Мысли вслух на 1 Кор 8:1-13

Удивительно слова апостола Павла читаем мы сегодня: «Если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего». Павел лучше кого бы то ни было понимает, что вопросы внешние, такие, как пища, обычаи, традиции, не имеют первостепенной важности. И как приятно сказать: «Я-то знаю, что всё это ерунда, могу делать что захочу, ну а эти пусть смотрят на меня и завидуют»… Для апостола Павла, конечно, пища – не главное. Главное для него – люди, братья. И ради того, чтобы не смущать, не вводить во осуждение брата, Павел готов соблюдать любые, осмысленные и бессмысленные, обряды и традиции.

Большую часть своей жизни человек тратит на то, чтобы приобрести некие познания — формально начиная с 7 лет (а на самом деле гораздо раньше) и как минимум до 23 (а часто и дольше) он учится, учится, учится. Ради чего? Спросите любого первоклассника, зачем он ходит в школу, и он ответит: «Получать знания». Знания, сведения — в нашей цивилизации второй по значимости после денег капитал. И следует отметить, что с этой точки зрения 21 век ничем не отличается от 1-го. Да и сам апостол Павел, как известно, был очень даже ученый человек. И вдруг, совершенно неожиданно, мы слышим от него: «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать». Что же это такое? Как же так — значит, большую часть нашей жизни мы тратим на получение знания, а, оказывается, мы ничего не знаем?! Да и как должно знать? А на самом деле мысль Павла очень проста. Наше сухое, умственное знание, запомненное и заученное, на которое мы тратим столько усилий — сокровище, которое мы приобретаем на земле, а не на небе. Потому что перед лицом Бога оно ничто, оно ни на йоту не приблизит нас к самой главной тайне христианства, к тайне Креста Господня и Его Воскресения. Ведь с точки зрения рациональной логики и то, и другое — бессмысленно, парадоксально и необъяснимо. И сколько бы богословских построений мы не создали, в нашей жизни ничего не изменится, потому что суть Благой Вести останется для нас абстракцией. И апостол указывает нам только один путь постичь ее — это Любовь. Потому что действительно нет никакой логики в бесконечной и терпеливой любви Бога к миру, любви до Креста. Потому что только любовью Его мы все живы, потому что наша жизнь — Его дар не по заслугам нашим, а по Его Любви к каждому из нас. Просто потому что только Христом (то есть только благодаря Ему) мы все существуем.

И значит, есть единственный способ достичь вечности, сделать так, чтобы жизнь наша не была прожита напрасно — нести в мир Его любовь, которая и есть то единственное сокровище, которое можно собрать на небе, а не на земле. Значит ли это, что учиться не нужно? Вовсе нет. Просто нужно всегда помнить, ради чего мы живем и все время задумываться, зачем нам эти знания. Нужно помнить, что интеллектуальный багаж — не цель, а одно из возможных средств стать такими, какими нас задумал Бог. И еще нужно обязательно помнить о том, что истинное знание мы можем получить только в общении с Богом.

Говоря об идоложертвенной пище, Павел остаётся верен полученному им откровению и опыту Царства. Он прямо говорит о том, что для жителя Царства идолы, языческие боги — ничто, так что на них можно просто не обращать внимания (ст. 4). При этом апостол даже не пытается разбираться в тонкостях языческой религии: он лишь говорит, что и на небе, и на земле много таких, которых считают богами и владыками («господами», ст. 5), хотя всякий, получивший откровение, не может не знать, что истинный Бог один (ст. 6). Подобного рода подход возможен лишь тогда, когда отношения человека с Богом уже не определяются никакой религией, как это и бывает с каждым, живущим в Царстве: ему уже не нужна религия потому, что с Богом живущие в Царстве общаются напрямую. Но знание это может быть как истинным, так и мнимым. Не случайно Павел противопоставляет знание, которое надмевает, любви, которая назидает (ст. 1), добавляя, что подлинное знание даётся лишь тем, кто любит Бога (ст. 2 – 3).

Речь в данном случае идёт о различии между духовной свободой, так хорошо знакомой и понятной жителям Царства, и религиозным безразличием, широко распространённым как в наши дни, так и во времена Павла. Внешне и те, и другие одинаково равнодушно относились к тому факту, что вся покупаемая на городском рынке провизия была идоложертвенной: ведь городские рынки, как правило, находились под покровительством того или иного из языческих богов, и всё, там продаваемое, формально считалось посвящённым этому языческому богу-покровителю. Но причина равнодушия тех и других была прямо противоположной: для жителей Царства, пронизанного дыханием Божиим, всё, связанное с любыми языческими богами, было не более реальным, чем мираж в пустыне, а людям религиозно безразличным было совершенно всё равно, каким богам посвящалась провизия, продаваемая на рынке, и посвящалась ли она каким-нибудь богам вообще. Такое обманчивое внешнее сходство могло порой привести в замешательство людей религиозных, которым было далеко не всё равно, каким богам была посвящена еда, попавшая к ним на стол.

Значительная часть Священного Писания, особенно — Ветхого завета, посвящена тому, «как надо». Как надо поступать, как надо строить жизнь и отношения с Богом и людьми, что обязательно, что допустимо, а что противопоказано человеку. Однако с этим связана большая проблема, находящаяся в центре внимания Нового завета: мы слишком любим превращать эти представления о том, «как надо», в наукоподобные знания, и судить с их помощью других. Об этом не раз говорит Господь Иисус Христос, об этом говорит и апостол Павел в Первом послании к Коринфянам. С часто свойственной ему афористичностью он пишет: «...знание надмевает, а любовь назидает». Глаголы греческого текста заметно ярче, чем в нашем Синодальном переводе: «...знание надувает, а любовь строит».

В самом деле, знание заповедей Писания как религиозной системы может превратить тебя в надменного (надутого) типа, только и знающего, что поучать других и указывать им на их ошибки. Созидание Церкви, одно из ключевых понятий богословия апостола Павла, требует большего, чем просто знание того, «как надо», оно требует любви. За этими словами кроется очень важное и глубокое представление о Церкви как о Теле Христовом. Но и шире: осмысленность отношений между нами, оправданность нашего бытия и сама жизнь могут быть только построены нами, и только любовью. Праведность, т.е. соответствие тому, «как надо», далеко не достаточна для этого.

По смыслу греческого текста можно понять слова Павла или в том смысле, что человек, уверенный в своём знании, ничего толком не знает, или так, что все знания такого знатока, что и сколько бы он ни знал, ничего не стоят по сравнению с подлинным знанием, о котором он и понятия не имеет. В сущности, здесь апостол вновь возвращается к той теме бедности, которой он уже не раз касался в своём послании христианам Коринфа. А также к теме «безумия Христа ради», или, вернее, того, что мир сей считает безумием, глядя на христиан и их жизнь.

Ведь та бедность, о которой Павел говорит вслед за Самим Иисусом и о которой ещё раньше, за столетия до прихода Христа, уже говорил один из великих пророков Израиля Исайя Иерусалимский, предполагает соответствующее отношение не только к имуществу или социальному статусу, но и к знаниям, религиозности, благочестию и даже к собственным аскетическим «достижениям».

Бедняк Божий не считает что бы то ни было из перечисленного имеющим какую бы то ни было самостоятельную ценность, включая и знание, притом не только знание теоретическое, умозрительное, но даже мистический опыт, открывающий, на первый взгляд, куда больше любого умозрения.

Божий бедняк прекрасно понимает, что всё перечисленное само по себе, включая знания и даже мистический опыт, не приближает его к Богу. А быть в Божьем присутствии — то единственное, что в духовной жизни имеет смысл и значение, от человека не зависит. Человек может лишь просить о такой близости и стремиться к ней, но он не может её ни достичь, ни заслужить своими силами так, чтобы она стала принадлежать ему по праву или по заслугам.

А если так, то и всякое человеческое знание как таковое ничего не стоит, и человек, думающий, что он что-то знает, во-первых, не понимает, что в духовной жизни является главным и настоящим, и, во-вторых, заблуждается, принимая за настоящее то, что таковым не является, причём второе, как правило, является следствием первого. Вот об этом духовном заблуждении и напоминает апостол, считая его достаточно опасным: ведь оно создаёт иллюзию духовной жизни и духовного пути там, где на самом деле нет ни того, ни другого.

В евангельские времена в языческом мире существовало множество религий. И Павел, разумеется, прекрасно это знал: он ведь родился в Тарсе, в языческом городе. За свою жизнь ему пришлось видеть множество самых разных богов и культов. И он вовсе не пытается отрицать их наличие. Он лишь даёт им соответствующую оценку. «Так называемые боги» — говорит он о них. И добавляет: в мире ведь много богов и господ тоже много. А вот Бог с большой буквы один. Тем самым апостол определяет отношение христианства и всякого вообще монотеизма к язычеству.

Христиане, как и другие монотеисты, смотрят на религиозную жизнь вполне реалистично. Бессмысленно отрицать то, что для язычника является реальностью. В конце концов, богов порождает не природа, а человек. Это человек создаёт себе богов по своему образу и подобию. И делает этих богов своими господами. Хотя самому язычнику кажется, что его боги существуют ради него. Что они его оберегают и ему помогают. Вот только на деле получается, что без этих богов он прожить не может.

Боги, которых создаёт человеческое воображение, действительно становятся его господами, его хозяевами. Отнюдь не воображаемыми, а вполне реальными. И только настоящий Бог, тот, который с большой буквы, освобождает человека. Оно и не удивительно: ведь падший человек не создаст себе богов, которые могли бы освободить его от самого себя. Это больше всего напоминало бы попытку вытащить себя самого за волосы из болота.

Иное дело Бог настоящий: Его не человек создал. Наоборот, это Он создал человека. И только Он может созданного Им человека спасти и освободить от греха. Вот только человек понимает это далеко не всегда. Падшему человеку всё-таки привычнее его собственные боги. Они, может быть, и не всегда могут помочь, зато они не требуют отказа от пусть и падшего, но знакомого и привычного мира. А Бог настоящий, спасая, поведёт в Своё Царство. По-другому человеку не поможешь. И тут уж придётся решиться на серьёзные перемены. Или остаться при своих богах, при своих грехах и при своих хозяевах.

Продолжая разговор о любви и о свободе, Павел указывает на тот факт, что в Царстве одно неотделимо от другого. В таком единстве для него, как видно, и заключено подлинное знание. Для жителя Царства знание — не просто информация о том, как обстоит дело, но и понимание того, как этой информацией воспользоваться с тем, чтобы не принести духовного вреда ближнему. Церковь — не научная организация, ставящая своей целью познать и описать как можно более полно законы духовной жизни, а община жителей Царства, главной задачей которой является спасение каждого, кто хочет спастись. Для решения же этой задачи, особенно учитывая испорченность падшей человеческой природы, лечение порой оказывается важнее обучения. А в таком случае на всякое знание приходится смотреть именно с терапевтической точки зрения: поможет ли оно духовно не окрепшему брату стать сильнее и укорениться в жизни Царства или, наоборот, лишь нанесёт ему душевную травму, от которой тому, возможно, придётся оправляться не один день. Пища для духовной жизни, безусловно, не является решающим фактором, но что если вопрос о пище станет камнем преткновения для тех, кто ещё не готов к полноте свободы Царства (ст. 8 – 9)? Их тела, конечно, не осквернятся пищей, но муки совести о совершённом грехе (пускай и мнимом) вполне могут осквернить их душу и помешать им на духовном пути (ст. 7).

Принцип «естественной Торы» работает и здесь: как язычников Бог судит в соответствии с уровнем их нравственного развития, так и людей религиозных Он судит по мере их религиозности. И если религиозный человек, внешне подражая той духовной свободе, которой на самом деле не имеет, станет нарушать нормы и правила, которые он в душе считает для себя обязательными, такое нарушение станет для него вполне реальным грехом. Так демонстрация духовной свободы тем, кто к ней не готов, может оказаться для них духовно губительной (ст. 9 – 11). Это и неудивительно, ведь духовная свобода — не совсем то, что свобода выбора в нашем, ещё не преображённом мире. Здесь она лишь возможность, там — уже реализация, и если человек ещё не умеет использовать те возможности, которые предоставляет ему жизнь Царства, ему лучше пользоваться той мерой свободы, которую он может выдержать, не ломаясь духовно. А всем остальным нужно эту меру учитывать, если они не хотят повредить своему ближнему и разрушить дело, начатое Спасителем (ст. 12 – 13).

Так называемая идоложертвенная пища была достаточно серьёзной проблемой для первых христиан. Проблема заключалась в том, что в одной церковной общине вполне могли оказаться как евреи, так и недавние язычники. При этом важно помнить, что массовое язычество в евангельские времена уже не было явлением религиозным, что тех, кого мы привычно называем язычниками, было бы вернее называть просто светскими людьми, большинство из которых о религии до обращения ко Христу думало, скорее всего, совсем немного, если думало вообще. Такие люди привычно ели привычную им пищу, вовсе не думая, а может быть, и совсем забывая, что формально купленное, к примеру, на городском рынке мясо было посвящено богам, покровительствовавшим этому самому рынку.

Получалось так, что формально вся пища, продаваемая на рынках, была посвящена языческим богам, она вся была идоложертвенной, но обращённые ко Христу недавние язычники беспокоились на сей счёт не больше, чем до обращения. Они просто не думали ни о каких богах и ни о какой религии, когда закупались на городском рынке — ни до обращения, ни после. А вот христиане-евреи воспринимали всё гораздо серьёзнее, они никогда не покупали мясо и другие продукты на городском рынке, у них были свои лавки, где все продукты были гарантированно кошерными.

Разумеется, после прихода Христа всё описанное уже не имело принципиального значения, тем более для язычников, от которых никто никогда и не требовал соблюдения кашрута. Тем не менее, когда евреи и недавние язычники оказывались за одним столом, получалось так, что на этом столе вполне могла появиться пища, формально посвящённая языческим богам, и если для бывших язычников такое посвящение ровно ничего не значило и не меняло, то для евреев ситуация оказывалась явно соблазнительной.

Они никак не могли отделаться от мысли, что грешат против Бога, питаясь пищей, посвящённой языческим богам, и их совесть их осуждала, хотя объективных причин для беспокойства у них и не было. И вот в такой ситуации Павел советует не игнорировать такого рода беспокойство. Не стоит ставить брата в ситуацию, для него затруднительную и соблазнительную, если можно этого избежать. Конечно, может встать вопрос: насколько далеко могут зайти требования тех, кто соблазняется то одним, то другим, и от чего действительно стоит отказаться, идя навстречу чужой религиозной щепетильности?

Ответ нетрудно найти в послании апостола: там речь идёт о вещах, духовно безразличных тому, кто готов пойти навстречу. О том, что не затрагивает суть его духовной жизни. Недавнему язычнику, к примеру, было совершенно безразлично, является ли мясо, которое стоит на столе, кошерным, или оно куплено на городском рынке. В таком случае лучше пойти навстречу тому, кому это небезразлично: ведь духовная жизнь недавнего язычника от такого шага ничуть не страдает.

А вот духовная жизнь его брата-еврея пострадать может: постоянный внутренний разлад нормальной духовной жизни отнюдь не способствует. Таково общее правило, которому советует следовать Павел: человек религиозно менее щепетильный должен уступать человеку религиозно более щепетильному постольку, поскольку такие уступки не разрушают его собственной духовной жизни. Тогда многие проблемы церковной жизни решатся сами собой и мира в церковных собраниях станет больше.