Мысли вслух на Евр 10:34

Один из важнейших принципов духовной жизни христианина на языке восточной монашеской традиции называется нестяжанием. Традиция западная называет нестяжание бедностью — и ограничивает его, сводя к определённому материальному состоянию. Впрочем, если бедность понимать так, как понимал ее, к примеру, Исайя Иерусалимский, то её вполне можно было бы назвать и нестяжанием.

Кстати, судьба Исайи может служить иллюстрацией слов автора послания, хотя жил этот пророк за восемь веков до прихода Спасителя: он, будучи аристократом и богатым человеком, называл себя бедняком, а в конце жизни, во время гонений, действительно потерял всё. Есть даже не очень ясные сведения о том, что свою жизнь пророк закончил мученически. Вот это ощущение себя бедняком безотносительно к размерам собственного имущества и есть то, что называется нестяжанием. В таком духовном состоянии потеря этого самого имущества действительно не воспринимается как катастрофа.

Человек тогда действительно понимает, что главное для него не имущество или, по крайней мере, не то имущество, которое он имеет на земле. И это не какой-то отказ, самоограничение, бедность ради свободы или что-то подобное. Тут просто жизнь в Царстве как таковая. В реальности, которая устроена иначе, чем наш непреображённый мир. И для человека именно эта реальность становится подлинной и абсолютной. Конечно, не обязательно в таком случае человек должен потерять всё: монашеская практика, будь то на Востоке или на Западе, лишь выносит вовне то, что может остаться и внутри.

Речь идёт именно об отношении к собственному имуществу. Когда оно воспринимается не как более-менее неотъемлемая часть себя любимого, а как данный Богом инструмент для реализации Богом же поставленных задач. Инструмент, которым не владеешь, а пользуешься. И если даже этот инструмент у тебя отбирают, а Бог не вмешивается, значит, Его план не предполагает вмешательства. Возможно, эти инструменты больше не понадобятся. Или Бог приготовил другие. Как бы то ни было, Ему виднее. А Его служителям можно не беспокоиться: это ведь Его мир и Его план.

Продолжая разговор о верности однажды заключённому союзу-завету, который неотделим от верности Церкви, автор послания напоминает своим читателям о тех гонениях, которые им пришлось пережить прежде, вероятно, ещё до катастрофы 70 г. (ст. 32 – 34). Это напоминание, как видно, не случайно: ведь верность во время гонений оказывается возможной лишь тогда, когда Царство является для гонимых очевидной и непосредственной реальностью их жизни, очевидной настолько, что даже физическая смерть их не пугает: ведь жизнь Царства больше той физической жизни, которую можно отнять у человека в нашем, ещё не преображённом мире. И теперь автор, очевидно, хочет напомнить своим адресатам о тех временах, когда Царство было для них чем-то настолько явным, что усомниться в его близости никому не приходило в голову. По-видимому, основным источником сомнений стал для верных тот факт, что даже теперь, после той катастрофы, о которой Спаситель говорил, как о событии, непосредственно предшествующем Его возвращению во славе, полное и окончательное торжество Царства, очевидно, откладывалось, притом откладывалось на неопределённый срок: ведь никаких других ориентиров на сей счёт Своим ученикам Иисус не оставил.

Такая ситуация не столько пугала, сколько расхолаживала многих, так, что автору послания приходилось напоминать, что история становления Царства и его раскрытия в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире пока что далека от завершения. Потому-то он и призывает верных не поддаваться унынию и разочарованию, уверяя их, что возвращение Спасителя близко (ст. 35 – 37). Конечно, речь в данном случае идёт не о каких-то конкретных сроках: ведь о них отказывался говорить даже Сам Иисус. Речь о другом: теперь, когда исполнилось то, о чём Он говорил относительно Иерусалима и Храма, история вышла на финишную прямую, которая ведёт прямо к порогу Царства. Именно теперь, когда кажется, что ждать больше нечего, вероятность возвращения Спасителя оказывается высокой, как никогда прежде. И именно теперь верным, как никогда прежде, нужна духовная готовность, а значит, решимость, не знающая колебаний (ст. 38 – 39). В самом деле, было бы глупо и обидно из-за разочарования, охлаждения и нерешительности потерять Царство тогда, когда каждый день и каждый час можно ожидать его полного и окончательного торжества.

Продолжая разговор о христианской жизни, автор послания призывает своих читателей не сворачивать с пути, на который они встали и которым успели уже пройти некоторое расстояние. Как видно, автор, будучи учеником апостола, вместе с ним и с некоторыми другими пережил гонения за Христа, о которых он упоминает хоть и в общих словах, но совершенно ясно. Казнён, в отличие от своего учителя, автор послания не был, но, вероятно, угроза его жизни в какой-то момент существовала и была вполне реальной.

Наверное, и другие были в подобном положении. Не исключено, что судьба и Павла, и других христиан была бы иной, если бы не начавшееся приблизительно в это время антиримское восстание в Палестине, проходившее под религиозными и, в частности, под мессианскими лозунгами. Вероятно, и на последователей Иисуса римляне тогда стали смотреть так же, как на всех вообще мессианистов: как на бунтовщиков, активно выступающих против римской власти.

Гонения в такой ситуации, естественно, не могли не усилиться, по крайней мере, до полного подавления восстания. И, судя по свидетельству автора Послания к Евреям, многие из его адресатов показали себя верными учениками Христовыми. Но теперь, после того, как надежды на скорое возвращение Христа развеялись, они, как видно, пребывали в некоторой растерянности, не понимая, чего ждать дальше и, можно думать, присматриваясь к разного рода мессианским группам и сектам гностического плана (а гносис в эти времена еврейской среде был свойствен не меньше, чем языческой). Вот в такой-то ситуации и пишет автор своё послание какой-то христианской еврейской общине — не исключено, что общине римских евреев-христиан.

Таковых могло быть немало: еврейская община Рима была в древности одной из крупнейших, и там было немало обратившихся ко Христу, в частности, под влиянием проповеди Павла. Разумеется, эти люди переживали всё, связанное с катастрофой 70 г., так же глубоко, как и вся еврейская община, идёт ли речь об ортодоксальных евреях или о мессианистах-христианах. А автор послания, оставаясь верным учению и Самого Спасителя, и своего учителя Павла, призывает их не отчаиваться и оставаться верными тому, что было им открыто при обращении и верность чему они засвидетельствовали во время гонений.

После пяти дней чтения Ветхого Завета, мы снова обращаемся к словам Евангелия. И апостол Павел, обращаясь к евреям пишет слова: "Вспомните прежние дни ваши, когда вы, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий". Этот подвиг страданий заключается в том, что будучи свидетелями исполнения всех пророчеств о Христе, народ Израиля не признал Его. Это страдание тех, кто уверовал, от утраты Учителя и Господа. И это страдание оттого, что твои друзья, твои родные не приняли, не увидели, что они ошиблись и не открыли Спасения. И тут же апостол призывает к терпению. Терпению деятельному, которое содействует исполнению воли Божьей. Терпение - это не молчаливое страдание. Это ожидание обетования. Это ожидание Царствия Божия. Именно в таком состоянии должен находиться христианин. В состоянии ежечасного ожидания Суда. И постоянному стремлению к призыву Христа. Этот призыв прозвучал для всех людей. И наша жизнь должна стать проповедью Евангелия для тех, кто вокруг нас. Для тех кто еще не обрел и сопротивляется обретению Христа и себя в Христе. Проповедью делами во имя Христа и Христом в сердце.

«…ибо еще немного, очень немного…» Нам порой не хочется верить в это, и мы говорим: ты просто утешаешь, апостол Павел. Но ведь прежде Павел говорит такие слова: «Страшно впасть в руки Бога Живого!» (Евр 10:31). Причем в греческом тексте стоит слово «фоберон», что как-то четко ассоциируется с русским «фобия». Фобия в русском значении как раз означает внутреннее болезненное состояние, когда внешней реальной опасности нет, просто темнота или высота, просто замкнутое помещение и так далее. У нас есть это внутреннее состояние: мы и хотим Конца, и боимся его. Из-за этой неопределенности, из-за нашего внутреннего смятения и не приходит этот Конец. Ибо Господь как Жених приходит тогда, когда любовь утвердилась. Представьте себе жениха и невесту, которые собираются обвенчаться, но невеста боится, не уверена, колеблется, в ней нет еще этой лучезарной счастливой спокойной любви, которая жаждет отдать себя служению любимому человеку. Правильной была бы их свадьба в таком случае? Все же, наверное, преждевременной. Вот так же и мы, даже если говорить только о Церкви и о ее членах, пока не имеем этой глубокой тихой и спокойной любви. Мы еще боимся сами и стращаем других. Боимся кары, боимся отмщения, воздаяния, просто боимся, сами не знаем чего, потому что «никто оттуда еще не возвращался». О какой «свадьбе» (т.е. Конце) может идти речь? Но это не значит, что мы одиноки. Мы, можно сказать, «обручены» Первым приходом Христа, и нам надо строить с Ним отношения. Во всяком случае, Он здесь, Он рядом. И, конечно, «немного еще», потому что когда есть любовь, время течет по-особому, разлуки бесконечны, встречи так, кажется, быстро пролетают, а в целом есть это чувство, что вот оно, еще немного — и прольется в душу вечность.

Вот уже две тысячи лет назад автор послания к Евреям сказал: «Ещё немного, очень немного, и Грядущий придет и не умедлит». Две тысячи лет — так ли это немного? И хочется сказать себе, что, в конце концов, такое «немного» напоминает что-то из математики, бесконечно стремящееся к нулю. Может, и не будет этого пришествия никогда? А если будет, то уж точно не с нами! Так в чём тут дело? Почему, в конце концов, Церковь включила в каной Священного Писания слова, похожие на неудачное пророчество? Наверное, дело в том, что это «немного, очень немного» — это взгляд с точки зрения Вечности. Он действительно придёт очень скоро — но только Он знает, когда это скоро. Для каждого из нас встреча с Ним не может не стать неожиданностью. А ведь момент, когда наступает для нас эта встреча, — смерть. Если бы мы увидели Бога через пять минут — смогли бы мы посмотреть Ему в глаза? Вот об этом и напоминает нам Церковь в сегодняшнем чтении.