Мысли вслух на 1 Кор 2:1-16

В своём послании коринфской церкви Павел касается некоторых очень важных вопросов духовной жизни. Он не случайно подчёркивает, что его проповедь не имеет ничего общего с беседами и поучениями раввинов и учителей Торы, которые обращались, прежде всего, к человеческому разуму, стремясь обучить своих учеников тому искусству праведной жизни, которое, собственно, и называлось в те времена мудростью. Апостол прямо говорит, что он никогда не был учителем в традиционном смысле, он всегда оставался лишь свидетелем Христа и Царства, именно в этом видя главную задачу своего служения (ст. 1 – 5). И всё же Павел упоминает некую мудрость, о которой он говорит, что её имеет смысл проповедовать лишь «совершенным», тем, кто уже приобщился к Царству (ст. 6 – 8). Речь, как видно, идёт об опыте жизни в Царстве, без которого нет христианства. А основой этого опыта оказывается переживание реальности дыхания («духа») Божия, которое приоткрывает человеку тайну жизни Божией, те глубины, которые иначе никогда бы ему не открылись (ст. 9 – 10). Говоря о «духе человеческом» (ст. 11), апостол, очевидно, имеет в виду то «дыхание жизни», которое Бог вдунул в ноздри («в лицо») человеку при сотворении и которое, собственно, в духовном смысле делает человека тем, что он есть, духовным существом, сотворённым по образу и подобию Божию (Быт. 2 : 7).

Такого человека Павел и называет «душевным» (ст. 14), используя греческое слово ψυχή для передачи еврейского нефеш, в еврейском тексте Ветхого Завета обозначающего ту жизнь, которую получает человек вместе с данным ему Богом «дыханием». Но для жизни в Царстве этого, как видно, недостаточно. Здесь, кроме «дыхания жизни», нужно приобщиться ещё и к дыханию («духу») Божию, о котором так хорошо знают все библейские пророки. Прежде оно, действительно, было известно лишь избранникам Божиим, которым Бог непосредственно открывал то, что хотел открыть. Некоторым из этих людей, подобно великим пророкам Израиля, иногда приоткрывалось и Царство. Но до прихода Мессии оно приоткрывалось им ненадолго и в видении, теперь же оно вошло в мир, и приобщиться к нему можно, только приняв то дыхание Божие, которое пророки знали так хорошо. Именно о нём и говорит Павел, упоминая дыхание («дух») Божий, который знают лишь те, кто уже приобщился к жизни Царства (ст. 11 – 13). Это дыхание пронизывает собой всё Царство. Каждый житель Царства о нём знает, для всех же остальных оно остаётся чем-то странным и непонятным (ст. 14 – 15). Но именно так становится человек христианином в собственном смысле слова, обретая, по слову апостола, «ум Христов» (ст. 16).

Было бы просто и очевидно, если бы Павел был, как и большинство апостолов, необразованным рыбаком. Но именно он — фарисей, воспитанник Гамалиила, знаток Писания, человек грамотный и красноречивый. И всё это он перечёркивает одним движением. Почему? Ведь в других ситуациях он и призывал на помощь всё своё красноречие и образование, и напоминал, что он не безграмотный мальчишка... Но к коринфянам он пришёл как ничего не знающий; более того, «в немощи и в страхе». Почему ему было страшно — понятно: он лишился такой мощной опоры и защиты, как человеческая мудрость. Но вот почему он добровольно отказывается от этой опоры? Я думаю, для нас сейчас вполне достаточен простой ответ: потому что в той ситуации Богу было угодно обращаться к коринфянам так — минуя мудрствования человеческие. Но Он послал того, кто был сведущ и в человеческой мудрости, вынуждая его отказаться от «своего» во славу Божию — потому что это нужно было и самому Павлу.

В известном смысле можно было бы сказать, что вся история христианства есть история христианской проповеди. Не случайно и Павел в своём послании напоминает своим корреспондентам о проповеди, которую те когда-то слышали от него самого и от других свидетелей.

На первый взгляд может показаться, что в этом нет ничего особенного: ведь всякое учение (и не только религиозное) распространяется по миру благодаря проповеди своих адептов и сторонников.

Но апостол тут же обозначает различие между проповедью любого другого учения и проповедью Христа: проповедь Христа — всегда именно свидетельство, а не просто изложение некой, пусть и абсолютно верной, доктрины. И дело не в том, что рассказ о собственном, лично пережитом опыте всегда убедительнее абстрактных рассуждений. Дело в том, что христианской доктрины не существует и существовать не может в принципе. Христианство — не доктрина, не теория, не учение, а факт. Факт, включающий в себя воскресшего Христа и входящее в мир Царство. Факт, о котором можно знать или не знать, но о котором в любом случае надо говорить, как о реальности, а не как о теории.

Просто кто-то с этой реальностью соприкоснулся и об этом факте узнал, а кто-то нет. Те, кто узнал, считают то, что они узнали, настолько важным, что стараются рассказать о нём как можно шире, поделиться найденным с как можно большим числом людей. Это и есть христианское свидетельство.

Вот только рассказывать о таких вещах имеет смысл лишь в том случае, если они действительно стали частью твоей собственной жизни. Не случайно Павел говорит о проповеди не словами, а явлениями силы, силы Божьей и силы Царства. И дело тут, конечно, не в том, что сила убедительнее слов.

Дело в том, что говорить о Царстве, не будучи ему причастным, — занятие в высшей степени бесполезное. На словах всё равно никого и ни в чём не убедить. А если человек причастен жизни Царства, он неизбежно несёт с собой и его силу, и его дыхание. И эта сила, это дыхание свидетельствуют о реальности слов свидетеля лучше любых, самых красивых теорий.

Но главное даже не в свидетельстве как таковом, а в том, что явления силы Царства дают возможность слушающим непосредственно к нему приобщиться, так сказать, попробовать новую жизнь на вкус. И решить, подходит ли им эта, предлагаемая христианами, альтернатива жизни мира сего. А решив, определиться с тем, нужно ли им Царство, или нет.

Эти слова давали некоторым основание думать, что у Павла, а возможно, и у других апостолов было некое тайное, эзотерическое учение, которое они проповедовали каким-то специально посвящённым людям, что впоследствии не раз приводило к появлению в околоцерковной среде разного рода кружков и сект, члены которых претендовали на хранение и передачу особого «тайного знания», связанного с Царством и с духовной жизнью.

На самом же деле говорить о какой-то эзотерике в данном случае не приходится, а проблема заключается в том, как понимали в разные эпохи слово «мудрость». В яхвистской, а позднее и в иудейской традиции под мудростью понимали прежде всего практику осознанного действия, будь то ремесленный навык, умение управлять государством и собственным домом или умение выстраивать отношения с Богом и жить праведной жизнью.

В последующие же столетия под мудростью подразумевалось или какое-то особое знание, или некий тайный мистический опыт, что и послужило источником недоразумений, связанных с якобы существовавшей апостольской эзотерической традицией. Но мудрость, о которой говорит Павел, была связана с Торой, о которой в евангельские времена было принято думать, что она существовала прежде сотворения мира. Для самого же апостола Тора была связана ещё и с личностью Иисуса Христа, который для него был единственным примером «живой Торы».

А поскольку мудрость для апостола была неотделима от праведности, праведность — от личности Иисуса Христа, и обе они — от той бедности, о которой говорил еще Исайя Иерусалимский и воплощением которой стал земной путь Спасителя, неудивительно, что Павел считает такую мудрость, с одной стороны, совершенной, а с другой — абсолютно непонятной лежащему во зле падшему миру. Человеку, живущему одной лишь естественной, природной жизнью (Павел называет её «душевной») даже путь бедности в том смысле, в котором о ней говорит Исайя, кажется абсурдом. А уж земной путь Спасителя для такого человека — полный крах, и идти Его путём — безумие.

Лишь человек, для которого Божье дыхание, дыхание Царства становится реальностью, меняется сам и осознаёт волю Бога, как и Его промысел. Вот тут-то и начинается та подлинная мудрость, о которой говорит апостол, недоступная миру падшей природы. «Совершенными» же апостол называет как раз тех, кто руководствуется не законами мира сего и его путями, а Торой, путём праведности и дыханием Царства. Для таких людей земной путь Христа — не поражение, а победа, следование же за Христом — не безумие, а единственный путь ко спасению.

Нам часто кажется, что мы знаем, что думает другой человек. Мы уверены, что понимаем, что он чувствует, как рассуждает... А потом оказывается, что всё это не имело ни малейшего отношения к реальности. Потому что он — другой. Ещё ярче это проявляется в наших отношениях с Богом, Который по природе Своей — Другой. Никакие наши человеческие размышления не помогут понять Его по-настоящему. Но Он даёт Духа Своего ищущим Его.

Даром Божьим в этом стихе апостол Павел называет в первую очередь дар благодати Святого Духа, который делает людей духовно зрячими, способными видеть добро и зло, различать и выбирать между ними. Как следствие, дарованием Божиим становится новая жизнь человека, ставшего учеником Господа Иисуса Христа. В ней нет места тому, что в послании к Галатам апостол называет делами плоти, но есть место делам Духа, то есть исполнению заповеди Христа о любви друг ко другу.

Именно принятие нами Духа Божьего в Крещении дает нам все это, потому что без Него мы слепы. Возьмем в качестве притчи обыкновенные подарки, которые все мы во множестве получаем на дни рожденья. Если мы получим нечто сложное и нам вовсе неизвестное, то надо, чтобы мы получили и инструкцию, чтобы воспользоваться подарком — иначе в нем не будет смысла. Апостол говорит нам, что Бог дает нам Своего Духа, чтобы мы могли увидеть, какова эта новая жизнь, и воспользоваться ею.