Мысли вслух на Втор 25:1-19

Как мы свыклись с мыслью о том, что Бог нас любит! Мы уже себе в заслугу ставим, что позволяем Ему любить нас «такими, какие мы есть»! Но неужели из того, что Он нас любит, вытекает наше право поступать, как мы хотим, не считаться с Ним (и тем самым унижать Его), испытывать Его любовь, делая всякую неправду? Почему мы не боимся быть мерзкими пред Богом? Подумаем, каково это — видеть мерзость того, кого любишь! Может быть, попробуем НЕ ХОТЕТЬ быть мерзкими? Так, чтобы наша неправда совершалась разве что по ошибке, а не по сознательному выбору.

В некотором смысле квинтэссенция всех норм Книги Второзакония содержится в одном изречении: мерзость Яхве всякий, делающий всё это, поступающий неправедно. В оригинальном тексте употреблено слово, означающее искривлённость или вывернутость, вывихнутость, нечто такое, от чего не умирают, но с чем и жить нормально тоже невозможно потому, что невозможно нормально двигаться.

Эта вывихнутость может проявляться по-разному, но чаще всего она даёт себя знать в мелочах. Мелкие грехи как раз и означают, что человек не может свободно двигаться в том, что касается его духовной жизни. Если у человека вывихнута или как-то иначе покалечена рука или нога, проявляться это будет в хромоте или в определённой неловкости движений. Двигаться нормально, свободно, как двигаются здоровые люди такой человек не сможет до тех пор, пока не избавится от последствий своего увечья.

То же самое касается и духовной жизни: тут тоже не будет нормального, полноценного духовного движения до тех пор, пока человек не избавится от своего духовного увечья. Разница лишь в том, что от физического увечья (точнее, от его последствий) можно избавиться не всегда, а вот от увечья духовного, порождаемого грехом, — практически всегда, хотя иногда это бывает нелегко. Мелкие грехи вроде обмеривания или обвешивания по мелочи сами по себе не наносят серьёзного ущерба тому, кого обмеривают или обвешивают, по крайней мере, ущерба материального.

Они, однако, оказываются симптомом куда более серьёзной проблемы, связанной с духовным состоянием человека, с его привычной греховностью, когда грех перестаёт осознаваться как таковой и входит в привычку. Он в таком случае даже перестаёт иногда называться именем того греха, которым по своей сути является — как в случае обмеривания или обвешивания, которое, даже если речь идёт о мелочи, всё равно остаётся кражей. Нередко, однако, в сознании так поступающих эти вещи вовсе не осознаются как именно кража, считаясь просто способом пусть и не честного, но допустимого в силу своей общераспространённости приработка.

Душа же между тем приучается воровать — сначала по мелочам, а потом и по-крупному. Можно, конечно, возразить, что по-крупному может и не пройти, человек спохватится и откажется. Так в лучшем для человека случае и будет, но может быть и иначе — ведь душа уже духовно вывихнута, она уже ограничена и скована в своих внутренних движениях, а значит, и в принимаемых решениях. Вот эта скованность души и становится органичной средой для любого греха, быть может, и очень серьёзного, если так сложатся обстоятельства.

Стоит задуматься над значением слова «мерзок» (ст. 16). Конечно, если понимать его в обычном смысле, то это очень сильное слово. Вряд ли для любящего и милостивого Бога кто-нибудь из нас может быть мерзок. Слово это означает нечто неприемлемое, нечистое, то, к чему нельзя прикасаться. Обратим внимание, что оно касается того, кто обманывает своих же братьев, то есть, ставит себя вне ветхозаветной общины, вне народа Божьего. А ведь Бог спасает не отдельных людей, а народ. В контексте Нового Завета круг братьев сильно расширяется — не просто до новозаветной Церкви, а до всего человечества, ведь Христос умер за всех. Стало быть, для Бога мерзко, то есть, неприемлемо, если мы делаем неправду людям вообще. А неправда имеет множество вариантов — не только неправильные меры весов и объема.