торговаться, так как Он любит нас бескорыстно.

Актуальность и злободневность истории, рассказанной пророком трудно оспаривать. Вопрос «как же так?» мы задаем себе слишком часто, т.к. жизнь предоставляет для этого массу возможностей. Мир выглядит несправедливым, он живет по законам, которые, кажется, не требуют веры в Бога, смирения перед Ним и доверия к Его воле. На вопрос « зачем все это, если все равно лучше устроен тот, кто не подчиняет себя законам Божьим» иногда очень трудно ответить и для себя лично, и практически невозможно сказать что-то тому, кто выставляет на основе него счет Богу.

И, тем не менее, это самый простой способ увидеть разницу между человеческим и божественным, увидеть перепад высоты между человеком и Богом. Да, тот, кто не связывает себя любовью к Богу, лучше устроиться. Но все равно нужно сделать выбор стоит ли эта устроенность жизни с Богом. Право отказаться у нас есть каждый день, но нужна ли такая жизнь? Мы хотим видимых знаков присутствия Бога в жизни, но почему-то пытаемся измерить благодать в денежном выражении, в карьерном, во внешнем. На это Он нам отвечает, что стяжательство уместно только по отношению к Царствию Божьему (Мф 6:33), цены которому нет.

Пророчество Малахии о Мессии — Вестнике завета заканчивается замечательными словами о неизменности Бога, из которых развивается весь последующий диалог Бога и пророка, с одной стороны, и народа — с другой. «Я Господь, Я не изменяюсь», — говорит Бог. Из этого факта вытекает множество разных следствий. Он важен сам по себе, как догматическое утверждение; отцы Церкви, в частности — свт. Василий Великий, противопоставляли текучесть и изменчивость твари неизменности Бога и видели в Нем единственную истинную опору всякого бытия, «якорь спасения», как часто называли Господа ранние христиане. Неизменность Бога важна для понимания истории человечества, для того, чтобы мы могли увидеть и узнать Его в событиях прошедшего. Нам необходимо знать о неизменности Бога, чтобы мы могли уповать на Его благость и милосердие. Именно это подчеркивает пророк, говоря, что сыны Иакова потому только не уничтожились в перипетиях истории, что неизменен Бог, заключивший завет с Авраамом.

Но в сопоставлении с этой верностью Божьей, вытекающей из неизменности самой Его непостижимой божественной природы, особенно заметной становится неверность людей. И потому через Малахию в 5-м веке до Р.Х. Господь вновь говорит то же, что говорил и через пророков 8-го, 7-го и 6-го веков: «обратитесь ко Мне, и Я обращусь к вам». Бог неизменен, и поэтому единственная причина разрушения наших отношений с Ним — в нас самих. Но, вместо того чтобы поверить и обратиться к Богу, современники Малахии говорят, что они ни в чем не повинны... И вот, в ответ на ставшие привычными представления людей пророк возвещает истину Божью. Этот диалог между Богом и падшим человеком определяет, в сущности, весь жанр книги Малахии. Диалог, в котором Сама Истина становится одним из его участников, в котором Она являет себя через мысли людей. Нужно сказать, что диалог стал своего рода жанром эпохи: кроме пророка Малахии к нему прибегают еще по меньшей мере два его великих младших современника: автор книги Иова и Сократ.

В диалогах Малахии поражают две вещи. Во-первых, то, что Бог нисходит до участия в диалоге, Он отвечает, спорит, учит и приводит аргументы. Всемогущий Творец неба и земли говорит с людьми! Это невероятное откровение, основываясь на котором Малахия и называет грядущего Мессию Вестником. И второе, на что невозможно не обратить внимание, — насколько представления иудеев середины 5-го века до Р.Х. и их позиции совпадают с распространенными мнениями наших современников.

Вот что говорит народ в диалоге с Богом через Малахию: «как нам обратиться?» «Откуда мы знаем, что хочет от нас Бог?», «Что еще Ему нужно?», говорим мы и сейчас. Что это за обращение, к которому зовет Вестник завета? «Чем мы обкрадываем Тебя?», спрашивают иудеи. «Мы не делаем ничего плохого», «Чем мы плохи?», говорим мы. «Что мы говорим против Тебя?», спрашивают иудеи. «За что Бог не хочет сделать нас счастливыми, здоровыми и богатыми?», задаемся мы тем же вопросом. «Тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали установления Его...», утверждают иудеи времен Малахии, и говорят, что Бог не воздает за праведность и не карает за зло. Поэтому, говорят они, лучше делать беззакония — они, в отличие от праведности, приносят доход. Почти слово в слово воспроизводим эти рассуждения и мы. При том, что и иудеи 5-го века, и мы сегодня подразумеваем как заслугу одно и то же: восстановление Храма (храмов) и культа, сходство не может не поражать.

За всем этим скрывается нежелание, чтобы Бог был близко. В глубине человеческого существа, видимо, сохраняется неосознанное знание того опаляющего пламени Божественной любви, о котором Малахия говорит в начале главы. И это пламя пугает нас. Мы боимся, что в близости Всемогущего ни наша жизнь, ни мы сами, уже не останутся прежними. И потому Бог зовет нас к доверию, зовет нас убедиться в Его благости. Он говорит, что мы обкрадываем Его нерадением о десятине. Но дело не в том, что Бог нуждается в наших приношениях. Изначально десятина и посвящение первенцев должны были стать для людей знаком того, что Бог владеет всем, и все, что у нас есть, мы получаем от Него в дар. Приношение было благодарностью, без которой подарок становится хищением. Господь, впрочем, упрекает даже не в пренебрежении к Себе. Испытайте Меня, говорит Он, убедитесь, что Бог верен. Он призывает людей получить опыт доверия, и в этом опыте обрести блаженство. Не о благословении говорит здесь Малахия, в отличие от других пророков. Время Нового завета уже близко, и вестник его — Малахия — говорит о блаженстве, как будет вскоре говорить Сам Господь Иисус.

И еще один важный момент. Когда Малахия приводит возмутительные и, по совести сказать, довольно глупые рассуждения иудеев о том, что праведные не получают благоденствия, а делающие беззакония богатеют и остаются в целости, Господь не удостаивает это прямым ответом. Упоминание о блаженстве, которое можно обрести в доверии, делает ответ излишним. Слишком очевидна разница между жизнью сытой и краткой, и блаженством праведных. Господь говорит лишь, что праведный ищет не благ, а Бога. «И они будут Моими... собственностью Моею в тот день... и буду миловать их, как милует человек сына, служащего ему». Они будут Моими! Нет и не может быть иного блага, иной награды за исполнение воли Божьей. Все остальное, говоря словами Екклесиаста, — суета и погоня за ветром. Такова альтернатива: искать Самого Бога или заменять Его земным благополучием. И различие между праведником и нечестивым, говорит Господь — в том, что они выбирают. Важно, что далее пророк Малахия напоминает нам о том, что в этом состоит и различие между жизнью и смертью.