Мысли вслух на Мф 12:31

«…ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься…» Это очень страшные слова, нам кажется преизбыточной их строгость. Ну что, казалось бы, такого уж плохого, если словом кого-то обидел, не избил ведь, не убил. А потом можно ведь и прощения попросить, опять же словом. Мы не придаем значения словам, они протекают у нас сквозь пальцы незаметнее даже, чем деньги. Собственно они и превратились у нас в разменную монету. И вот это уже по-настоящему страшно. Потому что словом творил Господь мир. Словом Он общается с нами и дал нам это величайшее счастье словами обращаться друг ко другу. И как говорит Апостол «слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого» (Евр 4:12). Но и слово человеческое, ибо мы созданы по Его подобию, обладает, на самом деле, огромной силой и может убить, может исцелить. Об этой огромной силе и святости слова мы никогда не должны забывать в нашей реальной жизни. «Куда, как беден радости язык!», пишет Мандельштам. И хочется восстать против этой мысли и сказать: нет, не беден, посмотрите, сколько поэзии библейской и небиблейской, а на самом деле он говорит о другом, о том, что когда с нами происходит что-то настоящее, мы не разбрасываем лишних слов.

Слова Иисуса о хуле на Духа кажутся загадочными. Но, вероятно, такими они нам кажутся потому, что на наше восприятие евангельского текста нередко накладываются богословские модели, и, в частности, модели тринитарные, особенно, когда в тексте нам встречается упоминание о Святом Духе. А между тем, никакой тринитарной теологии в евангельские времена, разумеется, не существовало, и на дух Божий смотрели скорее с точки зрения духовно-практической, как на элемент конкретного духовно-мистического опыта, и прежде всего, разумеется, опыта пророческого. А в контексте пророческого опыта дух переживается, как совершенно реальное дыхание Бога, проникающее в человеческое сердце и обновляющее человека изнутри. Тут невозможно было ошибиться: Бог или дышал в сердце, или нет. А поскольку дело обстояло так, то ни о каких недоумениях или недопониманиях говорить не приходилось. Когда дело касается богословских теорий и концепций, ошибки, разумеется, возможны. Можно даже не узнать в Мессии Мессию, такое, в принципе, тоже может случиться, и не обязательно по злой воле человека: причины могут быть самыми разными. Но когда дело касается дыхания Божия, его действия, достаточно для всех очевидного, тут никаких ошибок быть не может. Не увидеть этого действия может лишь тот, кто видеть не хочет. А если нежелание видеть становится ещё к тому же и агрессивным, так, что человек начинает поносить Бога и Его дела, такая позиция, что и не удивительно, оказывается для него духовным тупиком. И дело тут не в том, что Бог обидчив, а в том, что неприятие дыхания Божия автоматически означает и неприятие Царства, которое этим дыханием пронизано от центра до самых крайних пределов. А неприятие Царства, очевидно, ведёт к отказу от жизни и спасения. Притом к отказу, с которым невозможно ничего поделать: ведь он совершается по доброй воле, без всякого принуждения.

Накормление пяти тысяч человек пятью хлебами — очень яркое событие. Конечно, оно предваряет установление Евхаристии на Тайной вечери, предваряет и является прообразом каждой Евхаристии, которую совершает Церковь. Сегодня кажется существенной вот какая деталь. Для того чтобы чудо могло совершиться, нужны были эти несчастные пять булок и две рыбины (скорее всего — вяленые). Ученики явно уже выяснили, у кого сколько хлеба с собой, и все подсчитали. Наверняка больше нет ничего, эти крохи — единственное, что нашлось во всей этой толпе, но в руках Христа из них рождается пища не просто достаточная, но изобильная. Однако эти хлебы ведь кому-то принадлежали. Кто-то, неназванный, на вопрос учеников: «У кого есть пища», - ответил: «Вот, у меня есть хлеб, возьмите». Можно подумать, сами эти запасливые слушатели не нуждались в хлебе.

Христиане первых веков называли то, что мы приносим Богу в таинстве Евхаристии, «начатками» творения. Начатки — своеобразный залог и знак того, что мы приносим Богу все сотворенное Им. С них начинается чудо умножения, которое из твари делает нечто большее. Напротив, без принесения этих начатков пропасть, разделяющая Божий и этот миры, остается непереходимой. Мы приносим начатки мира и, по словам св. Иринея Лионского, получаем из рук Христа начатки Царства Небесного.

У каждого из нас есть нечто, что может быть принесено Богу, как эти пять хлебов, а может быть оставлено для себя. Вот об этом Господь говорит: «...кто хочет душу свою сберечь, потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16:25).

Сегодняшнее чтение продолжает тему конфликта откровения с устоявшимися религиозными представлениями. Исцелений было слишком много, и их надо было как-то объяснить. Но чем могли бы объяснить их те, кто не желал видеть в происходящем руку Божию? Самым простым объяснением в таком случае оказывалось объяснение магическое, ссылка на духа тьмы, силой которого якобы и действует Исцеляющий (ст. 24). Опровергнуть такое объяснение было нетрудно (ст. 25–29).

Но Иисус не ограничивается одним опровержением: Он обнажает самую суть проблемы, указывая фарисеям на нежелание видеть очевидное, если оно не вмещается в рамки их традиционных религиозных представлений (ст. 27–28). И дело здесь даже не в том, что отвергающие совершённые Иисусом исцеления отвергают Его Самого как Мессию-Христа; дело в том, что, отвергая Его, эти люди отталкивают руку Божию (ст. 31).

Не так просто узнать Мессию, и, если человек Его не узнает или узнает не сразу, это ещё не означает разрыва всех отношений с Богом и духовного краха. Но если человек лукавит, желая ради собственного религиозного комфорта обмануть и Бога, и себя самого, он тем самым ставит между собой и Богом непреодолимую стену. И тогда все его религиозные усилия направляются лишь на то, чтобы ещё больше укрепиться в собственной лжи.

К усилиям такого рода относится и обращённая к Иисусу просьба некоторых фарисеев и учителей Торы о «знамении», т.е. о знаке, который стал бы подтверждением Его мессианства. Иисус, конечно, отлично понимает, что скрывается за такими просьбами, и отвечает, что единственным знаком будет «знак Ионы», говоря о Своей смерти и о Своём воскресении (ст. 38–42).

Бесполезной оказалась и попытка сыграть на родственных чувствах (ст. 46–50). Жёсткие слова, сказанные Иисусом о Своих родственниках, очевидно, были связаны с тем, что появление их было вызвано желанием как-то воздействовать на Иисуса, ввести Его, так сказать, «в рамки» и, возможно, сделать Его проповедь более «умеренной». Неудивительно, что в такой ситуации Иисус смотрит на Своих родственников уже не как на родственников, а как на людей Ему чужих и чуждых, прямо связывая родственные отношения с исполнением воли Божией (ст. 48 – 50). И дело здесь не в том, что Царство в принципе не совместимо ни с чем человеческим: будь это так, Мессия-Христос пришёл бы на землю, наверное, не Человеком, а ангелом. Царство не совместимо с тем, что, не вмещая его, ему противостоит. И тут выбор оказывается неизбежным.

Никакое чудо само по себе не может доказать чего-либо: у людей, видевших исцеления, которые совершал Иисус, всегда оставалась возможность объяснять их как угодно, вплоть до абсурдных утверждений о сатанинской природе этих явлений. Спор «от Бога — не от Бога» (не столько о чуде, сколько в применении к Самому Иисусу) не имеет здесь никакой доказательной почвы. Это видно и из истории христианской апологетики: любые утверждения и доказательства в пользу Христа встречали свои контр-доводы, сводясь к одному — это ни откуда не следует, это бездоказательно. Не об этом ли говорит и Сам Господь, когда на просьбу о непререкаемом доказательстве, знамении, Он приводит в пример «знамение Ионы», связывая его со Своим воскресением из мертвых. Парадокс в том, что это «знамение» не было доказательством проповеди пророка! Фарисеи, требовавшие знамения, так и не увидели воскресшего Христа: Он явился только тем, кто остался Ему верен. А значит, знамение Воскресения работает только в сфере Духа — оно может быть доказательством только для тех, кто сам хочет быть причастным к тайне Христа.

Достигло ли до нас Царство Божье? В Евангелии Господь связывает наступление Царства, с одной стороны, с победой над силами зла, над сатаной, а с другой стороны — с действием в жизни людей Святого Духа. Ведь именно Духом Он изгоняет бесов и исцеляет болезни (а в отрицании этого факта Господь указывает опасность непростительной хулы на Духа Святого). Итак, Царство Божье не только ждет нас за гробом, но и реализуется здесь, на земле, там, где люди дают Святому Духу возможность действовать через них. Действия Духа могут быть очень разнообразны (1 Кор гл. 12-13), но главное из них — любовь. Поэтому для достижения Царства от нас требуется немногое: во-первых, полное доверие и открытость Богу, позволяющее Его Духу действовать в нашей жизни, а во-вторых — внимание к Его действиям, позволяющее нам не угашать Его жизнь в нас, а наоборот, отвечать на нее благодарением.

Изгнание бесов, приведшее к исцелению слепого и немого, в глазах народа послужило основанием для догадки, пока ещё предварительной, о мессианстве Иисуса. Но одного этого вряд ли было бы достаточно, ведь и сам Иисус отвергает обвинения фарисеев, ссылаясь на то, что и их сыновья изгоняют бесов. И здесь мы стоим перед реальностью, по отношению к которой нам приходится определяться, и уклониться от выбора невозможно. Сталкиваясь с явлениями духовного мира, нам приходится решать: от Бога ли то или иное таинственное явление, или же это имитация чудес, исходящая от сил тьмы, а то и вовсе банальное шарлатанство. Ведь и сегодня разнообразные чудеса или их имитации, совершаемые многочисленными гуру и целителями, приводят к ним множество поклонников, убеждённых в том, что их чудодействия даны свыше. Здесь Господь даёт нам критерий: плоды. Ведь Его чудеса — проявления любви, Он никогда не бьёт на эффект, чтобы поразить воображение и только. Но и слова об обречённости разделившегося царства для нас, живущих в разобщённом мире, весьма актуальны. Ведь Христос, опровергая предвзятые обвинения фарисеев, не отрицает, что силы тьмы могут враждовать между собой, ослабляя друг друга. Если между фракциями тёмных сил идёт вражда, значит они обречены. Но взаимная грызня не препятствует им причинять зло всему окружающему. И не случайно там, где господствует зло, растут раздоры и всеобщая вражда. И, видимо, не случайно именно здесь звучат, пожалуй, самые суровые слова во всём Евангелии — о непрощении хулы на Святого Духа, о единственном непрощении в Новом Завете. Ведь Дух Святой — Бог, дающий прощение. Значит, хулящий Его отвергает саму возможность прощения.