Мысли вслух на Рим 6:22

Путь праведности во все времена воспринимался, как путь противостояния греху и освобождения от него. А вместе с тем во все времена всякому, кто относился к этому пути всерьёз, было ясно: полная свобода от греха — недостижимый идеал. И дело тут не только в недостатке решимости или человеческой слабости, но и в том, что после грехопадения сама человеческая природа противостоит желающему идти таким путём.

Когда Павел говорит о рабстве греху, речь идёт не об аллегории или гиперболе: после грехопадения человек действительно не властен полностью освободиться от того зла, которое проникло в его собственную природу, разлагая её изнутри. Конечно, с Божьей помощью разложению этому можно было противостоять, иначе ни о каком пути праведности вообще не имело бы смысла говорить.

Самое большее, чего мог достичь идущий путём праведности человек до прихода в мир Спасителя, — удержаться на склоне, не соскользнуть в бездну, не дать греху восторжествовать над своей жизнью безраздельно. О большем, о переломе ситуации в пользу праведности, таком переломе, после которого праведность стала бы присуща человеку, как его неотъемлемое качество, — о таком переломе не приходилось и мечтать.

Только приход Мессии изменил ситуацию кардинально. В мир вошло Царство, открывая идущим путём праведности новые возможности и новые перспективы. Теперь у идущего этим путём появилась, наконец, возможность избавиться от власти греха раз и навсегда. В самом деле: прежде, когда не только отдельный человек, но и мир в целом пребывал во власти зла и греха, вырваться из рабства греху можно было бы, лишь уйдя из мира, перестав быть его частью.

Альтернативой могло бы стать разве что пересоздание Богом мира заново. В некотором смысле именно это и происходит, когда в мир входит Царство: ведь законы Царства принципиально отличаются от законов непреображённого мира, так, что каждый, ставший его частью, может начать жизнь заново, с чистого листа. И путь праведности для тех, кто приобщился к Царству, становится именно путём полного освобождения от власти греха.

Но полное освобождение станет возможным лишь тогда, когда Царство раскроется также в полной мере, окончательно преобразив мир. Потому и говорит апостол, что целью жизни христианина является Царство: ведь, приобщившись жизни Царства в момент обращения ко Христу, христианин лишь начинает свой духовный путь, а завершится он с возвращением Спасителя во славе, когда и Царство раскроется до конца. Таким становится путь праведности после прихода Хориста: путём, начинающимся у порога Царства и завершающимся у престола Божия, где пребывает его полнота.

Вчера мы читали слова апостола о том, что прежде чем воскреснуть со Христом, нам нужно вместе с ним умереть, чтобы умер и наш грех. Чтобы умирая с Ним, мы стали свободными от греха. И эту свободу нам дает крещение. Но ради чего нам она дается? Для того ли, чтобы вновь творить беззаконие? Вроде бы очевидно, что нет. И все же устройство человеческое таково, что — увы! — сохранить белизну крещенских одежд невозможно. И тогда мы постепенно начинаем забывать о благодати, дарованной нам.

Павел же призывает нас, обретших новую жизнь — отдать ее Богу, стать «рабами праведности». Потому что только Ему ведомо наше настоящее предназначение, только Он знает тот единственный путь, которым мы можем пройти от греха к праведности.

И это очередной парадокс апостола — ведь он так любит говорить об истинной свободе христианина, о том, чтобы мы поступали по «удостоверению ума своего». А в словах, которые мы читаем сегодня, очевидным становится то, что по сути в подчинении нашей слабой человеческой воли Богу и есть наша истинная свобода. Только Бог может привести нас от смерти к жизни — потому что Он сам и есть настоящая Жизнь.

Продолжая свои рассуждения о грехе и о праведности, Павел снова и снова обращает внимание своих читателей на то, что различие между миром, где правит грех, и Царством, где ему уже нет места, абсолютна. Обращается апостол и к традиционному для Торы и для Библии в целом образу двух путей, тут же подчёркивая, что рассуждает он в данном случае «по-человечески» (ст. 16 – 21). Оговорка вполне закономерна: ведь говорить о выборе пути так, как говорит о нём Тора, имеет смысл лишь применительно к дохристианскому миру, когда выбор этот остаётся именно и только выбором пути. Конечно, для конкретного человека он был абсолютно важен, определяя его судьбу в вечности, но то время было всё же ещё лишь временем самоопределения в нашем падшем мире. Царство было ещё впереди, его история ещё не началась, оно лишь открывалось издали, как часть того замысла о мире, который Бог осуществит через посланного Им Мессию-Христа. Теперь речь шла уже не о выборе пути в Царство, а о выборе самого Царства, пришедшего в мир. При таком выборе сама мысль о возможности «греха по благодати» (ст. 15) была не то чтобы недопустимой, а просто абсурдной.

Такая мысль могла прийти в голову лишь тем, кто вообще не понимал, что такое Царство и что изменилось в мире после прихода Спасителя. Им, как видно, благодать представлялась неким особым даром Божиим, который позволял волшебным образом нивелировать последствия всех совершённых ими грехов, так что теперь они, как им казалось, могли грешить сколько угодно и притом совершенно безнаказанно. Вероятно, мысль о том, что власть Торы больше на них не распространяется, понималась ими в том смысле, что теперь им можно всё. Но апостол, как видно, имеет в виду нечто совсем иное. Он говорит: теперь выбирать приходится не между двумя путями, а между жизнью Царства во всей её полноте, с одной стороны, и смертью, как противоположностью Царства, — с другой (ст. 23). Выбор праведности теперь означает именно выбор Царства, и выбравшие его освящаются уже сейчас, а достигнув полноты Царства, обретают вечную жизнь (ст. 22). И от власти Торы они освобождаются не потому, что в Царстве можно грешить без оглядки на заповедь, а потому, что теперь, освятившись, они уже по определению свободны от греха, с которым прежде им приходилось бороться.