Мысли вслух на Гал 1:11-24

Всё-таки апостола Павла отличает поразительное дерзновение, которое иногда хочется назвать наглостью. Ну посудите сами, что он говорит: после того, как Бог открыл ему Сына Своего, он «не стал советоваться с плотью и кровью»! Вообще-то прямая дорога к созданию секты — общаться с Богом только напрямую, игнорировать Церковь... Стоп. А разве Павел игнорирует Церковь? Нет, и ещё раз нет. Он именно приходит в Церковь, входит в неё, начинает проповедовать Христа — не отдельно от Церкви. Чего он не ищет — так это человеческого учительства и одобрения. Для него достаточно призвания Божия, и ему не обязательно идит к апостолам за подтверждением своего призвания. Он входит в ту общину, которая есть, потом идёт проповедовать... В сущности, не пытаясь связаться с апостолами, он не пытается и получить дополнительный авторитет. Ему не нужно подтвержение от человеков.

Павел, как видно, даже с некоторым вызовом говорит о том, что, получив своё откровение по дороге в Дамаск, он с самого начала отказался от мысли советоваться с кем бы то ни было из людей, даже со своими единоверцами, хотя бы то были сами апостолы. Странно? На первый взгляд, да: ведь встретить единомышленника и единоверца радостно всегда, а в начале духовного пути особенно. Но апостол, как видно, понимал: есть вещи, до конца понятные лишь тем, кому они открыты, и разбираться в них надо самому. По дороге в Дамаск он встретил воскресшего из мёртвых Мессию, и только он сам мог и должен был понять, как жить дальше, как строить отношения с Тем, Кого он искал и наконец нашёл там, где не ждал найти. Другие могли рассказать Павлу о своём опыте, но не могли сделать этот опыт его собственным. А Павлу нужен был именно свой опыт, ведь Богу он нужен был как свидетель, а подлинный свидетель не может свидетельствовать с чужих слов. Не потому ли и наше свидетельство оказывается порой не слишком убедительным, что мы свидетельствуем не о своём опыте, а о чужом? Такое свидетельство можно называть «обучением основам веры», «приобщением к традиции» и какими угодно другими красивыми и, быть может, даже верными словами. Но такое свидетельство всё равно не будет до конца подлинным, если мы будем рассказывать о Христе и о Царстве с чужих слов, не зная сами того, что должны были бы знать. А тут уже никакое обучение и воспитание не заменит пути, который прошёл сам.

С достойной подражания честностью и прямотой апостол Павел в сегодняшнем чтении из послания к Галатам противопоставляет человеческое и благодатное в служении Богу. Он говорит, что пытаясь служить Богу по собственному (человеческому) разумению, он «гнал Церковь… будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий». Когда же Бог благоволил, Он открыл (т.е. сделал явным) в нем присутствие Сына Божьего и поставил апостола благовествовать Его язычникам. Уже не сам Савл из Тарса, но Бог благоволил избрать его на служение; уже не себя и свою ревность он может нести людям, но Сына Божьего; уже не ревновать о правильности он послан, но благовествовать спасение. Вот такой выбор предоставляется нам, христианам, читающим эти слова: неумеренно ревнительствовать об отеческих преданиях или благовествовать Сына Божьего. Как говорит в своих первых словах Дидахэ (Учение 12 апостолов, памятник христианской письменности конца 1 века), «Есть два пути: один — жизни и один — смерти…».

Павел говорит нам, что речь идёт отнюдь не о неизменности взглядов и убеждений, даже таких фундаментальных, как религиозные. И в пример он приводит самого себя: он ведь был убеждённым противником христиан и христианства, пока сам не встретился с воскресшим Христом на Дамасской дороге. И лишь после той встречи Павел стал тем, кем его узнали галаты: апостолом Христовым. Но при этом Павел, как ни парадоксально, остался самим собой. Но парадоксальной его ситуация выглядит лишь на первый взгляд.

Вопрос ведь и заключается в том, что такое «мы сами». Что означает быть собой настоящим? Где искать себя настоящего? Самый простой и быстрый способ заключается в том, чтобы внутренне отстранить от себя (хотя бы на время) всё то, что мы называем своим — потому, что, если мы ощущаем что-то своим, значит, это уж точно не мы сами. Разгрести все физиологические, психофизические и психические наслоения. Тогда-то и можно найти себя настоящего. В первый момент может показаться, что нас вообще нет — но это и понятно, ведь мы привыкли видеть не себя самих, а своё отражение в собственных мыслях, чувствах, эмоциональных состояниях.

Конечно, человек — не только дух, но и природа, однако ядро человеческой личности духовно, а не природно, и если мы привыкли переживать себя как природу (тут уже неважно, природу внешнюю, телесную, или внутреннюю, психическую), если привыкли отождествлять себя с ней, то, впервые пережив своё существование как жизнь духовного «я», мы, скорее всего, почувствуем себя не в своей тарелке. Но только так мы сможем понять, кто мы на самом деле, и понять, чем мы можем стать перед Богом и людьми. Потому, что тут вопрос об истинности или ложности наших представлений, понятий, взглядов, а главное — наших поступков и того выбора, который мы делаем, открывается нам совсем по-другому.

Тут можно из гонителя христиан превратится в христианина самому и остаться притом самим собой — но только если произойдёт что-то такое, что затронет эту глубину подлинного, духовного «я». Вот Павел и призывает галатов оставаться на глубине, не ориентируясь на внешние, поверхностные проявления собственных «я». Не пытаться найти на поверхности то, что находится на этой глубине. Тогда и станет им совершенно ясно и очевидно, где подлинное благовестие, а где мнимое. И никакие внешние взгляды, привычки и модели не смогут помешать этому узнаванию.

Апостол Павел, конечно, в первую очередь говорит о своем собственном призвании, — но далеко не только своем. В сущности, призывая каждого человека в Церковь, Бог совершает те четыре ключевых действия, о которых говорит апостол. Во-первых, Господь избирает каждого, и мы становимся для Него уникальными, единственными и неповторимыми. Мучаясь вопросом о смысле своей жизни, нам важно помнить, что избрание Божие уже содержится в замысле Творца о каждом из нас. Во-вторых, Господь призывает каждого человека. Он обращается к сердцу и ждет отклика, ждет, чтобы мы приняли Его Самого и Его волю о нас. Этот призыв — великий дар благодати Божьей. В-третьих, для того, чтобы мы были по-настоящему живы и несли в себе неискаженный образ Незримого Бога, Господь «открывает в нас Сына Своего». Апостол воздерживается от уточнения того, как это происходит; для него важно, что когда человек откликается на призвание, он всем своим существом соединяется с Сыном Божьим. Происходит то, что отцы Церкви назвали обожением человека. Наконец, в-четвертых, дар жизни дается нам для того, чтобы мы пользовались им так, как это делает Сам Бог. А это в первую очередь означает отдавать жизнь, нести другим — не себя, но Слово Божье.

Апостол Павел очень ярко противопоставляет человеческое и благодатное в служении Богу. Он говорит, что пытаясь служить Богу по собственному (человеческому) разумению, он «гнал Церковь... будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий». Когда же Бог благоволил, Он открыл (т.е. сделал явным) в нем присутствие Сына Божьего и поставил апостола благовествовать Его язычникам. Уже не сам Савл из Тарса, но Бог благоволил избрать его на служение; уже не себя и свою ревность он может нести людям, но Сына Божьего; уже не ревновать о правильности он послан, но благовествовать спасение. Вот такой выбор предоставляется нам, христианам, читающим эти слова: неумеренно ревнительствовать об отеческих преданиях или благовествовать Сына Божьего. Как говорит в своих первых словах Дидахэ (Учение 12 апостолов, памятник христианской письменности конца 1 века), «Есть два пути: один — жизни и один — смерти».

Апостол Павел пишет письмо Галатийским церквам, которое мы начинаем читать сегодня, в связи с малоприятной ситуацией. Некие неназванные люди смутили галатийцев сообщением, что возвещаемая апостолом Павлом свобода во Христе — иллюзия, и нужно идти к Богу тернистым путем ветхозаветного законодательства. Не то важно, говорили они, любишь ли ты Бога и людей, а то, правильно ли ты ради Бога моешь посуду и соблюдаешь прочие ритуалы. Поэтому в самом начале послания апостол говорит о том, что Христос отдал Себя Самого за грехи наши. Это означает, помимо прочего, что возвещаемое апостолом — не религия. По определению, религия — это наш человеческий путь воссоединения с бесконечно далеким Богом. И дело даже не в том, что закон, как и все остальное в человеческой религиозности, не является таким путем (об этом апостол подробно пишет римлянам). Он противопоставляет своим оппонентам тот факт, что Бог Сам уже прошел разделяющий нас путь, Сам преодолел эту дистанцию.

Нельзя не присоединиться к удивлению апостола о том, как легко наша человеческая природа склоняется под иго безликого закона, отодвигая себя от слишком приблизившегося Бога. Такова психологическая разница между верой и религиозностью. И это важно иметь в виду, потому что каждый из нас нуждается в том, чтобы проверять себя: в вере ли ты живешь или в религии.

Снова Павел напоминает нам о том, Кто — главный, Кто — на первом месте. Ведь так часто мы действительно ищем благоволения у людей и делаем что-то, чтобы о нас говорили хорошо. Но Павел говорит ясно и жёстко: «Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым». Мы-то всё пытаемся совместить несовместимое: угодить и Богу, и людям. Поступить по сердцу, но при этом всем вокруг нравиться. Мы боимся человеческого осуждения. Мы оглядываемся: а что скажут? Что подумают? Павел не оглядывается. Он выбрал путь, он знает, что идёт по пути, предназначенному, для него Богом. Всё остальное неважно. Кто бы что бы ни говорил — мы будем рабами Христа, только если откажемся от мысли нравиться всем и каждому.