Мысли вслух на Пс 143:6

Каждому, хоть немного знакомому с духовной жизнью, известны такие определения духовных состояний, как «сухость» и нечто этой сухости противоположное, чему однозначного определения как раз не придумано, потому, что в духовной жизни нам вообще гораздо понятнее негатив, чем позитив. Не случайно нам бывает так легко говорить о грехе и о борьбе с ним и так непросто о благодати и о высоких духовных подвигах: для первого слова в нашем языке найти легко, для второго — очень непросто.

Так и для гимнографа: своё наличное состояние он определяет словом «сухость», говоря о «сухой душе», а то, к чему стремится, однозначно определить не берётся, говоря лишь о том, что в Боге он нуждается, как сухая степная земля в дождевой влаге. Что же такое эта сухость? Откуда она берётся?

Речь в данном случае, разумеется, идёт о человеке, который живёт полноценной духовной жизнью и стремится идти путём праведности. Путь же праведности предполагает, во-первых, отношения с Богом, без которых никакая духовная жизнь невозможна вообще, и, во-вторых, соблюдение Торы, данных Богом законов и заповедей, без соблюдения коих не может быть нормальных отношений с Богом.

Живущий полноценной духовной жизнью человек считает для себя необходимым соблюдать Тору всегда и во всяком случае; между тем, падшая, испорченная грехопадением, человеческая природа этому всячески противится, не только на духовном уровне, но и на всех других тоже. Эта борьба человека с самим собой, так хорошо описанная, в частности, Павлом в своих посланиях, иногда совершенно отвлекает человека от Бога, перетягивает главный фокус внимания ищущего праведного пути с Бога на себя, так, что в центре внимания человека оказывается не Бог, а его собственная испорченная грехом человечность.

Концентрация же на собственных грехах, когда противостояние им становится (может быть, незаметно для самого человека) самоцелью, искажает отношения человека с Богом: ведь нормальные отношения с Ним возможны только тогда, когда в центре — Он Сам, а не то, что способствует или, наоборот, мешает отношениям с Ним. Стоит сосредоточить внимание не на Нём, а на чём бы то ни было другом, пусть и связанном с Ним, — и нормальной духовной жизни конец.

Тогда-то и переживает человек сухость, как недостаток той Божьей жизни, того животворящего дыхания, обретение которого является целью и смыслом духовной жизни, без которого невозможен путь праведности и теряет смысл даже само соблюдение заповедей. И гимнограф ищет этого дыхания, просит у Бога того, без чего он не может жить, без чего его жизнь теряет всякий смысл.

Псалом 143 представляет собой типичный пример жанра «новой песни», или «песни обновления». Это был особый, пророческий жанр: пророки ведь обычно бывали и поэтами, и певцами, притом импровизаторами, которые могли выступить с поэтической проповедью или с новым, сочинённым на месте гимном прямо на храмовом дворе во время какого-нибудь большого праздника. Их вдохновенные выступления воспринимались слушателями как богооткровенные, подтверждая статус авторов как пророков, Божьих людей. Тут не всегда легко было отличить простое вдохновение от подлинного откровения — пророчествующих экстатиков в Израиле, а позже и в Иудее всегда было больше, чем настоящих пророков. Настоящего же пророка прежде всего отличало особое видение реальности, восприятие её как Божьего мира и Божьего Царства.

Так и здесь: автор псалма прекрасно понимает, что такое человек не только перед Богом, но даже и перед мирозданием, что он всего лишь песчинка, а перед Богом и вовсе лёгкое дуновение. Дело тут не только в том, что падший человек смертен и век его по меркам вселенной совсем не долог, а в том, что после падения он перестал иметь прямое и непосредственное отношение к Божьей реальности, к реальности сотворённого Богом мира и к реальности Божьего присутствия в сотворённом Им мире. Между тем до конца и по-настоящему реален один Бог, а всё остальное получает своё бытие и становится реальным как следствие действия Его воли.

Человек же после падения из сферы действия Божьей воли выпал — в этом и заключается, собственно, духовный смысл грехопадения. Теперь человек может приобщиться подлинной реальности лишь в том случае, если он снова вернётся в область действия Божьей воли и Божьего промысла. Когда с человеком происходит нечто подобное, он обычно переживает происходящее как своего рода эсхатологический опыт, во время которого мир для него исчезает, и человек остаётся наедине с Богом, Который «наклоняет небеса и сходит», приближается к человеку, открывая ему реальность Своего, Божьего мира.

Вот тогда-то и обновляется для человека и окружающий мир, и его собственная жизнь. Тогда в его жизни не будет места ничему случайному и ничему такому, что происходит вопреки Божьей воле — а в падшем мире как раз много такого, чего Бог не хочет, но что Он попускает, чему позволяет быть, уважая выбор падшего человека. «Новая песнь», «песнь обновления» и есть свидетельство об этой новой открывшейся человеку реальности, о реальности Царства, которое Бог дал ему увидеть, хотя время активного вхождения Царства в мир пока ещё и не настало.