Мысли вслух на Лк 12:1-7

Наступающее Царство Божье потребует от человека особого пути веры. Иисус говорит ученикам «не заботьтесь», но тут же осуждает легкомысленного богача, которому уже не о чем заботиться. Вопрос не решается в плоскости «работать или не работать», прикладывать какие-то усилия для попечения о себе и своих близких, или нет. Ведь дело здесь не в пище и одежде, а — в надежде, в том, на что человек полагается, на каком основании он стоит. Ученикам Христа будет нужно и есть и пить, они не превращаются в «лилии полевые», они остаются людьми. Но эти люди — живут не собой, не своими стараниями, даже не своей верой — они живут Богом, Его милостью к ним. Вместо наших обычных «проблем» они устремляют сердца к Царству, которое и становится мерилом и целью всех их повседневных трудов и усилий.

Эти слова Христа можно рассматривать как простую констатацию факта: так устроена наша жизнь, что любые наши человеческие тайны выплывают наружу. Для этого только нужно, чтобы эти тайны были кому-нибудь нужны. Об этом важно помнить потому, что мы часто (хотя далеко не всегда, конечно) делаем тайно то, чего стыдимся. Очевидно, однако, что пытаться утаить что-нибудь от Всеведущего Бога довольно глупо.

Но, с другой стороны, эти слова Господа говорят о том, какова та вера, к которой Он призывает всех нас. И для нас эти слова очень важны, потому что позволяют нам отделить призвание Христово от того сложного комплекса религиозных проявлений, который складывается у нас в результате соединения христианской догматики с эллинизированной естественной религиозностью. Если во Христе нам явлена вся полнота Божества телесно, как говорит апостол Павел, то в вере нет и не может быть ничего тайного. А это дает нам прививку против искушения эзотеричностью, против разделения духовной жизни на священное и профанное.

И дальше Господь говорит ученикам о страхе смерти и страхе Божием, давая нам возможность уповать на Божье попечение о нас. Господь говорит об исповедании, в котором главное не столько сумма богословских определений, сколько преданность Сыну Божьему, распятому за нас. И, наконец, Господь говорит о любви к Святому Духу. Именно оскорбление Святого Духа должно быть для нас самым горьким и страшным, именно этого нам следует избегать. И тогда в самых опасных ситуациях мы не останемся одиноки. Коротко говоря, Господь говорит о такой вере, которая в самом деле является жизнью, глубокой и интенсивной. Как сказано: «Праведный верою жив будет».

Прежде всего, давайте не оставим без внимания то, какое обращение использует здесь Господь: «друзья Мои». Не рабы, не слуги, даже не ученики — друзья. Кто такие друзья? Для нас — это те, кого мы любим, с кем не хотим расставаться, кому мы желаем самого лучшего. А теперь давайте прочитаем, что Иисус говорит Своим друзьям, предупреждая их о будущих бедствиях, гонениях, убийствах.

Наверное, мы бы подыскивали способы избежать грядущей опасности, говорили о разумной осторожности... Слова Иисуса неожиданны: «Не бойтесь». Разве беды пройдут мимо? Нет, но не надо бояться смерти, физической смерти, потому что убийца больше ничего не может с нами сделать, а физическая смерть — это еще не конец. Так что, если уж с чем считаться, так это с тем, что отделяет нас от Того, Кто дает жизнь вечную, — с грехом. Считаться — значит стараться избегать уже здесь и сейчас. Потому что после смерти нас ожидает воскресение, а за ним — суд, который совершает Судия, отдавший жизнь ради нашего спасения. И если мы не проникнемся благоговейным трепетом (это и называется страхом Божиим на библейском языке) перед этим Судией, то наш путь с Ним прерывается — в геенне.

Слова Спасителя о том, что на головах Его учеников и последователей «сосчитан каждый волос», могут вызвать целый ряд вопросов. Основных же их два. Первый связан с той свободой выбора, которой, казалось бы, у христианина в таком случае быть никак не может, а второй — с реальностью жизни христиан в падшем мире: можно ли думать, что в их жизни не бывает случайностей? На первый взгляд ответ на второй вопрос очевиден: христиане живут в этом мире так же, как и все остальные люди, они не избавлены ни от природных, ни от социальных катаклизмов. Но о таком ли христианстве говорит Иисус?

Христианство было задумано как жизнь в Царстве, а Церковь — как сообщество людей, живущих в Царстве и остающихся одновременно в мире сем. И не так, разумеется, чтобы мир сей проникал в Церковь и в Царство, а так, чтобы Царство входило в мир. А для этого надо, чтобы жизнь каждого отдельного христианина и всей Церкви в целом определялась бы законами Царства если не полностью (такое до полного преображения мира и человека невозможно), то по преимуществу. Вот тогда и будут у христианина подсчитаны все волосы на голове — по законам Царства.

А по закону мира сего такого быть не может в принципе, здешние законы другие, они чисто или по преимуществу природные, даже когда дело касается человека. Природа же не знает ни отдельной личности, ни её ценности, она основана на законах больших чисел, для функционирования природных систем важно лишь сохранение вида, но никак не отдельной особи. Да и виды не все существуют вечно, большинство появляется и исчезает.

Вот до тех пор, пока человек остаётся в рамках природных законов, он и остаётся в мире случайностей, где с любым человеком может произойти всё, что угодно, каким бы добрым, справедливым или даже верующим он ни был. В самом деле: вера ведь, по крайней мере, в библейском смысле — не система взглядов и убеждений, а доверие к Богу. Выбор человека, сделанный в пользу Бога.

Единственный, который для человека возможен — потому, что в природе есть лишь случайность, определяемая законом больших чисел, и детерминизм, определяемый причинностью. В природе свободы нет, и человек может лишь выбирать, оставаться ли ему в мире, где он никогда не будет свободен и где при этом с ним может случиться всё, что угодно, или довериться Христу и покинуть мир, став жителем Царства, где человек действительно свободен и где он важен настолько, что на его голове Богом сосчитаны все волосы.

При этом свободы у человека в Царстве никто не отбирает, но тут его свобода становится значимой, а выбор получает смысл — в отличие от мира природного, где выбор не имеет смысла, поскольку он всегда оказывается выбором из множества случайностей, ни одна из которых не освобождает человека от детерминизма, определяющего само существование природы. В этом и заключается главный выбор человека: принятие данной Богом свободы в Царстве или отказ от неё в мире сем. Третьего не дано.

«Вы дороже многих малых птиц» — эти слова сегодня звучат новостью для многих людей. Когда цена человеческой жизни — копейка (или много копеек), пища неизбежно становится важнее души, а одежда — важнее тела. Реальность Царства Божьего освобождает нас от этого рабства деньгам, пище, одежде, давящей заботе о жизни — Господь просто говорит нам: «Вы для Меня важнее, дороже, чем все это». Мы очень хорошо умеем видеть уродство этого мира, уродство окружающих людей (иногда и свое). А Господь говорит: «Вы для Меня прекрасней полевых цветов». Мы дрожим от страха за свое благополучие, здоровье, жизнь. А Он говорит: «Не бойтесь, вам принадлежит Мое Царство».

Сегодняшнее чтение продолжает тему Царства и религиозности. Начинается оно предупреждением Иисуса о «закваске фарисейской и саддукейской» (ст. 1). И, конечно же, не случайно Лука помещает это известное высказывание Иисуса в контекст другого Его высказывания о том, что в мире нет ничего тайного, что не открылось бы (ст. 2). Ведь религия меняет человека лишь внешне, внутренне он остаётся прежним, и, входя в Царство, такой человек не сможет скрыть религиозностью свою сущность.

Но отказ от «фарисейской закваски» неизбежно ведёт к конфликту и к гонениям, о которых Иисус тут же предупреждает Своих учеников (ст. 4–5). И тут Спаситель вновь обращается к теме бедности как духовного состояния. С одной стороны, она, конечно же, никак не совместима с погоней за наживой и за имуществом. Потому-то, как видно, Иисус и не собирается разбирать спор о наследстве, в который Его просят вмешаться (ст. 13–15). Более того, Он тут же рассказывает притчу о человеке, накопившем запасы на годы вперёд, которыми, по смыслу притчи, ему не придётся воспользоваться (ст. 16–21). И здесь перед нами не просто осуждение жадности, здесь указание на неверно расставленные приоритеты, искажающие духовную жизнь человека и делающие её бессмысленной. При этом Иисус объясняет и то, как расставить их правильно (ст. 6–7, 22–34).

Здесь нет речи о том, чтобы жить в нищете, здесь есть лишь напоминание о Царстве, которое во всяком случае должно быть на первом месте, и тогда всё остальное Бог даст ищущим Царства, даст столько, чтобы этого хватило на жизнь, а запасы ищущим Царства не нужны. И тогда происходит главное: человек начинает жить уже не своей жизнью, а жизнью Царства (ст. 32). Той жизнью, которой никто не может у него отнять, если только живущий ею сам от неё не откажется. И только тот, кто живёт жизнью Царства, может быть верным свидетелем Христовым: ведь он знает, что он живёт не своей жизнью, ограниченной и конечной, которую легко может отнять каждый, а жизнью Царства, которую можно потерять, лишь уступив тому, кто может «ввергнуть в геенну» (ст. 5). Так Иисус напоминает Своим ученикам о том главном, что составляет смысл жизни христианина: о торжестве Царства и о том, что главной задачей всякого, кто хочет идти за Христом, становится стремление сделать всё для того, чтобы стать частью Царства и в своё время принять участие в этом торжестве.

Рассказывая ученикам о Царстве, Иисус описывает его прежде всего как новую жизнь, открытую тем, кто её ищет. Но найти её можно лишь в случае абсолютной собственной открытости. Чтобы жить жизнью Царства, от собственной жизни надо отказаться. Не от жизненного пространства как такового, не от того потока жизни, который в Библии называется душой, а от того, чтобы присвоить это пространство и этот поток себе, рассматривать его как свою неотъемлемую собственность, принадлежащую тебе по праву.

В Царстве все иначе. Там жизнь общая. Одна на всех. Она не в собственности, она в пользовании. И размеры этого использования не ограничены ничем, кроме духовного потенциала самого человека. Сколько жизни Царства он сможет вместить, столько её и получит. Но своей в том смысле, в каком мы привыкли употреблять это слово применительно к отношениям собственности в нашем мире, она ни для кого не становится.

Жизнь Царства твоя постольку, поскольку ты можешь этой жизнью жить. И поэтому Иисус советует отдаться потоку жизни Царства. Войти в неё, как в реку. И двигаться вместе с ней. Не пытаясь ничего, как принято говорить в наши дни, зафиксировать. Не пытаясь оценивать собственные состояния, достижения или провалы. Не цепляясь ни за что из того, что притягивает и держит человека в мире сем. И уж точно не пытаясь вместить жизнь Царства в религиозные рамки: ни на фарисейской, ни на саддукейской закваске новую жизнь не замесить. Не вмещается Царство ни в какие человеческие рамки. Зато вмещается в человеческое сердце. Если, конечно, станет для человека главным сокровищем. Ведь где сокровище, там и сердце.

Говоря о Царстве и о том, как его обрести, Спаситель, как видно, на первое место ставит вопрос о жизни, о том, какой жизнью живёт человек. Такой подход можно считать вполне традиционным. В самом деле: ведь и в Библии, когда речь идёт о человеке и о его жизни или жизненной силе (Синодальный перевод в этом случае говорит обычно о «душе»), проводится чёткая грань между человеком, каким он был до падения, и человеком, каким он стал после падения.

До падения эта сила была связана, прежде всего, с тем дыханием жизни, которое Бог вдунул в человека при сотворении; после падения она оказалась связана преимущественно с кровью, с физиологической сущностью человека, так же, как и у животных, у которых она тоже связана с кровью. Как видно, жизнь представляется библейским авторам цельной и неделимой, она не разделяется на духовную и физическую так, чтобы одну её составляющую можно было бы отделить от другой, но качество жизни при этом может быть различным, определяясь духовным состоянием человека: чем полнее и интенсивнее его отношения с Богом, тем больше в жизни человека духовного и тем больше его духовная составляющая преобладает над природной, подчиняя её себе. В Царстве же, как видно, жизнь человека полностью преображается.

Здесь важно лишь одно: живёт ли человек этой жизнью, или нет. Если его жизнь оказывается частью жизни Царства, то даже смерть его физического тела принципиально ничего не меняет: ведь в Царстве природы в прежнем её качестве нет, а в новом, преображённом состоянии она уже не является для духа чем-то совершенно иноприродным, как в непреображённом мире. И в той мере, в какой жизнь человека в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире принадлежит Царству, он может не опасаться потерь в момент физической смерти: ведь к Царству смерть отношения не имеет. А вот если вся жизнь человека остаётся по-прежнему связана лишь с непреображённым миром и с непреображённой телесностью, рассчитывать ему не на что: смерть для него окажется единственной и последней реальностью.

Царство всё равно в конце концов преобразит наш мир, сделав его своей частью, но человек, не имеющий отношения к Царству, не будет иметь к этому торжеству Царства никакого отношения, по крайней мере, до дня Суда. Потому-то и советует Иисус бояться не того, кто может убить человека физически, а того, кто может лишить его Царства: ведь, имея Царство, человек и в случае физической смерти ничего не теряет, а утратив Царство, он раньше или позже неизбежно потеряет всё, в том числе и физическую жизнь, которую он сохранил столь неадекватной ценой.

Господь призывает нас не бояться исповедовать свою веру перед теми, кто ее не принимает, и даже более того, грозит нам за это смертью. И мы, люди, живущие в историческую пору, когда за веру не только не преследуют, а напротив, верить, принадлежать к главенствующей церкви престижно, почетно, мы думаем, что к нам эти слова не относятся, что нас эта чаша миновала. Мы помним, что XX век в России был эпохой нового сияния исповедничества, и смотрим на подвиг этих людей извне, со стороны. Но это не должно быть так. Ни одна буква Евангелия не должна быть нам чуждой, не должна восприниматься нами как написанная не для нас. Просто ты должен понять, что это означает лично для тебя в контексте твоих дней. Да, быть православным в России сейчас принято. Но готов ли ты, видя как иные высказывания людей, называющих себя православными, начинают явно противоречить духу Слова Божия, оказаться на стороне Господа, а не общественного мнения, своего спокойствия и прочая? И притом не делая из себя нового пророка, а смиренно. Есть в сегодняшнем фрагменте слова, которые часто встречают непонимание: и всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет; а кто скажет хулу на Святаго Духа, тому не простится. Мы привыкли, что в догмате о Святой Троице все ипостаси Бога неким духовным образом равны. Но Господь наш Иисус Христос настолько смиренен, что даже в непреложности этого равенства смиряет Себя перед Духом Святым. Даже малой доли подобного смирения нам достало бы. Будем молиться об этом.

«Говорю же вам: всякого, кто исповедает Меня пред людьми, — и Сын Человеческий исповедает его пред ангелами Божиими. А отвергнувший Меня пред людьми, будет отвергнут пред ангелами Божиими. И всякий, кто скажет слово на Сына Человеческого, — будет прощено ему. Но произнесшему хулу на Святого Духа не будет прощено» (ст. 8,9,10). Эту цитату никак нельзя разорвать, на нее можно смотреть только во всей ее целостности. Мы часто совершаем эту ошибку, пытаясь понять, и безуспешно, последние две фразы (ст.10). Они какие-то парадоксальные, непонятные: смирение Господа перед Духом Святым, являющимся Его ипостасью? Да, мы были свидетелями смирения Иисуса перед Отцом, тоже являющимся Его ипостасью, поэтому такое объяснение имеет право на существование. Да, это верно в отношении Евангелия от Марка и от Матфея, где стихи, соответствующие 8 и 9, с одной стороны, и 10 - с другой находятся в разных частях текста и не имеют смысловой сцепки. Но все-таки эта мысль (о смирении Иисуса) не исчерпывает во всей полноте смысла 10 стиха в Евангелии от Луки. Потому что первая его часть очень сильно и, видимо, неслучайно связана с 9 стихом, так сильно, что, видимо, нельзя разорвать и цитировать только 10-й в отрыве от 8-го и 9-го, иначе мы элиминируем мысль, оригинальную для евангелиста Луки. Итак, «отвергнувший» Иисуса перед людьми, будет отвернут, а сказавшему на Него же «слово» прощено будет. Быстрому взгляду кажется, что это взаимоисключающие утверждения. Что, есть какая-то существенная разница – отвергнуть или похулить, что это таким колоссальным образом влияет на судьбу? Но на самом деле разница есть. Отвернуть, или “negaverit”, как мы читаем в Вульгате, означает «с упорством отрицать, настойчиво отвергать» (лат-рус сл. Петрученко), и в общем, понятно, что отвергать можно только то, что тебе предлагается. А вот похулить можно случайно и то, чего не знаешь. Как часто мы высказываемся скептически о том, с чем по-хорошему в жизни дела не имели, что еще не приходило к нам, просто по чужим словам, по словам людей, которым мы привыкли доверять. Но вот как только вступает речь о Святом Духе – тут уже никаких слов о том, что «не знаешь», быть не может: Дух Святой, Он просвещает всякого, кто соприкоснулся с Ним. Поэтому вторая часть 10 стиха возвращает нас в 9-ый: тебя просвещают, а ты не хочешь - значит, уже сознательно. Вот какое обилие новых смыслов дает нам то обстоятельство, что Лука соединил стихи, бывшие разрозненными у двух других синоптиков. И словно бы рефреном звучит грозное предостережение апостола Павла: "Ибо невозможно однажды просвещённых и вкусивших дара небесного и ставших общниками Духа Святого и вкусивших доброго Божия слова, как и сил будущего века, и отпавших, опять обновлять к покаянию, если они со своей стороны распинают Сына Божия и выставляют на позор" (Евр 6:4-6).

Что, интересно, означают слова Спасителя об убитых пророках, которым потомки убийц ставят памятники? Почему Он так уверен, что, окажись современники Его земной жизни на месте своих отцов, они бы сделали то же самое? Означает ли это, что в жизни народа Божия за прошедшие после смерти пророков столетия ничего не изменилось? Наверное, всё-таки нет: ведь изменилось многое, и кое-что можно считать с духовной точки зрения чрезвычайно важным. Каждому, кто читал Библию, хорошо известно, например, как часто пророки (прежде всего, допленной поры) обличали народ за отступничество, за поклонение языческим богам и за участие в языческих культах и обрядах.

Между тем, Иисус, обличающий Своих современников во многом, в этом, однако, их не упрекает. Как видно, с язычеством в еврейской среде во время плена было покончено раз и навсегда, что можно считать несомненным успехом в духовной жизни народа-общины. Но помимо язычества были в этой жизни и другие проблемы, проблемы, порождённые самой религией, которая во все времена была явлением духовно неоднозначным. В самом деле, в религии с самого её зарождения было, с одной стороны, богоискательство, искры откровения Божия, а с другой — ритуализм и даже магизм, привнесённые туда ментальностью и поведенческими моделями падшего человека.

Впоследствии именно религия даёт народу Божию те формы, в которые воплощается полученное им откровение. Но она же становится источником множества проблем, связанных прежде всего с тем, что всякая религия по природе своей тотальна, что она всегда требует себе человека целиком, определяя его духовную жизнь и его жизнь вообще вплоть до самых последних и малозначащих деталей. И всё, что не вмещается в рамки его религии, человек воспринимает как угрозу своей, выражаясь современным языком, религиозной идентичности, а значит, как угрозу своему духовному и психологическому, а нередко и физическому, существованию.

Но откровение, заимствуя у религии её язык, тем не менее никогда не вмещалось целиком в религиозные рамки. А потому всякий до конца и последовательно религиозный человек любому новому, живому откровению оказывается враждебен: ведь он воспринимает его как угрозу для своей религии. Так смотрели на пророков их современники, так же смотрели современники земного служения Спасителя не Него и на Царство. Для человека, до конца и последовательно религиозного, безопасно лишь прошлое откровение, уже вписанное религиозной традицией в свои рамки.

Выразителям такого «традиционного» откровения можно даже поставить памятник: ведь в том, что нынешняя религиозная традиция существует в своём настоящем виде, есть и их заслуга. Но откровение нынешнее, в традицию не вписывающееся, остаётся для религиозного человека столь же враждебным, сколь враждебным было для его предшественников откровение, им самим уже воспринимаемое как часть традиции. И религиозный человек, вроде бы почитающий пророков, вполне может схватиться за камни, если кто-нибудь, подобный им, появится перед ним воочию.

Когда Христос говорит: «Горе вам..», - так и тянет сказать, что эти слова обращены, конечно, к его непосредственным слушателям. Однако всегда и во все времена слова Его обращены к нам самим и только к нам. Конечно, приятно думать, что к нам относятся слова про любовь Бога к миру, а вот слышать обличение никому не нравится. И тем не менее, внутри каждого из нас живет тот самый законник, который все время стремится присвоить «ключ разумения». Мы можем на словах признавать право другого на иной взгляд, на другой способ исповедования Бога, на непохожий на нас стиль мышления, но где-то внутри всегда вещает тихий, но внятный голосок: «Но я-то знаю, что на самом деле они все не правы. Ведь только я знаю, как правильно. Происхождение этого голоса оставим вне сферы размышления, одно ясно — он присущ человеку вообще. Иногда этот голос нравится нам настолько, что мы даем ему право говорить вслух. И это гораздо страшнее, чем любое неисполнение закона.

Потому что вся суть Нового Завета, вся суть Благой Вести — в смене Закона на Благодать. Господь предлагает нам совсем другой способ видеть мир и жить в нем — любить брата своего до смерти, до креста, плакать и радоваться вместе с ним. Только так, а не через исполнение обрядов, постов и внутрицерковных правил, мы можем быть с Богом, на одной стороне с Ним. А если мы стоим перед Богом, разве не все мы неправы в равной степени? Но к счастью, любовь Его к нам вовсе не нашей праведностью и не нашим разумением определяется.