Мысли вслух на Гал 4:11-31

Почему Павел говорит о «сыне, рождённом по плоти»? Не потому, что хочет унизить завет Бога с народом Израилевым. Тот завет был отнюдь не теорией, это был настоящий договор Бога Живого с Его народом. Однако Новый Завет — это новое обетование, и вот теперь Ветхий без Нового не имеет силы. Бог не забрал назад Свои слова, Свои обетования — но их уже нельзя рассматривать вне контекста Нового Завета. Кроме того, только Новый Завет, только Церковь Христова даёт нам возможность непосредственного контакта с Ним — через таинства. Если с ветхозаветными праведниками Бог говорил из облака — то с нами Он может говорить непосредственно в нашем сердце, в которое Он входит через таинства.

Павел аллегорически толкует историю рождения двух сыновей Авраама, одного от наложницы, другого — от жены Авраама Сарры. Аллегория заключается в том, что один из двоих, рождённый от наложницы, символизирует союз-завет с Богом «по плоти», не обещающий ничего, кроме рабства, тогда, как второй — союз свободы, завет духа. Тора, описывая рождение обоих сыновей, содержит в себе оба завета, но полнота отношений с Богом возможна лишь в духе, в свободе, а значит, в Царстве, которое символизирует небесный Иерусалим как (в интерпретации апостола) антитеза Иерусалиму земному, и во Христе, принесшем это Царство в мир. Тора здесь престаёт быть только историей или только сводом предписаний, юридических, моральных или религиозных.

Она становится описанием духовного пути, пути, ведущего к освобождению от власти природы, а значит, и мира, лежащего во зле. В самом деле: зло ведь в первую очередь (по крайней мере, если говорить о человеке и об истории человечества) и заключается в том, что в том потоке человеческой жизни, который на языке Библии называется душой, природная составляющая возобладала над духовной, полностью или по преимуществу определяя жизнь падшего человека. И никакие человеческие усилия сами по себе тут ничего не могут изменить кардинально. Тора как свод юридических или моральных предписаний тут бессильна: моральный человек остаётся во власти греха, он лишь иногда в силах частично скрыть свою греховность, чтобы она не бросалась в глаза — так же, как закон может иногда воспрепятствовать наиболее одиозным проявлениям всё той же греховности в общественной жизни.

И религиозная составляющая Торы тоже ничем помочь не может: религия сама по себе ведь не меняет человека, по природе своей религиозный человек остаётся таким же, каким родился, он лишь старается устроить свою жизнь так, чтобы жить в гармонии с Богом или, говоря шире, с высшими силами. Между тем, гармония с Богом возможна лишь в Его Царстве, и тут уже требуется изменение самого человека, его освобождение от власти греха и от преобладания природной составляющей в потоке его жизни.

Тут нужна внутренняя Тора как тот духовный императив, который может придать человеку определённую внутреннюю динамику, направленную на изменение качества его жизни, самого процесса его существования. Однако изменения эти имеют смысл лишь тогда, когда они доходит до конца, до полного преображения человека, до изменения самой его природы, а такое изменение возможно лишь с непосредственным участием Самого Спасителя, принесшего в мир полноту Царства и явившего миру единственный пример живой Торы. От полноты Христовой, от полноты Царства вряд ли имело смысл возвращаться к религии или к морали, это был бы не просто шаг назад, а самый настоящий откат, возвращение из Царства под власть мира сего.

Что такое свобода и существует ли она на свете? В сегодняшнем отрывке из послания к Галатам апостол Павел подчеркивает: «...стойте в свободе, которую даровал нам Христос… ибо во Христе ίσχύει (имеет силу, имеет значение)… вера, действующая любовью» (в греческом тексте «δι’» — через любовь ). Свобода, таким образом, есть подчиненность жизни главной и единственной истине, вере, действующей любовью, а не преходящим и зависящим от обстоятельств вариациям образа жизни. Быть свободным означает, следовательно, верить и действовать любя. Для апостола здесь неуместны рассуждения о правах человека, потому что свобода и несвобода имеют место перед лицом Всемогущего. Поэтому он не говорит о наличии или отсутствии свободы исповедания: она не даруется миром сим в форме свободы совести, но реализуется лично каждым в следовании за Иисусом.