Мысли вслух на Исх 12:29-51

Тора, как видно, требует от нас одинакового отношения ко всякому человеку, независимо от того, является ли он для нас «своим» или «чужаком». Это вовсе не значит, что Бог не делает различий между людьми, между Своим народом и другими народами. В той же Торе достаточно однозначно описаны требования к тем, кто хотел бы войти в народ Божий, став его неотъемлемой частью и получив право участвовать в религиозной жизни общины: такой человек должен не только принять яхвизм, как свою веру, и Бога Израиля, как своего Бога, он должен также полностью следовать всем религиозным нормам и правилам, включая не только заповеди, нравственные нормы, но и правила ритуальной чистоты, которым в дохристианские времена повсеместно, включая яхвизм, уделяли большое внимание.

Однако возможно было и иное положение дел: пришелец, человек со стороны, решивший поселиться среди евреев, имел право жить среди них, не участвуя в яхвистской религиозной жизни и пользуясь при этом всеми правами, кроме права на такое участие. Разумеется, все законы, связанные с запретом богохульства и кощунства, распространялись на него так же, как и на самих евреев, но в остальном он был свободен.

Именно эта норма Торы позволила целым языческим племенам жить на территории еврейского государства, не принимая яхвизма и продолжая поклоняться своим богам, как это было во времена Давида и Соломона. Что это: веротерпимость? Религиозное безразличие ко всем, кроме собственного народа? Наверное, не то и не другое.

Тора никогда не приравнивала язычество к яхвизму, так же, как никогда не приравнивала она язычников к народу Божию. Тут скорее уважение свободы выбора человека в главном, в том, что касается его духовной жизни, а значит, и его религии. Нельзя, да и бессмысленно «обращать» человека, пользуясь тем, что ему, может быть, просто некуда уйти.

К тому же, сам факт пребывания язычника на земле Божьей ещё не делает его яхвистом, сама собой вера не приходит, и лучше никого в этом отношении не вводить в заблуждение: тот, кто хочет принять яхвизм, должен принять его не «автоматически», поселившись среди верующих яхвистов, а сделав свой собственный выбор и примкнув к общине.

Так Тора оберегает свободу человека и сохраняет чистоту общины, избавляя её от мнимых «верующих», чья вера на поверку оказывается всего лишь формальностью и желанием быть «как все».

Неудивительно, что основой еврейского праздника Песах (ветхозаветной Пасхи) стало жертвоприношение (ст. 3 – 7), ведь в древности оно всеми без исключения народами и племенами воспринималось как форма общения с высшими силами, с богами и духами. И в яхвизме, история которого начинается призванием Аврама, а завершается в 70 г. н.э. разгромом Второго Храма, жертвоприношение также стало основой культа, ведь и здесь оно было главным средством богообщения. На жертвенную трапезу смотрели как на совместную трапезу Бога и людей, которую ничто не могло заменить. А освящалась Богом прежде всего жертвенная кровь: ведь именно кровь считалась в древности вместилищем жизненного начала, которое в Библии нередко называют «душой» (Быт 9:4, 10, 12, 15). Так освящённое Богом начало жизни соединяло человека с Богом. Но Моисей говорит народу о другом: он говорит об освящённой крови, избавляющей от неминуемой в ином случае гибели (ст. 12 – 13). На первый взгляд, это может показаться несколько странным. Но, если вдуматься, перед нами, в сущности, не что иное, как конкретный случай, отражающий общее положение вещей. А оно состоит в том, что жизнь вообще и жизнь человека в частности — не какое-то неотъемлемое право, а Божий дар, которого без отношений с Богом у человека нет и быть не может. В животном мире, где Бог творит не отдельных животных, а целые виды, так, что каждое животное сотворено согласно образу, характерному для своего вида («по роду их», как выражает эту идею ветхозаветный язык, Быт 1:24–25), жизнь отдельной особи перед Богом не стоит ничего, ценен лишь вид, существование которого входит в замысел Божий о мире. С человеком, сотворённым не по образу своего биологического вида, а по образу и подобию Божию, ситуация иная, но иной она может быть лишь в том случае, если отношения человека с Богом не разрушены. Если же таких отношений нет, человек перед Богом оказывается в положении животного, оказываясь лишь представителем своего биологического вида. Конечно, Бог и в этом случае видит человека как Свой образ и подобие; но без отношений с Богом образ этот в человеке искажается, и поделать с этим без воли человека ничего нельзя, ведь если человек не захочет впустить Бога в свою жизнь, Он не станет вламываться туда насильно. И тогда человек обречён на смерть. Он обречён на неё как представитель своего вида, потому, что по законам природы выживает сильнейший, а жизнь каждого конкретного представителя того или иного биологического вида Богом никак не гарантирована. И обречён как явление живой природы, которая смертна как таковая: бессмертных животных в замысле Бога, как видно, не было. И лишь в контексте отношений с Богом человек получает надежду на жизнь. Пока, в ночь ветхозаветной Пасхи, на жизнь временную. Настанет время, и в другую ночь, в ночь Пасхи Нового Завета, он получит надежду на жизнь вечную.

Кровь на косяках дверей, останавливающая смерть у входа в дом, свидетельствует о том, что жители этого дома разделили трапезу с Богом, стали участниками Его жизни, а значит, находятся под Его защитой. Исход — не только легендарное бегство одного народа от рабства другого. В глазах библейского автора это начало создания общины верующих в Единого Бога. Здесь впервые он употребляет это слово: «общество», «община». Если раньше стрежень Священной истории составляли рассказы о вере единичных людей, то теперь целый народ выступает в роли собеседника, соучастника в Божьих делах. Наверное, это хорошее определение понятия «Церковь» — не только культовая община, благотворительная организация, «духовное ведомство», но и сообщество, объединенное совместным участием в истории отношений Бога и человечества.