Мысли вслух на Лк 9:1-27

В сегодняшнем чтении объединены насколько небольших повествований, однако в центре каждого из них — Христос и ученики. Во всех этих отрывках Он дает им особый дар — единство. Оно может реализовываться в очень разных вещах — в совместном доверии и уповании на Бога, в общем опыте очевидцев чудес и исцелений, в общей трапезе (преломлении умноженных хлебов), в общем исповедании веры, в совместном следовании за Иисусом на страдания и — суммирующее все это — в общем опыте Царства, пришедшего в силе. Этот путь единства открыт и нам: в совместной молитве, в преломлении хлеба, в общей вере — в таких отношениях с Иисусом, где имеет место не просто моя личная вера, а осознание того, что живя вместе друг со другом и с Ним — мы становимся одним Телом.

Сегодняшнее чтение предлагает нам несколько событий, которые Лука связывает между собой, делая их звеньями одной цепи. Начинается отрывок описанием того, как Иисус отправляет на проповедь двенадцать апостолов (ст. 1–10), продолжается историей чудесного умножения хлебов (ст. 11–17), а завершается рассказом об исповедании Петра, включающим беседу Иисуса (ст. 18–27). И связь эта, конечно, не случайна. Ведь Иисус посылает Своих учеников для свидетельства о Царстве, притом свидетельства не только словом, но и делом, так, чтобы свидетельство подкреплялось таким зримым проявлением Царства, как исцеления (ст. 1–2). И проповедь апостолов, как видно, имела успех, привлекая внимание не только народа, но и властей (ст. 7–9). А затем произошло то, чего, быть может, не ожидали даже апостолы.

Чудо умножения хлебов, как видно, стало неожиданностью даже для них. Они, чтобы накормить собравшийся народ, готовы были действовать самыми обычными методами (ст. 12–13), а Иисус ожидал от них другого: Он велел им вести себя так, как будто они находятся в Царстве (ст. 14–16). И тогда действительно произошло то, чего никак не могло произойти по законам нашего, ещё не преображённого, мира, но что возможно в Царстве: небольшого количества еды хватило всем, и притом с избытком, так, что, окажись собравшегося народу ещё больше, достало бы каждому (ст. 17).

Это был очень важный для всех, и прежде всего, конечно же, для самих апостолов, опыт Царства. До сих пор они были свидетелями того, как сила Царства действует в ещё не преображённом мире, в мире, где его действие проявляет себя, так или иначе, в противостоянии тому злу, в котором этот мир пребывает. Теперь же апостолы увидели Царство изнутри, таким, каким оно станет, когда мир полностью преобразится и обновится. Такой опыт пребывания в торжествующем Царстве не мог, разумеется, пройти бесследно, и исповедание Петра, возможно, стало его следствием (ст. 18–20). И тогда Иисус предупреждает Своих учеников, что, прежде, чем победа Царства, которую им уже отчасти приходилось видеть, станет полной, Ему Самому придётся пройти через крест, а тем, кто пойдёт за Ним, придётся этот крест с Ним разделить (ст. 21–27). Так, приобщая Своих учеников к Царству, Иисус вместе с тем говорит им и о цене Царства. О цене преображения мира и избавления его от зла, в которое его ввергло грехопадение.

Лука вскользь касается целого ряда событий, о которых другие евангелисты (и прежде всего Матфей) говорят более подробно. И главное место он уделяет исповеданию Петра и рассказу Иисуса о предстоящей Ему смерти и воскресении. В таком описании есть своя логика. Прежде всего Спаситель даёт Своим ученикам почувствовать силу Царства, на собственном опыте узнать, как эта сила действует в мире. И не только им: ведь чудесное насыщение тысяч людей пятью хлебами и двумя рыбами тоже возможно лишь в Царстве. Оно и неудивительно: когда дело касается Царства, показать проще, чем рассказать. Между тем свидетельство Христа начинают замечать даже те, кто прежде им не интересовался, например, Ирод, который вообще опасался всех и всяческих мессианских движений, угрожавших его власти.

Именно поэтому Иисус сразу же после исповедания Петра объясняет ученикам, насколько иным является то мессианство, которое принёс в мир Он. Конечно, до конца апостолы поняли всё, что говорил им Иисус, лишь в день Пятидесятницы. Но заговорил с ними о Своём мессианстве и о Своём пути Иисус именно после исповедания Петра. Он как бы старается сразу же расставить все точки над i, так, чтобы Его мессианское служение не ассоциировалось у Его учеников с традиционными народными мессианскими представлениями.

Спаситель с самого начала делает всё возможное, чтобы Его ученики поняли как можно больше из того, что до конца им придётся понять в своё время. Оно и понятно: ведь впереди была Голгофа. Учеников надо было по возможности подготовить к тому, что им предстояло, а предстоял им шок, связанный с полным крахом всего их мировоззрения и мироощущения. И помочь пережить его мог лишь опыт Царства — не земного Царства народных представлений, а настоящего Царства, того, которое принёс в мир Спаситель.

Опыт Царства, насколько он был возможен на тот момент, у апостолов появился после того, как они одни, без своего Учителя, отправились на проповедь. С новыми представлениями о Царстве оказалось сложнее: они не укладывались в голове у учеников, не вмещались в их сознание. Оставалось положиться лишь на их интуицию и, главное, на личные отношения, связывающие их с Иисусом. И всё же Он говорит апостолам всё, что можно сказать человеческими словами о Своём земном пути и земном служении. А там уж каждый вмещает из Его слов столько, сколько в состоянии вместить.

Отправляя на проповедь двенадцать апостолов, Господь дает им поручение проповедовать Царствие Божие и свидетельствовать тем, кто хочет принять их свидетельство. В начале следующей главы такое же поручение дается Им и семидесяти апостолам. Двенадцать, как и семьдесят, призваны полагаться на Бога и не брать с собой в путь лишних запасов. Характерное отличие, на которое указывает евангелист Лука, заключается в том, что двенадцать апостолов получают также силу и поручение изгонять злых духов и врачевать болезни. Именно поэтому уже в следующем поколении христиан было принято говорить, что Христос «утвердил Свою Церковь на основании двенадцати апостолов». Ведь Он наделил их Своей собственной силой и властью, дал им то поручение, которое исполнял Он Сам в Своем служении. Обозначенная евангелистом Лукой особенность поручения двенадцати апостолам важна потому, что она характеризует не только задачу апостолов в тот конкретный момент, но и суть созидаемой Господом Церкви. Как апостолы, и вся апостольская Церковь продолжает это служение Христа на земле: проповедь Царства и исцеление поврежденной человеческой природы.

Отправляя апостолов на проповедь, Иисус велит им не делать различий между домами, где им придётся останавливаться, и не скрывать ни от кого той вести, которую они несут. Даже отвержение само по себе не должно было восприниматься ими как неудача миссии: ведь их дело было засвидетельствовать о Царстве, а остальное предоставлялось свободному выбору тех, кто услышал.

Такой подход мог по тем временам казаться несколько необычным. Сам институт посланников (а слово «апостол», собственно, и обозначает посланника) имел вполне конкретный смысл в жизни религиозных братств евангельской эпохи. Такие посланники были связующим звеном между входящими в братство отдельными общинами. Учитывая, что братства не имели жёсткой иерархической структуры, представляя собой общинные движения, роль таких посланников была весьма важной: они становились живыми свидетелями тех или иных важных событий в той или ной общине, о которых члены общины считали необходимым оповестить своих собратьев из других общин.

Проповедь внешним, как правило, в задачу таких апостолов-посланников не входила: для этого существовали специальные миссионеры. А Иисус, называя Своих учеников посланниками, вместе с тем предлагает им быть и миссионерами тоже, более того: он предлагает им быть именно миссионерами в первую очередь, а своей общиной считать весь народ Божий, всю Синагогу. Такой подход был, как минимум, необычен. Но ведь и свидетельство апостолов Иисуса было необычным.

Обычные апостолы-посланники свидетельствовали о чём-то, что было значимо для их собственного религиозного братства, как правило, в контексте религиозной жизни именно этого братства (а в религиозной жизни каждого братства были свои особенности). Апостолы же, посланные Иисусом, должны были свидетельствовать не о религиозной жизни, а о Царстве, которое, по слову Спасителя, «приблизилось». Вот об этом приблизившемся Царстве и должны были засвидетельствовать апостолы Христовы, притом засвидетельствовать так, чтобы его близость стала очевидной для каждого, кто хочет увидеть.

Для такого свидетельства общиной действительно был весь народ Божий: ведь речь шла не о какой-то конкретной религиозной традиции или религиозной практике, а о том, что касалось каждого, кто к этому народу принадлежал: о Мессии и о Царстве, о том, о чём говорили пророки. И Иисус велит апостолам не делать различий и не скрывать вести ни от кого. С тем, чтобы приобщить к Царству каждого, кто этого захочет. Ведь речь идёт о спасении, а спасти Бог хочет каждого, независимо от того, к какой религиозной традиции он принадлежит.

Иисус — действительно Учитель, Он чередует «теоретические наставления» Своих учеников с «практическими занятиями». В самом деле, только три года они проводят со своим Наставником, перенимая от Него все, что они способны принять, а затем им предстоит нести Евангелие, проповедовать Царство Божие по всему миру. Они должны еще в процессе учения почувствовать вкус миссии, увидеть, как слово Божие действует в мире, как отступает зло, как загораются глаза людей, принимающих Благую Весть. Потом, после Вознесения Христова, они получат дар Духа Святого, примут особую силу для свидетельства о Христе, но уже сейчас Иисус снабжает их всем, что нужно для проповеди: наставлениями и «силой и властью над всеми бесами и врачевать от болезней». Миссия — это служение, поэтому вестники не должны являть мирскую силу, богатство, они призваны во всем полагаться на Бога. Их задача — принести весть, а не убедить и не заставить ее принять, и исцеление больных — это не яркое шоу для привлечения неверующих, а просто невербальное свидетельство о том, что Царство Божие приблизилось.

Собрав двенадцать учеников, Иисус посылает их проповедовать. Но в их задачу входит не просто возвещать о Царстве Божием, но реально воплощать его в жизнь. Им предстояло жить в полном доверии Богу, ни в чем не полагаясь на себя, ничего не беря в дорогу. Они должны были бесстрашно переходить из города в город, останавливаться то в одном доме, то в другом, нигде не имея постоянного пристанища и, в то же время, воспринимая весь мир своим домом. Какой силой должны были обладать слова Христа, что апостолы, не раздумывая, пошли по городам и деревням, выполняя Его завет. Какова должна была быть сила их веры, чтобы решиться исцелять больных, не будучи учеными врачами, а простыми рыбаками, просто потому, что так повелел Учитель.

Этот призыв возвещать Царство Божие всей жизнью обращен к каждому из нас. И Господь не ограничивается только этим призывом, Он дает силы на его воплощение.

Каждый человек должен в своей жизни услышать ответ на один вопрос. Думается, это главный вопрос… Люди думают, что главный вопрос, на который они должны ответить: существует ли Бог. Это наивное заблуждение. С таким же успехом можно всю жизнь отвечать на вопрос, существую ли я. В чем разница между этими вопросами? А вот единственный и главный вопрос, на который человеку все-таки приходится дать ответ, если не словами, так действиями, призван ли я к апостольству. По сути: я гость в этом мире или я тот, кто принимает гостей. Не Тот, Кто принимает, а тот, кто принимает, готовит еду, разрабатывает парадигму предстоящего общения в рамках заданной Темы, данной Хозяином, прибирает в доме перед приходом, обзванивает, объясняет как проехать, заказывает такси, и может даже принимает пальто у входа. Ответ, конечно, может быть получен только в молитве, может не один год придется молиться, чтобы его услышать, но… Есть одна сложность. Дело в том, что Первые апостолы были простыми рыбаками, а сейчас… вот лежит перед нами эта «бесконечно толстая книга», как сказал о Библии один современный весьма образованный священник, филолог, выпускник МГУ, кандидат наук. И как-то страшно от этой бесконечности. А если говорить о Предании, то тут и вовсе теряешься и чувствуешь себя букашкой на фоне этих небоскребов. В Воспоминаниях Д.С. Лихачева есть такое замечательное и известное в былые времена стихотворение. «Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно, попроворней одевайтесь, смотрит солнышко в окно. Человек и зверь и пташка, все берутся за дела, с ношей тащится букашка, за медком летит пчела <...> Помолясь, за книгу, дети. Бог лениться не велит.» Картина умиляет, но теперь некоторые, имея за спиной советское детство, видят себя не ребенком, который, помолясь, сел за книгу, а букашкой, которая тащится с ношей. И что делать, что Писание не стало ему родным в детстве, а с трудом осваивается уже взрослым негибким умом, но при этом, человек чувствует, что Бог просит его побыть в принимающей стороне, просто очень просит, а иногда даже говорит устами духовника, что было бы «предательством» не делать этого. Как быть? Может так. Господь говорит тебе слово, а ты отвечай на него всем своим существом, пусть оно не очень образованное, но в нем ведь много всего. И как ребенок, ходи и собирай на дороге осколки бутылок, разных оттенков стеклышки и где-то там внутри складывай из них узор, к начальной бутылке не имеющий отношения. И когда ты находишь эти осколочки, то совершенно как ребенок, радуешься и бежишь к Господу, показываешь их Ему, так возникает молитва. Какая-то случайная фраза, что-то, что попалось под руку? Но отец Пьер Тейяр де Шарден говорил: « Я начинаю понимать: в Святых Дарах Ты прикасаешься ко мне в первую очередь посредством »игры случайностей« в Материи».

Посылая Своих учеников на проповедь, Иисус даёт им два поручения: свидетельствовать о Царстве, которое приблизилось, и исцелять больных. Казалось бы, тут две разные задачи, но так кажется лишь на первый взгляд.

Конечно, если бы упомянутые в евангелиях исцеления были просто чем-то вроде сверхъестественной медицины, можно было бы сказать, что речь идёт о разных вещах, что свидетельство о Царстве и исцеления — действительно две разные задачи. Но евангелисты-то рассказывают об исцелениях, совершённых как Иисусом, так и Его учениками, именно как о явлениях Царства. Конечно, человека можно избавить от болезни и чисто естественными, природными средствами. Тут уже не принципиально, идёт ли речь об обычной медицине или о так называемой нетрадиционной: ведь даже во втором случае на самом деле никаких чудес в строгом смысле не происходит — просто тут задействуются некоторые механизмы, глубоко скрытые в человеческой природе и обычно (по крайней мере, в падшем состоянии) не задействованные.

Подлинное чудо начинается там, где действует Бог, а не возможности, скрытые в человеческой природе. Но и Божье действие бывает разным, и тут уже многое зависит от меры вовлечённости человека в Его действие и от полноты осознания человеком Божьего плана относительно себя. Нередко ведь случается, что Бог исцеляет человека, а человек затем заболевает снова, и нередко той же самой болезнью. Обычно такая ситуация бывает связана с тем, что, принимая исцеление как подарок от Бога, исцелённый не осознаёт его как духовный аванс для решения своих духовных проблем и выполнения стоящих перед ним духовных задач.

Но когда дело касается свидетельства о Царстве, тут всё несколько иначе. Не случайно ведь кто-то рядом с Иисусом исцеляется, а кто-то нет, где-то Он являет силу Царства, а где-то — из-за неверия и неприятия местных жителей — не делает этого. Тут исцеление, избавление от болезней становится следствием того, что человек входит в Царство, начинает жить его жизнью, а с жизнью Царства болезни и смерть несовместимы. Но чтобы от них избавиться, жизнь Царства нужно вместить во всей возможной для конкретного человека полноте и жить только ею.

Конечно, никто не может гарантировать человеку, однажды соприкоснувшемуся с Царством, что с ним всё будет именно так. Но, во всяком случае, исцеление при соприкосновении с Царством открывает человеку ту полноту жизни, которую он, если будет настойчив и последователен, сумеет обрести и которой сможет жить. Такой опыт и был лучшим свидетельством о Царстве — и потому Иисус поручает Своим ученикам свидетельствовать о Царстве именно через исцеления, в форме, наиболее очевидной для жителей падшего мира.

Как видно, проповедь Самого Иисуса и Его учеников вызывает страх и недоумение у властей, и в первую очередь у Ирода. В принципе, в этом нет ничего удивительного: власти (как местная, так и римская в лице своих представителей в Палестине) в те времена вообще с опаской относились ко всякого рода религиозным и религиозно-политическим движениям в Палестине вообще и в Иудее в частности. Особенно внимательно следили они за любым, даже только зарождающимся, движением, где был хоть малейший намёк на мессианизм. Оно и неудивительно: ведь народные мессианские представления в те времена неизбежно трансформировали бы любое мессианское движение в восстание, направленное как против Рима, так и против его местных ставленников, наподобие Ирода, имевшего статус римского союзника (союзничество в данном случае было исторически сложившейся формой более-менее почётного вассалитета). Но страх Ирода, по-видимому, был обусловлен не только этими, вполне рациональными, соображениями. Его страх был, похоже, скорее именно иррациональным.

Услышав об Иисусе и о Его проповеди, а затем о проповеди посланных Им апостолов, Ирод лихорадочно заметался, пытаясь понять, что всё это значит. Иоанн воскрес из мёртвых? Или вновь спустился с небес древний пророк Илия, о котором в народных преданиях говорилось, что он, покинув землю на небесной колеснице, вновь вернётся незадолго до дня последнего Суда и прихода Мессии? Это, очевидно, был страх развратника и убийцы, страх грешника, боявшегося возмездия то ли от Бога, то ли от «ревнителей»-зелотов, то ли от какой-то ещё неведомой ему самому и потому ещё более страшной силы.

Как видно, убийство Иоанна Крестителя стало той последней каплей, которая вызвала в душе грешного правителя самую настоящую бурю прежде подавляемых страхов и маний. Не случайно евангелист упоминает о том, что Ирод любил беседовать с Иоанном, даже тогда, когда тот уже находился в тюрьме по его же, Ирода, приказу. Ирод ненавидел Иоанна, боялся его и, парадоксальным образом, всё же, если и не любил, то симпатизировал ему. Общение с Иоанном было необходимо Ироду.

Возможно, это общение с праведником усмиряло силы тьмы, уже гнездившиеся в его сердце, так же, как общение с Давидом усмиряло их в душе другого грешного правителя, Саула. А казнь Иоанна, которой Ирод вовсе не хотел, освободило ту тьму, которая гнездилась в душе Ирода, от последней преграды, которая мешала им окончательно овладеть сердцем грешного царя. И Ирод заметался, предчувствуя неизбежный печальный конец. Конец, который наступил достаточно скоро.

Ирод всегда опасался прихода Мессии. Впрочем, в Мессию он, скорее всего, не очень-то верил. Вернее было бы сказать, что он боялся каких бы то ни было мессианских движений, периодически вспыхивавших в разных частях Палестины. Чаще это происходило в Иудее, но иногда и в Галилее, которой правил Ирод. В Бога Ирод вряд ли верил всерьёз, но в то, что очередное мессианское движение может привести к тому, что он потеряет власть, он верил вполне.

Между тем, в евангельские времена с Мессией было связано немало народных легенд и образов. Не всегда они были укоренены в священных книгах: не менее часто (если не чаще) источниками их были именно народные предания, легенды, иногда причудливо переплетавшиеся с мифологическими сюжетами. Один из таких сюжетов был связан с образом великого пророка древности Илии. В раннепророческих книгах (в 4 Книге Царств, если быть точным) упоминается о вознесении Илии на небо. В народе же на основании этого рассказа возникла легенда о том, что перед приходом Мессии Илия вернётся на землю с тем, чтобы предсказать Его приход.

Ирод не был верующим, но, судя по свидетельствам современников, был весьма суеверен. Он боялся мертвецов. Не тех, конечно, которые покоились в своих гробницах, а тех, которые, как ему казалось, могли из этих гробниц выйти и отомстить ему. В воскресение Ирод, конечно, не верил, но вышедших из гробниц теней опасался. Равно, как и героев народных легенд, спускающихся с неба. И теперь он пребывал в недоумении.

Он уже казнил Иоанна Крестителя. И жалел об этой казни: она, похоже, в его планы не входила, решение было принято, как нередко бывало с Иродом, сгоряча, по глупости и легкомыслию. И теперь ему почудилось, что этот Неизвестный пришёл отомстить за Иоанна. Ирод не понимал смысла происходящего, но каким-то подсознательным чувством угадывал связь между казнённым Иоанном и этой непонятной новой угрозой. Впрочем, к пониманию происходящего это его не приблизило. Для понимания мало инстинкта и интуиции, тут нужно ясное духовное зрение, которое даёт вера. Зрение, которого у Ирода не было и быть не могло.

Вряд ли можно сомневаться, что чудесное насыщение многотысячной толпы пятью хлебами и двумя рыбами было ещё одним из многочисленных упомянутых в Евангелии проявлений Царства. Проявлением, которого не только собравшиеся послушать Иисуса люди, но и апостолы никак не ожидали: недаром ученики спрашивали Иисуса, не пойти ли и не купить ли им хлеба для всего того множества народа, которое Его окружало. А Он поступает иначе, давая не только апостолам, но и всем присутствующим увидеть, что такое Царство, где природа полностью подвластна духу.

Но для того, чтобы ощутить дыхание Царства, в это Царство надо было войти. Конечно, проще всего туда было войти, держась (в переносном, а иногда ещё и в буквальном смысле) за руку Иисуса. Но Он, как видно, хочет, чтобы идущие составили духовную цепь, участники которой могли бы держаться и друг за друга тоже. Как видно, именно с этой целью Он велит ученикам рассадить народ группами по пятьдесят человек.

Надо заметить, что в иудаизме число десять и числа, кратные десяти, вообще имеют особый смысл. Дело в том, что десяти человек, точнее, десяти достигших религиозного совершеннолетия мужчин, достаточно для того, чтобы составить молитвенное собрание, чтобы организовать общину, которая будет считаться синагогой. И Иисус, очевидно, не просто случайным образом организует толпу, он превращает её в сообщество, основанное на отдельных общинах, в которые входит по пятьдесят человек.

Как видно, именно такую форму, по замыслу Спасителя, должно было принять Царство в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире, — оно должно было стать совокупностью общин, общин, включающих тех, кто ищет Царства и тех, кто уже успел приобщиться к его жизни. Так и должна была сложиться и вырасти духовная цепь ищущих спасения и Царства. Но она была нужна не только для того, чтобы помочь ищущим Царства, но и для того, чтобы само Царство обрело форму своего существования в нашем преображающемся, но ещё не преображённом до конца мире. Форму, которая позволила бы ему расти, включая всё новых людей, покоряя всё новые сердца.

Чудо, которое мы вновь сегодня переживаем, описано в Евангелии шесть раз, и очень часто Церковь приводит нам его как чтение на день. Но никогда не бывает так (и это поистине явленность), чтобы он не рождал каких-то новых мыслей, какого-то нового смысла. Сегодня сосредоточим свой трепетный взгляд на том, что нам хочет сказать Церковь, ибо она именно вложила нам сегодня послание от себя. Потому что рассказ о чуде занимает стихи с 12 по 17. А 18 стих относится совсем к другому повествованию, но Церковь нам его оставляет сегодня. Это очень важно заметить. Что это за стих? «В одно время, когда Он молился в уединенном месте, и ученики были с Ним, Он спросил их: за кого почитает Меня народ?» Он только что всех накормил. Все сыты. И вот: за кого они Его почитают? Очень важно в своей жизни тоже всегда оставлять такой вопрос. Господь, как тебе кажется, немилостив к тебе, не дает того, что тебе так нужно – за кого ты Его почитаешь? За строгого холодного Судию, за Начальника жизни, но не в том славянском смысле, которое это выражение имеет в известном молитвословии, а самом что ни на есть русском. Господь к тебе благоволит, а теперь за Кого ты Его почитаешь? За Того, Кто дает тебе благодать, Благодетеля, и кажется, так вдохновенно молишься: да приидет Царствие Твое… где так вкусно кормят. И вот Господь, а Его устами и Церковь, задает нам сегодня этот вопрос и словно бы оставляет без ответа. Но вот в этой безответности, может быть, самый главный для нас ответ: пусть наше представление о Боге ни в коем случае не зависит от того, что с нами происходит, накормили нас сегодня или мы голодны… Господь - наш Творец, Он любит нас, а мы любим Его, это что-то неприкосновенное, на что не могут повлиять никакие события видимого мира.

Все четыре Евангелия говорят о чудесном умножения хлеба, рассказывая о трапезах для многих тысяч человек, которые Иисус устраивал как знак наступающего Божьего Царства. В нем не будет больше ни вражды, ни голода, ни равнодушия, поэтому все люди соберутся вокруг Божьего стола на пир. Именно это и начинает совершать Иисус, утверждая тем самым, что Царство наступило — каждый может прийти к Нему и вкушать «хлеб жизни». Каждый может прийти — но от ближайших учеников потребуется важнейшее усилие духа: еще глубже понять смысл этих трапез, увидеть в своем Учителе не только вестника Царства, но и его Центр — Помазанника, вокруг Которого к Божьему столу соберутся все народы. Узнав Его тайну, они должны услышать странные и страшные слова о приближающихся испытаниях, ожидающих Христа и Его учеников. Евангелист показывает, как постепенно идут ученики по пути веры, все больше узнавая своего Учителя, принимая на себя все больший груз веры, которая не всегда говорит о радости и победах. Возможно, он надеется, что его читатели тоже пройдут по этому пути.

Исповедание Петра, совершившееся после насыщения 5000 человек 5 хлебами — поворотный момент в евангельской истории. Толпы людей, неотступно следующие за Христом и двенадцатью, движимы довольно разными побуждениями. Апостолы отвечают Господу, что одни из этих людей принимают Его за Иоанна, другие — за Илию или других древних пророков, и следуют за Ним, чтобы получить омовение покаяния или чудесное исцеление, или просто чтобы прикоснуться «к божественному». Сам Господь с горечью говорит: «вы ищете Меня... потому что ели хлеб и насытились» (Ин. 6:26). Его попытка открыть этим людям замысел Отца приводит к ропоту среди иудеев, так что многие из учеников оставляют Его.

Но пророк Амос говорит, что «Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим, пророкам» (Ам. 3:7). Это верно и в отношении замысла Божия о спасении мира. Чтобы люди могли принять Крестную Жертву, им нужно понимать, что это такое. Чтобы люди могли принять тот Путь спасения, который дан нам во Христе, необходимо видеть Его именно как Путь и Истину и Жизнь. И в уединенном месте в окрестностях Кесарии Филипповой, о котором ведет речь евангелист Лука, Господь задает Своим ученикам прямой вопрос: «А вы за кого почитаете Меня?». Важно, что евангелист Иоанн, дополняя рассказ синоптических Евангелий, формулирует этот вопрос иначе: «не хотите ли и вы отойти?». Эти двенадцать человек — последние, к кому Господь может обратиться с прямым вопросом...

Когда Петр от лица всех учеников исповедует Иисуса Христом, Сыном Бога живого, Господь впервые открывает ученикам замысел о спасении мира. Распятие и Воскресение открываются ученикам и нам через их свидетельство как Пасха — прохождение живого Бога через нашу человеческую жизнь. Нет нам спасения, если некий человек, пусть и пророк, умер за нас. Нет нам даже спасения, если Бог просто переделал законы мироздания, чтобы грех не вел к смерти: в измененном мире мы не останемся самими собой. Спасение дано нам в том, что Сын Божий стал Сыном Человеческим и разделил с нами нашу участь, открыв нам путь к Воскресению. Чтобы встать на этот путь, каждому из нас, как Петру и апостолам, нужно увидеть в Иисусе из Назарета Христа, Сына Бога живого.

Вопрос Иисуса к ученикам полон смысла, который не сразу бросается в глаза. Это вопрос о том, что означает знать Его, Иисуса из Назарета. Многие Его знали во время Его земного служения, многие знали Его на земном пути. Знали — и в то же время не знали. Потому, что знали Его как учителя, или как пророка, или как воскресшего из мёртвых Иоанна Крестителя, или как вернувшегося на землю пророка Илию, о котором в те времена думали, что он вернётся с небес незадолго перед приходом Мессии для свидетельства о Нём. Чтобы узнать Иисуса по-настоящему, нужно было узнать Его как Мессию, как Того, кто Он есть на самом деле.

Так, как узнал Его Пётр, назвав Мессией, Христом. Такое узнавание было подлинным, это была именно встреча со Христом, а не просто с пророком или учителем из Назарета. Однако само узнавание было лишь началом встречи, которое должно было получить своё продолжение — иначе встреча бы прервалась, не успев по-настоящему произойти. Узнать в Мессии Мессию — лишь начало пути. Не случайно Иисус сразу же после исповедания Петра начинает разговор о той смерти, которая Ему предстоит. Почему именно об этом?

Почему не о Царстве, не о воскресении, не о жизни будущего века? Скорее всего потому, что обо всём перечисленном верующие евреи тех времён имели некоторое представление, всё это как-то вмещалось в их сознание — хотя, конечно, вполне адекватным их знание назвать было нельзя. Тут была скорее смесь подлинного откровения с народной мифологией или с богословскими интерпретациями. Однако некоторое более-менее адекватное представление о таких вещах у них всё же было — чего не скажешь об умирающем и воскресающем Мессии.

Некий намёк на что-то похожее присутствует лишь у одного из великих пророков Израиля, Исайи Вавилонского, но он был реинтерпретирован в том смысле, что Мессии придётся пострадать и даже подвергнуться смертельной опасности прежде, чем Он придёт к власти и станет Царём нового Израиля. Между тем, чтобы идти за Христом, Его последователям было совершенно необходимо осознать факт Его смерти и Его воскресения — иначе они никогда бы не узнали Его по-настоящему. Вот об этом-то, о самом нужном для дальнейшего пути, и говорит Иисус с учениками сразу после исповедания Петра.

Исповедание Петра — несомненно, один из важнейших моментов в духовной жизни апостольской общины. И именно в этот момент Иисус начинает говорить Своим ученикам о Своей крестной смерти и о Своём воскресении. Раньше или позже разговор об этом должен был зайти. Но почему именно теперь? Наверное, именно потому, что духовно ученики были готовы услышать то, что сказал им Учитель.

Конечно, речь идёт не о том, что их разум был готов воспринять услышанное. Умом они не вмещали сказанного вплоть до самого воскресения Учителя, а если говорить обо всей полноте, то и до дня Пятидесятницы. Дело было в другом: исповедание Петра, с которым согласились все апостолы, обязывало к принятию некоторых вещей, без принятия которых апостолы не могли бы оставаться апостолами. Иисус ведь вовсе не был похож на тот образ Мессии, который был характерен для народной религиозности и который был так близок и понятен апостолам.

Ученики даже в день вознесения Спасителя ожидали от Него, что теперь-то, наконец, Он станет «настоящим», «правильным» Мессией, восстановит независимое еврейское государство и вообще реализует, наконец, религиозно-политическую программу, осуществления которой народ в те времена ожидал от Мессии. Не случайно Иисус запрещает им говорить кому бы то ни было о Своём мессианстве: Он, разумеется, прекрасно понимает, какие призывы за этим последуют. Ученики поняли всё по-другому: они решили, что ещё не время, что восстание нужно подготовить, а до тех пор о мессианстве их Учителя надо молчать.

И всё же, несмотря на все недоразумения и недопонимания, Иисус говорит им то, что они теперь должны были услышать. Услышать и принять. Другого пути не было: ведь это Бог открыл Петру, Кто стоит перед ним. Теперь он, как и все остальные апостолы, должен был узнать всё. И решить для себя, так же, как и каждый из апостолов: принимает он сказанное Учителем или отвергает. И дело тут было не в том, вмещалось ли сказанное в сознание, или нет. Главный вопрос заключался лишь в одном: смогут ли ученики после всего услышанного дальше доверять Учителю, или не смогут. «Да» означало путь в Царство, «нет» — путь Иуды, путь во внешнюю тьму.

Мы часто удивляемся, почему Христос просил апостолов никому не говорить, кто Он, а иногда вдруг Сам говорил об этом. Но если вспомнить, в какие моменты Христос прямо говорит о том, что Он - Сын Божий, мы увидим что перед этим Он говорит что-то, что многих в то время могло шокировать, оттолкнуть от Него, что-нибудь, что совершенно не вязалось с обликом Мессии: например, шестая глава Евангелия от Иоанна.

И это не потому, что Христос хочет, чтобы нам было трудно в Него верить. Он хочет, чтобы мы верили по-настоящему, несмотря ни на что. Он никогда не говорит: "Я - Христос", - так, чтобы нельзя было не поверить, так как Он Сам даровал нам свободу. Вот и в этом отрывке Евангельского текста Он не говорит прямо: "Я Христос Божий", - ведь Он только что накормил пять тысяч, сейчас поверить очень просто, но это будет вера не в Бога, а в мага и волшебника. Нет, Он просто спрашивает апостолов, тех, кто видел Его не только насыщающим пять тысяч пятью хлебами и двумя рыбами, но и усталым, и молчаливым; Он спрашивает тех, кто с Ним все время, для кого это не будет насилием, кто Он для них. И апостолы могут ответить, что Он - Христос Божий, так как они ходят за Ним и не только слушают, но и стремятся исполнять Его Слово.

Слова Спасителя о кресте, казалось бы, должны были быть не очень понятны слушателям: ведь Его крестная смерть была ещё впереди. Но о том, что такое крест, евреи евангельских времён знали не понаслышке: приблизительно за столетие до описываемых евангелистом событий, когда Иудея была еще независимой, во время правления Александра Янная произошло восстание под религиозными лозунгами, возглавленное представителями фарисейского движения, которое было жестоко подавлено, а сотни его участников были распяты на крестах.

Такая казнь была не только мучительной и позорной: смерть на кресте оскверняла человека религиозно, и власти, очевидно, хотели унизить восставших ещё и в этом отношении. Потому и слова Иисуса были понятны каждому Его слушателю, особенно фарисеям, которые, конечно же, не забыли своих мучеников. Но Иисус, очевидно, имеет в виду вовсе не религиозно-политические вопросы, хотя те, кто готов был видеть в Нём Мессию, ожидали от Него именно призыва к борьбе, к восстанию против римлян, к священной войне с язычниками, оккупировавшими священный город.

Спаситель ведёт речь о Царстве, которое «не от мира сего», и о той новой жизни, которой живут его обитатели. И говорит: кто хочет сохранить свою жизнь, тот её потеряет, а кто отдаст её ради Меня, тот её сохранит. Эти слова кажутся парадоксальными. Но если вдуматься, если посмотреть на земную жизнь с точки зрения полноты жизни Царства, всё встаёт на свои места.

В самом деле, с тем, что в падшем мире называется жизнью, раньше или позже всё равно приходится расстаться: ведь, в сущности, это и не жизнь вовсе, а лишь её жалкие остатки, которые уходят, как вода в песок. И даже если человек, отказавшись от Царства, получит взамен весь мир, тот самый непреображённый мир, в который Спаситель пришёл, чтобы привнести в него преображающее его Царство, жизнь отказавшегося не станет от такой власти полнее. А вот отдать часть, получив взамен полноту, — выход вполне разумный и вполне реальный. Ведь жизнь Царства не какая-то другая жизнь, протекающая в каком-то ином измерении. Это всё та же наша жизнь, только доведённая до полноты. До полноты, возможной в Царстве, но немыслимой в непреображённом мире.

Открыв волю Отца о том, что Сыну Человеческому должно много пострадать, и быть убиту, и в третий день воскреснуть, Господь, как пишет евангелист Лука, обращается «ко всем». Очевидно, что евангелист имеет в виду те толпы людей, которые следовали за Иисусом и стекались к Нему всюду, где Он появлялся. Но такова тайна боговдохновенных книг: строго историческое указание порой превращается в них в нечто более общее. Конечно же, слова Христа, которые мы читаем сегодня, обращены вообще ко всем людям: «Кто хочет идти за Мной, отвергнись себя, возьми крест свой, и следуй за Мной». Как Пастырь, идущий впереди овец, Господь указал путь спасения и жизни — это Его Крестный Путь.

И путь этот таков, что человеку нет пользы в том, чтобы стоять в стороне от него. Если ты не идешь по этому пути отдания своей жизни Богу до конца, ты остаешься в своей человеческой ограниченности и смертности. Это означает, в сущности, довольно простые вещи. Главным образом речь идет о том, что Господь ожидает от нас, что наше время и силы, внимание и любовь будут отданы другим людям и, следовательно, Богу. Путь, к которому призывает нас Христос, — это жизнь не для себя, а для Бога, Который избрал пребывать в наших ближних. Это мучительно трудный путь, потому что трудно отказываться от своеволия и принимать ненависть мира. Конечно, это путь Креста — Господь прямо говорит об этом. Но не менее важно, что это единственный путь воскресения.

Слова Иисуса о Царстве, которое некоторым из Его учеников предстояло увидеть ещё прежде своей смерти, наверное, должны были показаться ученикам загадочными. Но в день Преображения всё разъяснилось: ведь в этот день трое из них действительно увидели Царство воочию. Конечно, Преображение было далеко не первым явлением Царства, которое, по слову Спасителя, с Его приходом в мир «приблизилось». Но оно впервые оказалось столь ясно видимым для физического зрения непреображённого человека. И раскрылось оно, как новое измерение, входящее в преображающийся, но ещё не преображённый мир. Как измерение, которое существует одновременно с пространством и временем физического мира, пересекаясь, но не сливаясь с ними. Это новое измерение открывается из-за сияющего облака присутствия Божия, подобного тому, которое являлось народу над Скинией или в Святом-святых Иерусалимского Храма.

Настанет день, когда такое же облако скроет от учеников уходящего в глубину Своего Царства воскресшего Иисуса. Но пока Он ещё всецело здесь, в непреображённом мире, хотя и несёт в Себе всю полноту того Царства, которое слегка приоткрылось Его поражённым ученикам. А в Царстве этом не только пространство, но и время течёт иначе: не случайно апостолы видят рядом с Иисусом Моисея и Илию. Ничего удивительного: ведь в Царстве нет настоящего, прошлого и будущего, какими они существуют в непреображённом мире, где время линейно.

В Царстве живы все, кто имеет к нему отношение, все, кто приобщился к его жизни. И неважно, какой именно отрезок нашего линейного времени заняла жизнь человека в непреображённом мире: его место в Царстве определяется не хронологией мира сего. Потому и возможно в Царстве преображение всего нашего мира, всей полноты его времени и его пространства: ведь для Царства прошлое не в прошлом и будущее не в будущем, в Царстве и прошлое и будущее — лишь дополнительные измерения его вечного настоящего. И вся история спасения, от Авраама до Христа, разворачивается в этом вечном настоящем.

Неудивительно, что ученики, увидев Царство собственными глазами, были готовы остаться там навсегда: тому, кто увидел нечто подобное, больше в жизни не надо ничего. Они не поняли лишь одного: Царство не привязано ни к какому конкретному месту в нашем непреображённом мире, в нём не удержишься, просто оставаясь там, где оно открылось тебе впервые. Но это и неудивительно: чтобы понимать такие вещи, нужно иметь уже немалый опыт жизни в Царстве. Опыт, который у апостолов был ещё впереди.