Мысли вслух на Гал 2:1-10

Как видно, Павел всё же советовался с другими апостолами по поводу своего служения (ст. 1 – 2). Судя по тому, что вопрос стоял об обрезании, Павел всё же поставил его перед Церковью с тем, чтобы он не вносил в церкви расколов и разделений (ст. 3 – 5). Но для самого Павла это была не столько санкция на проповедь того, что он проповедовал о религии вообще и об обрезании в частности, сколько свидетельство самой Церкви, которое было для него так же непреложно, как и всякое другое свидетельство. Он не ждёт никаких подтверждений духовной подлинности своего служения от людей, хотя бы этими людьми были сами апостолы (ст. 6). Но апостолы, как видно, подтвердили подлинность служения Павла (ст. 7 – 10).

Здесь апостол раскрывает нам очень важный принцип духовной жизни и духовного служения: его уникальность и неповторимость. Потому и оценка чужого служения оказывается делом далеко не простым. Всякое откровение всегда неповторимо и до конца понятно лишь тому, кому предназначено. И для оценки его подлинности нужно уметь увидеть чужое откровение глазами того, кому оно дано, а это дело далеко не простое. Иное дело ситуация, когда человек живёт не своим откровением, а чужими идеями и мнениями, относительно которых ему кажется, будто мнения эти являются его собственными. Тут всё куда однозначнее. Потому и Павел довольно жёстко оценивает попытки галатийских христиан следовать проповедникам, которые опираются не на опыт откровения, а на свои человеческие построения. Нельзя мешать человеку делать дело Божие. Но можно и нужно предостеречь его тогда, когда он пытается заменить дело Божие делами человеческими.

В этой главе апостол Павле рассказывает о Иерусалимском соборе, подробно описанном в книге Деяний. На нем обсуждали, как поступать с язычниками, которые сразу уверовали во Христа и не знали Закона. В честности, нужно им совершать обрезание и выполнять все положения Закона, действительные для иудеев. Свидетельство Павла и Варравы об обращении язычников, их твердость в отстаивании своих взглядов и послушание Церкви, показывают нам, как решались возникающие проблемы у первых христиан. Внимание к чужому мнению, общее обсуждение происходящее и принятие решения, вот основные пути для разрешения спорных вопросов.

Надо сказать, что слова Христа о том, что "истина сделает вас свободными" очень хорошо иллюстрируются этим текстом. Казалось бы, Павел, фарисей и ученик Гамалиила, должен был быть против обращения язычников вообще. И вот он свидетельствует тем, кто не знает Единого Бога. Он должен был бы отстаивать букву Закона, но он настаивает на том, что главное для обращения – это принять Христа распятого и воскрешено, получить Святого Духа. И первым среди двенадцати апостолов, поддержавших его, назван не Петр, как всегда, а Иаков. Это тот самый Иаков, который, будучи христианином, продолжал так неукоснительно исполнять все положения закона, что иудеи называли его праведным. Такая свобода во внешних проявлениях уверовавших возможна только, когда посреди них живет и действует Святой Дух.

Все первые церковные общины включали в себя как обратившихся ко Христу евреев, так и недавних язычников. А евреям, как и прежде, трудно было сесть за один стол и преломить хлеб с необрезанными. Можно думать, что тут не всегда речь шла о религиозности в чистом виде. Вполне возможно, что в принципе, теоретически многие из тех евреев, которые настаивали на обрезании, готовы были признать, что обрезание само по себе для христианина непринципиально.

Но именно и только вообще, в принципе. Когда же дело касалось конкретной церковной жизни, те же самые люди вполне могли настаивать на том, чтобы все были обрезаны, просто по обычаю, ради мира в общине, для того, чтобы не смущать новообращённых евреев. Казалось бы, ничего страшного тут нет. Собственно, так бы оно и было, если бы в конце концов обрезанные не начали настаивать на духовной значимости обрезания как такового. А вот с этим апостол уже не мог смириться.

Вообще говоря, Павел не требовал ни от кого никакой религиозности, равно как и не настаивал на обязательном её отсутствии. Сам он был и всегда оставался иудеем, но он прекрасно понимал, что религиозность сама по себе не помогает и не мешает в христианской жизни. Если, конечно, она не становится самоцелью или если ей не приписывается духовная значимость, которой она на самом деле не имеет. Однако в Галатийской церкви, судя по словам Павла, именно это и произошло.

На обрезание тут стали (очевидно, под влиянием местных учителей-евреев) смотреть как на нечто обязательное не только для евреев, но и для принявших Христа недавних язычников. Обрезание начинает переосмысляться как обряд собственно христианский и потому для христиан обязательный, распространяется мнение, что необрезанные не спасутся и в Царство не войдут. И тут апостол, естественно, не мог не вмешаться — не потому, что был принципиальным противникам обрезания (такого трудно ожидать от еврея, который от своего еврейства отказываться отнюдь не собирался), а потому, что любое религиозное обусловливание духовной жизни христианина он считал её искажением или умалением.

Говоря о своём апостольском служении, Павел упоминает неких известных и достойных людей, которые, однако, не требовали от него ничего помимо того свидетельства, которое он нёс как апостол. По-видимому, речь в данном случае идёт о других апостолах, и прежде всего о Петре, с которым Павел встречался и общался не однажды.

Павел в этом случае остаётся верен Христу и своему служению: он говорит о том, что у Бога нет ни великих, ни уважаемых, для Него уважение и известность среди людей ничего не стоят. На первый взгляд это может показаться странным: ведь во всяком деле есть люди более или менее известные, опытные, авторитетные.

Вовсе не обязательно такой авторитет должен быть дутым. Но в том-то и дело, что свидетельство о Христе — не обычное дело. От свидетеля собственно ведь никакого особенного опыта обычно и не требуется. От него лишь требуется, чтобы он был очевидцем описываемых событий, чтобы он видел то, о чём говорит, своими глазами. То же самое требовалось и от Павла, который прекрасно это понимал. Он знал, что то, о чём ему приходится рассказывать, не вмещается ни в какие человеческие рамки.

Павел, конечно, использовал язык и всё богатство своей духовной и религиозной традиции для того, чтобы рассказать о том, что ему открылось и о Том, с Кем ему пришлось встретиться на Дамасской дороге. Но апостол прекрасно понимает, что никакая традиция не вмещает целиком этого откровения. А если так, то не может тут быть никакой теологии, никакого учения, вообще никакой теории. Конечно, богословских схем, так или иначе описывающих христианское откровение, можно придумать множество. И в их создании действительно есть люди более или менее опытные, более или менее авторитетные, более или менее известные.

Но Богу-то эти схемы не нужны, и такая деятельность имеет мало отношения к тому, чего Он ожидает от Своих верных. А когда дело касается свидетельства, важно лишь одно: видел ли свидетель то, о чём говорит, своими глазами. Применительно к христианскому свидетельству всё сводится к вопросу о том, есть ли у свидетеля опыт живого общения со Христом и жизни с Ним в Его Царстве.

Такой опыт у Павла был, а за другим он не гнался. Впрочем, судя по тому, что никто из авторитетных тогда в Церкви людей и не требовал от него ничего другого, можно думать, что и другие апостолы были с ним в этом согласны. Оно и не удивительно: ведь, при всех своих человеческих различиях, все они были прежде всего свидетелями Христа и жителями Царства. Всё остальное было для них вторично, и спорить об этом не имело смысла.

Интересно, что Господь разделяет ответственности, призвания, обязанности в Церкви, очень конкретизируя. Павел призван не просто благовествовать, но благовествовать язычникам. Господь разделяет особую благодать апостольства среди обрезанных и среди необрезанных. Казалось бы, ну чисто технические детали — здесь об этом говорим, о том не говорим, там наоборот... Возможно, именно этого Господь и не хочет — сведения дела к технической стороне. Апостол Павел говорит, что Пётр вёл себя непоследовательно, сначала отказавшись от соблюдения иудейских обрядов, а потом начав «таиться». Наверное, в определённой ситуации необходимо чётко определиться, в какой системе ты существуешь, и не пытаться просоответствовать сразу двум. В частности, для этого важно разделение призваний.

Апостол Павел пишет письмо Галатийским церквам, которое мы начинаем читать сегодня, в связи с малоприятной ситуацией. Некие неназванные люди смутили галатийцев сообщением, что возвещаемая апостолом Павлом свобода во Христе — иллюзия, и нужно идти к Богу тернистым путем ветхозаветного законодательства. Не то важно, говорили они, любишь ли ты Бога и людей, а то, правильно ли ты ради Бога моешь посуду и соблюдаешь прочие ритуалы. Поэтому в самом начале послания апостол говорит о том, что Христос отдал Себя Самого за грехи наши. Это означает, помимо прочего, что возвещаемое апостолом — не религия. По определению, религия — это наш человеческий путь воссоединения с бесконечно далеким Богом. И дело даже не в том, что закон, как и все остальное в человеческой религиозности, не является таким путем (об этом апостол подробно пишет римлянам). Он противопоставляет своим оппонентам тот факт, что Бог Сам уже прошел разделяющий нас путь, Сам преодолел эту дистанцию.

Нельзя не присоединиться к удивлению апостола о том, как легко наша человеческая природа склоняется под иго безликого закона, отодвигая себя от слишком приблизившегося Бога. Такова психологическая разница между верой и религиозностью. И это важно иметь в виду, потому что каждый из нас нуждается в том, чтобы проверять себя: в вере ли ты живешь или в религии.