Мысли вслух на Евр 4:14

В Послании к Евреям апостол говорит на языке закона Израиля. Но сам, обратившись, он не может смотреть на закон как свод правил для жизни. Он смотрит на закон и пророчества, как на полное подтверждение свершившегося прихода Мессии. Он смотрит на закон, как на то, что объясняет непонятное и трудно понимаемое для человека. И апостол говорит: "Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха". В Евангелии мы читаем удивительные слова: "есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе". Что это? Кто не вкусит смерти? Как это увидит Царствие Божие в силе? Сила Христова совершается не в сокрушении врагов Израиля, но в полноте исполнения всех пророчеств и закона. Никто из людей не в силах исполнить всего, что уготовано ему. Христос же, придя на землю, исполнил все, что было уготовано Ему. Сила Христова совершилась в сокрушении смерти через Воскресение. И увидели Его воскресшим ученики Его. И увидели, что избавлены они от смерти в темноту. Но к Воскресению и Царству Божьему.

Есть нечто очень важное для нас в библейском Откровении: Бог, запредельный и непостижимый, — говорит. Он говорит — и образуется Вселенная, Он говорит — и появляется жизнь, Он говорит — и сотворяется человек, тот, с кем Бог ведет в дальнейшем диалог. Мы видим, что слово Божие не просто слово, но действие.

А кроме того, у Его слова есть одно свойство, присущее, как правило, только живому собеседнику: каждый раз, когда мы к нему обращаемся, мы слышим что-то новое! Слово исходит от Бога живого и несет с собой жизнь.

Бог преодолевает разделяющую нас с Ним дистанцию и обращается к нам. И апостол напоминает, что слово Божие «работает» для нас тогда, когда проникает внутрь нас, к самому сердцу — тогда оно очищает, наставляет и наполняет нас. Можем ли мы загородиться от него? Вероятно, да. Но тогда, если оно не будет действенно в нас, то не войдет в нас и та жизнь, которую хочет нам дать Бог.

Возвращаясь к образу Мессии-Первосвященника, автор послания не отделяет его от тех представлений о живой Торе, которые были в те времена широко распространены как в иудейской, так и в христианской среде. Именно Иисус и становится для него этой живой Торой, Его первосвященство обусловлено тем, что Ему удалось то, чего никому ещё не удавалось прежде: осуществить идеал, ранее остававшийся недостижимым. Для того, чтобы стать живой Торой, человеку необходимо было полностью избавиться от греха, оставаясь притом человеком и не превращаясь в некое бестелесное существо. И Иисус оказался в истории человечества первым и единственным, кому это удалось (ст. 15).

Такого Учителя не обманешь: ведь живая Тора — воплощённое слово Божие, Его воздействие на человека затрагивает те глубины человеческого существа, где соприкасаются её духовная («дух») и природная («душа») составляющие (ст. 12). Скрыться от Него так же невозможно, как укрыться или скрыть что-нибудь от Бога (ст. 13). Но зато этот Мессия-Первосвященник несёт в Себе всю полноту благодати того Царства, которое Он принёс в мир, давая возможность приобщиться к ней каждому верному (ст. 16). Живая Тора, воплощённое слово Божие, Человек, несущий в Себе всю полноту Царства, а значит, и полноту Божию — таким видит автор послания Мессию, которого он называет новым Первосвященником, Первосвященником Царства.

Говоря о Божьем слове, которое «проникает до разделения души и духа», автор послания имеет в виду, с одной стороны, то живое откровение, которое неотделимо от Божьего присутствия, а с другой — внутреннюю Тору, тот внутренний духовно-нравственный императив и духовный стержень, без которого первые поколения христиан не мыслили себе духовной жизни. Вот оно-то, это живое Божье слово, и судит человека. Говоря о «душе и духе», автор послания имеет в виду, с одной стороны, природу человека, которую он и называет «душой», хотя соответствующее греческое слово в библейском контексте может означать просто «жизнь», а с другой — то «дыхание», «дух», которые Бог даёт каждому человеку при сотворении. Тут последняя глубина человеческой личности, та, с которой связано само существование человека как образа Божия.

На этой глубине и решается, что такое конкретный человек перед Богом, перед другими людьми и перед самим собой. А для христианина такой суд приобретает дополнительный смысл: ведь для него тут решается ещё и вопрос о том, верен ли он Христу, или нет, является ли для него жизнь Царства ценностью абсолютной, или там, в самой глубине своей души, он готов искать чего-то другого, более важного. И там же, на этой последней глубине, решается и вопрос о верности Христу — как Первосвященнику с большой буквы. В самом деле: первосвященник в традиционном яхвистском понимании — глава народа-общины, стоящей перед Богом.

Всякая община всегда состоит из личностей, каждая из которых вполне осознаёт себя и свои отношения как с Богом, так и с другими членами своей общины — иначе община вырождается в религиозный коллектив, где отдельные люди растворяются в большом коллективном «мы», испытывающем порой довольно яркие религиозные переживания, но в духовном плане совершенно бесплодном. И к Богу каждый член общины идёт вместе со всеми отношениями, соединяющими его с другими. Предстоятель же общины и её глава оказывается в центре этой сложной системы отношений, которую представляет собой община, идущая к Богу.

И вопрос полноты включённости предстоятеля в систему внутриобщинных отношений оказывается чрезвычайно важным в контексте духовного пути общины. В этом смысле Спаситель является идеальным Главой и Предстоятелем: Его связь с каждым, кто принадлежит к Церкви как к Его телу, является абсолютной, такой связи со своей общиной не может быть ни у кого, даже у самого ревностного первосвященника, возглавляющего общину Храма и народ Божий. Измена такому Предстоятелю означает утрату Царства, а значит, и спасения.