Мысли вслух на Втор 13:1-18

Законодательство Книги Второзакония за отступничество предписывает одно наказание: смертную казнь. Отступничеством при этом считается как участие в языческих культах, так и проповедь любых других богов помимо Яхве, будь то проповедь обычная или пророческая. В существовании языческих пророков никто тогда не сомневался, но пойти за ними означало изменить Яхве и яхвизму.

Почему же законодательство, которое находим мы в Книге Второзакония, оказывается столь жёстким к отступникам? Книга Исхода, к примеру, допускает в этом случае то, что называется еврейским словом «херем», которое означает буквально «запрет» или «табу». Тут речь могла идти или об изгнании, или об отлучении от общины, как и делалось обычно в последующие века, вплоть до сегодняшнего дня.

Жёсткость Книги Второзакония можно было бы объяснить конкретными историческими условиями — она была написана тогда, когда угроза язычества была очень велика. В эту эпоху власти Северного Царства, где и появился первый, ранний вариант Книги Второзакония, официально поддерживали двоеверие, а иногда и язычество как таковое, от которого, впрочем, двоеверие по сути было не так уж далеко. Сторонники чистого яхвизма подвергались гонениям, что способствовало лишь радикализации их взглядов. Было, однако, и ещё кое-что, уже не сводимое к одному историческому контексту книги. Оно было связано с осознанием абсолютной ценности отношений, связывающих человека с Богом.

Постепенно в яхвистской общине формировалось понимание того, что жизнь без богообщения ничего не стоит, что отношения с Богом важнее и ценнее жизни как таковой. Речь шла не о какой-то религиозной идее, а об опыте, наглядно подтверждавшем каждому, кто его пережил, что полноценная жизнь возможна именно и только в контексте богообщения, тех отношений человека с Богом, вне которых — если не мгновенная смерть, то медленное умирание, утрата силы и самой жизни. Отношения с Богом поэтому стали цениться выше жизни как таковой — они были её условием и её смыслом.

Религиозность же, столь ярко выраженная в Книге Второзакония, распространила эти представления на весь народ как единое духовное целое — и если кто-то становился виновником нарушения единства, он должен был умереть: ведь его жизнь теряла смысл и значение для Бога и для людей. Измерение духовной жизни человека религиозной меркой было, конечно, данью истории, данью месту и времени, где и когда была написана книга — но система приоритетов, стоящая за этим законодательством, вполне соответствует Декалогу и Торе в целом.