Мысли вслух на Втор 17:1-20

Судя по тем законам, которые предлагает нам Книга Второзакония, общественным идеалом для её автора является иерократия. Тут явная уступка, отказ от столь милой сердцу ранних пророков теократии — а ведь Книга Второзакония появилась в среде ранних пророков, в раннепророческих общинах Северного Царства.

Ранним пророкам всегда была ближе теократия, власть Богом поставленного харизматического лидера, который вёл народ за собой именем Бога и во имя Божье. Иерократия же означала власть священства, священнической общины, общины Иерусалимского Храма, которая как раз во время написания Книги Второзакония приобретала свой первый опыт участия в политической жизни — не на Севере, разумеется, а на Юге, в Иудейском Царстве.

Логика автора книги была понятна: ему важно было сохранить чистоту Торы в том числе и как государственного закона, а для этого надо было найти людей, которые, обладая властью и авторитетом, были бы в то же время верны Торе. Автор Книги Второзакония нашёл таких людей в лице членов храмовой общины: священство Иерусалима обладало в своей стране и властью, и духовным авторитетом, и священники, естественно, не мыслили себя вне Торы.

Если кто и мог содействовать принятию и распространению Торы во всей её полноте и чистоте как государственного закона, то это было именно священство Иерусалима. Дело, правда, осложнялось тем, что отношения между двумя еврейскими государствами были во время написания книги, мягко говоря, весьма напряжёнными, но священнописателя они волновали мало: ведь он и сам был очевидным противником светской власти в том виде, в котором она существовала на Севере.

Иудея, однако, тоже была царством, и автор книги понимает: чистый яхвизм может сочетаться с царской властью — но при одном условии: царь строго следует Торе, не отступая от неё ни направо, ни налево. Вот это требование к земной власти следовать Божьему закону можно считать вполне универсальным, оно дано на все времена. Формы правления и общественного устройства могут меняться, но основной принцип остаётся неизменным: в глазах Божьих право на существование имеет лишь власть, чьи представители следуют Торе, как минимум не нарушая данных Богом заповедей.

Ветхозаветная история очень хорошо показывает, как Израиль, если он исполнял слово Господа, удостаивался последующих ступеней откровения, и наоборот, когда он забывал завет, очень быстро терялись и те достижения, которые давали им предыдущие заветы. Здесь на марко-уровне целого народа действует духовный закон: следование слову умножает познание Бога, а противление ему отбрасывает нас назад во тьму язычества.

Книга Второзакония предлагает теократическое общественное устройство, как оптимальное для народа Божия. Она допускает светскую (в частности, царскую) власть, однако права царя Книга Второзакония заметно ограничивает. Дело тут не в том, что с точки зрения Торы именно иерократия, власть священства является единственно возможной формой общественного устройства для народа Божия: законодательство Книги Исхода, к примеру, на иерократии не настаивает.

Книга Второзакония же была написана достаточно поздно, возможно, ок. середины IX в. до н.э., когда традиционализм вместе со своим религиозным укладом ушёл в прошлое навсегда, а общество (в частности, в Израильском Царстве, где и была написана книга) было по сути языческим. Лидеры пророческого движения этой эпохи были уверены, что только строгая централизация культа и власть священства может в таких условиях оградить народ от язычества. Их взгляды и нашли отражение в Книге Второзакония.

Но, помимо этого, сугубо исторического, аспекта, есть в ней и нечто универсальное, не зависящее ни от какой исторической конкретики. Высшая судебная власть вручается храмовому священству не только потому, что лишь оно, да ещё пророческие общины, было в те времена хранителем чистого, без всяких языческих влияний и привнесений, яхвизма.

Она вручается ему в первую очередь потому, что именно храмовое священство было в эпоху Первого Храма носителем более-менее общепринятой ценностной системы. А судопроизводство без такой общепринятой ценностной системы невозможно, так же, как невозможно без неё никакое законодательство: общество, чьи ценностные нормы не совпадают с действующими законами, невозможно заставить эти законы соблюдать.

Ценности же, в свою очередь, требуют себе абсолютного духовного основания, абсолютного источника. Таким абсолютным источником не может быть никакое человеческое сообщество и никакой созданный людьми институт: только Бог может расставить все точки над i в том, что касается духовных и нравственных ценностей. Не случайно история Торы на Синае начинается с дарования её Моисею, как пророку Божию.

В эпоху Моисея, Иисуса Навина и Судей люди Божьи и были главными интерпретаторами этой данной Богом Торы, и народ, видя в них людей Божьих, прислушивался к их словам. В эпоху же Первого Храма таким же образом народ прислушивался к словам священников-левитов.

Неудивительно, что именно им Книга Второзакония в новых, изменившихся условиях вручает высшую судебную власть: теперь интерпретаторами Торы становятся они. Но система ценностей, духовных и нравственных, остаётся прежней. И логика Торы, как действующего законодательства, тоже остаётся прежней: выражение и воплощение в законе этой системы ценностей. С тем, чтобы Тора стала инструментом для организации жизни не только отдельного человека, но и целого народа в его общественной и государственной жизни.