Мысли вслух на 1 Фес 4:7

Нечистота и святость — два понятия, противостоящие друг другу еще в законе Моисеевом. Святое — это то, что посвящено Богу, в чем нет пятна и порока, что уже не принадлежит этому миру, даже если пока еще находится в нем. Нечистое — это то, что Бог объявил непригодным для принесения Ему, что не может предстать пред лицо Божие. Если Бог сотворил нас для того, чтобы мы пребывали вместе с Ним в полноте вечной жизни, то это и означает, что мы призваны к святости, а не к нечистоте. Призваны все, а не отдельные выдающиеся личности. Но мы все умираем — значит, мы нечисты. Чем же мы запятнаны? Грехом! Грех всегда нечист, поэтому нам так нужно очищение от грехов. Когда мы приносим Богу наше покаяние, то есть осознание необходимости нашего очищения, Он Своим прощением омывает нас, и мы можем приблизиться к Нему. Впрочем, это еще не святость, святость больше, чем чистота, потому что мы еще должны быть посвящены Богу, стать принадлежащими Ему. Принимая нас, Бог полагает Свою печать — дар Духа Святого, взращивающего нас в праведности и любви — в святости.

Продолжая письменно наставлять новообращенных, Павел останавливается на самом важном: святость, обыденная жизнь и воскресение мертвых. Святость, как следствие покорности воли Божьей, для апостола является единственной наградой. Обыденная жизнь в его понимании далека от наших представлений о счастье. Нужно прикладывать старания, чтобы жить тихо и хорошо делать свое дело. Основным вопросом веры апостол считает веру в воскресение, которое обещано всем и даровано людям благодаря жертве Христа. Конспективность письма заставляет думать, что все это было темой развернутых проповедей апостола и теперь он лишь напоминает ученикам, что является главным в христианской жизни.

Продолжая разговор о жизни Царства, Павел обращает внимание на её важнейшую особенность: призванные к такой жизни должны всегда сохранять состояние освящённости (ст. 7; в Синодальном переводе освящённость называется обычно «святостью»). Здесь апостол, очевидно, продолжает традицию, сформировавшуюся ещё в те времена, когда была написана вторая часть Книги Левита (Лев. гл. 19 – 27): именно здесь впервые прозвучал призыв не просто к чистоте, который звучал и прежде, а к освящённой жизни (Лев. 19 : 1 – 2). К освящённой жизни призывает адресатов своего послания и Павел (ст. 3 – 7). Казалось бы, в таком случае в призывах апостола нет ничего принципиально нового. Но дело всё же обстоит не совсем так: призыв действительно остался тем же, но обстоятельства изменились принципиально.

Прежде призыв к освящённой жизни звучал именно как призыв и пожелание; теперь он звучит, как требование. Ничего удивительного в такой перемене нет: ведь прежде речь шла о праведности в здешнем, ещё не преображённом мире; теперь речь идёт о Царстве, куда зовёт своих слушателей и читателей Павел. В мире непреображённом вопрос освящённой жизни — это, прежде всего, вопрос праведности во всей её полноте: ведь освящённость предполагает преображение человеческой природы, без которого она не способна к праведной жизни, если, конечно, понимать праведность не как формальное следование некоему моральному кодексу, а как обретение внутренней Торы. Однако Тора никогда не требовала от человека такой праведности, она лишь предлагала её, как идеал, к которому призывала стремиться. Но идеал и исключительные случаи нашего, ещё не преображённого мира, как видно, являются нормой для Царства, так что апостол, следуя Самому Спасителю, призывает верных к освящённой жизни не как к чему-то исключительному, а как к норме, без которой невозможно стать жителем Царства. А значит, невозможно и быть христианином.

Павел напоминает фессалоникийским христианам: в христианской жизни непременно должно присутствовать то, что сегодня мы назвали бы аскетической составляющей. И дело тут не в умерщвлении плоти, как нередко понимают сегодня аскезу, а в том, чтобы осознанно управлять своими духовными состояниями, определяя таким образом течение и качество своей жизни. Именно в этом смысле говорит апостол о необходимости «хранить свой сосуд в святости и чести», не оскверняя его «блудом», который Павел, вероятно, понимает так же широко, как понимали его древние пророки. В самом деле: что такое жизнь с точки зрения Библии?

Это поток, исходящий от Бога и текущий сквозь человека, в котором человек вместе с тем каким-то таинственным образом пребывает, определяя его качество и направление течения. На языке Библии он называется «душой», хотя соответствующее еврейское слово, как и его греческий эквивалент, переводчики нередко называют просто «жизнью», что и соответствует изначальному смыслу оригинала. Только речь в данном случае идёт о жизни не как о потоке внешних по отношению к человеку событий, а как о чём-то таком, что пронизывает человека изнутри, наполняя его той динамикой, без которой человека нет.

Вот эта внутренняя динамика и называется «душой» или просто жизнью, и включает она в себя как дух, в том числе все те движения души, которые мы называем высшими, так и природу, вплоть до таких «низменных» вещей, как, к примеру, дыхание или кровообращение. Но общее качество этого потока и преобладание в нём духовной или природной составляющей определяется самим человеком на уровне его духовного «я», того, что на языке Библии называется «сердцем». Именно там происходит духовное самоопределение человека через его волю, там рождаются те интенции, которые управляют его духовной жизнью и жизнью вообще.

И там же, в сердце, открывается (или, наоборот, захлопывается) та дверь, через которую в поток жизни человека, в его внутреннее пространство входит Божье дыхание жизни, а если говорить о христианах, то и дыхание Царства. Дыхание, которое человек вмещает постольку, поскольку его собственная жизнь осознанно направляется им (при посредстве тех же интенций) по пути Богом данных заповедей, по пути внутренней Торы. Внутренняя Тора и есть тот сосуд, который позволяет Божьему дыханию жизни и дыханию Царства пребывать в человеке.

Иначе, даже почувствовав это дыхание и приобщившись к нему, человек не сможет его удержать: закончится духовное воздействие, прекратится экстаз, и человек вновь вернётся к прежней жизни, став таким же, каким был до пережитого им воздействия. Изменение человека возможно лишь при его собственном активном участии в процессе, когда человек стремится удержать то, что получает от Бога, создав в своём внутреннем пространстве соответствующее вместилище, тот самый «сосуд». Вот об этом и напоминает Павел фессалоникийским христианам в своём послании.