Мысли вслух на Иез 28:1-26

Плачевное слово пророка Иезекииля о судьбе тирского царя исполнено неприкрытого сарказма по отношению к язычеству вообще и языческому государству в частности. Дело в том, что в язычестве не было ясного различения между божеством и людьми. Только Откровение, данное Моисею, говорит о том, что природа Бога непостижима для людей и бесконечно превосходит все, что доступно нашему познанию. Язычники, напротив, любили возводить генеалогию выдающихся деятелей к тем или иным богам: мы видим это и в титуловании египетских фараонов, и в античном культе героев, и в мифологиях множества древних и современных языческих народов. Быть может, герои, происходящие от браков божества и человека, единственный для язычника способ помыслить о той близости к Богу, которую открывает только Новый завет... Так или иначе, жители Тира не составляли здесь исключения.

Еще один важный аспект этого языческого человекобожия и культа героев — то, что он очень часто использовался для обоснования феномена государственной власти. В нашем современном круге понятий мы говорим о легитимности власти и стараемся пропагандировать эту легитимность для того, чтобы объяснить, почему эту власть надо слушаться. Для нас, как и в древности, очень труден оказывается тот сугубо функциональный подход к земной власти, который свойственен Новому завету, в частности — посланиям ап. Павла. Именно поэтому мы порождаем разнообразные мифы о народности и величии государств. Обожествление царей или их предков в древности было своеобразной пиаровской акцией, тоже призванной объяснить подданным, почему этого царя надо слушаться. Нельзя же, в самом деле, сказать про тирского царя, кесаря Нерона или наших чиновников, что они приносят пользу нам больше, чем себе — вот поэтому и возникает потребность в мифе.

Но радикальное отличие мифа от Божьего Откровения заключается в том, что при соприкосновении с реальностью миф рушится, а Откровение утверждается и становится внятным. Когда смотришь на реальную политику Нерона — становится ясно, что они никакой не гений и не земной бог, а просто мелкий и злобный тиран. Когда смотришь на поведение наших чиновников, становится ясно, что они (не все, но весьма многие) озабочены не благом страны, а собственным карманом. Когда тирский царь, как говорит пророк Иезекииль, оказывается перед лицом чужеземных войск — становится ясно, что никакой он не бог, а просто человек, который слишком много о себе возомнил.

Так вскользь, в контексте разговора о судьбах народов, пророк касается темы обожествления государственной власти и ее носителей — и не оставляет от этой идеи камня на камне. И выявленная им смехотворность претензий тирских царей на божественный авторитет становится фоном для пророчества о том, что Истинный Бог соберет Свой народ и восстановит его. В отличие от амбиций самообожествляющих государей, это пророчество исполнилось в точности, чему свидетель — история.

Пророк продолжает говорить о том, что происходит в Тире, и мы ещё раз можем убедиться, что его слова - не только об этом городе. Нет, дела, творящиеся в Тире, из века в век повторяются среди многих народов. Вот мы видим превозношение царя Тира, возомнившего себя богом, и, глядя на него, вспоминаем многочисленных правителей, на протяжении веков окружавших и ныне окружающих себя неимоверными почестями. Любовь к почестям - вроде бы понятная и распространённая человеческая слабость, но дальше мы замечаем, что описание такого правителя становится неотличимым от описания падшего ангела. Теперь мы начинаем понимать, что перед нами нечто большее, нежели человеческое тщеславие, а именно проявление сатанинского богопротивления.

Но разве только правители подвержены этой "слабости"? Сатана знает, что делает, когда поощряет в нас горделивый эгоцентризм. Всякое сотворение кумира, в том числе из себя, любимого, начинаясь "безобидно", ведёт к тому, что кумир становится в центре внимания и сознательно или бессознательно стремится вытеснить Бога. А затем кумир требует жертв. Не обязательно кровавых, но претендовать на душевные силы порабощаемого поклонника кумир станет непременно.