Мысли вслух на Втор 10:1-22

Оказывается, Бог не требует от нас ничего трудного. Только благоговения и любви, только открытости и честности, только верности и благодарности. Вам кажется, что это не так уж легко? Но ведь и Христос говорит, что иго Его благо и бремя — легко. В чем же дело? Почему же нам это представляется такой непомерной задачей? Как любить и открываться навстречу Богу, где тот рубеж, за которым бремя любви становится легким? Евангельский ответ прост (еще проще, чем эти требования) — научиться у Иисуса кротости и смирению сердца. Это так трудно... и так легко.

Комментаторы, рассуждая о страхе Божьем и о любви к Богу, нередко противопоставляют их друг другу. А вот Тора, как видно, их соединяет, так, что одно невозможно без другого. Правда, страх, о котором говорится в Книге Второзакония, ничего общего не имеет со страхом наказания, который испытывает порой ребёнок перед строгими родителями или взрослый перед государством, законы которого нарушил. Иначе трудно было бы объяснить, как такой страх мог бы заставить боящегося идти путём Божиим: ведь речь идёт не о формальном соблюдении неких норм и правил, а о том, чтобы любить Бога всем сердцем и всем существом («душой»).

Тут скорее впору говорить о страхе Божьем, как о священном трепете, который у человека духовно чуткого всегда вызывает присутствие Божие, трепет конечного тварного существа перед бесконечным Творцом. И трепет этот, конечно, не случаен: ведь пропасть, разделяющая нас с Богом, совершенно непреодолима, ни по законам непреображённого мира, ни по законам Царства. В мире нет и не может быть такой природы, преображённой или непреображённой, которая позволила бы эту пропасть преодолеть. Преодолима она лишь для любви Божьей. Именно любовь Божья становится первопричиной и духовной основой всех откровений, всех богоявлений и самого боговоплощения. Но человек может приобщиться к этой любви, войти в неё лишь в том случае, если он готов обратиться к Богу «всем сердцем» и «всей душой».

В самом деле, ведь именно сердце, которым на библейском языке обозначается духовный центр человеческой личности, то духовное «я», без которого человека, как образа Божия, нет, определяет, кем и чем будет человек перед Богом и перед людьми. В сердце делается выбор, сердцем принимаются решения. А от сделанного выбора и принятых решений и зависит то, что называется духовной жизнью: отношения с Богом, со Христом, с ближним.

Но одним сердцем, одним духовным «я» дело, конечно, не ограничивается: сделанный выбор и принятые в связи с ним решения (например, выбор следовать Торе и соблюдать данные Богом заповеди) неизбежно повлечёт за собой перестройку всего внутреннего мира человека, системы его ценностей и приоритетов, а затем и образа мыслей, и поведенческих моделей, определяющих всю жизнь. Собственно, иначе следовать путём Божиим не получится: ведь речь идёт о любви, а любить отчасти невозможно. Можно лишь до конца. Всем сердцем и всем существом. Чтобы пропасть, разделяющая нас с Богом, стала преодолимой.

Читатели Ветхого Завета нередко рассуждают об избранности народа Божия как о чём-то таком, что выделяет его из числа других народов, давая ему некие особые права и развивая в нём чувство религиозной и духовной, а быть может, и национальной исключительности.

Конечно, кому-то из евреев такие чувства и мысли бывали свойственны прежде и бывают свойственны сегодня. Но, во всяком случае, Тора в народе Божием ничего подобного никоим образом не культивирует и ничему такому не учит. Богоизбранность в Торе понимается, прежде всего, как особая ответственность еврейского народа за полученное им откровение и за порученную ему Тору. В Торе можно найти немало на сей счёт указаний, и одним из них можно считать требование равного отношения к евреям и к тем, кто оказался на данной Богом Своему народу земле в качестве пришельца.

Надо заметить, что языческой древности вообще свойственно скорее пренебрежительное отношение к пришельцам, иноземцам, вообще ко всякому чужаку. Конечно, тут существовал выработанный тысячелетиями практики межнациональных, а ещё раньше межплеменных отношений этикет, связанный со статусом чужеземца, которому иногда, в особых случаях, могли оказать немалое уважение. Но если оно и оказывалось, то лишь в силу особого статуса такого чужеземца, обусловленного межгосударственными или межплеменными отношениями. «Рядовой» же пришелец уважением, как правило, не пользовался.

Тора требует не просто уважения, но именно любви к пришельцу, чужеземцу, вообще к чужаку, такой же, какую проявляют к своим соплеменникам. Оно и понятно: ведь земля, данная Богом Своему народу, была дана ему не в безусловное владение, а скорее в пользование, с условием соблюдения заключённого некогда союза-завета и исполнения заповедей Божьих. А если так, то и в отношении земли действует принцип не столько права, сколько ответственности: народ Божий отвечает за то, чтобы живущие на данной ему Богом земле жили в соответствии с нормами Торы.

Но эта ответственность сама по себе не предполагает исключительного права народа на землю: не случайно на еврейской земле и в еврейском государстве (когда оно существовало на политической карте) во все времена рядом с евреями жили и другие народы тоже. И именно от духовного выбора народа Божия зависело, каким было окружение и как разрешались проблемы взаимоотношений с теми, кого евреи воспринимали, как чужаков. Ведь земля была дана не конкретному этносу, а народу-общине. Соблюдающим заповеди и хранящим Тору.