Мысли вслух на 1 Фес 3:1-13

Обращаясь к своим фессалоникийским братьям, Павел пишет им, что его радует та стойкость, с которой они переносят выпавшие на их долю гонения и преследования (ст. 5 – 8). Конечно, радоваться страданиям как таковым может только мазохист. И апостол, разумеется, рад не тому, что он сам или его братья страдают. Просто для него страдания за веру оказываются признаком того, что христиане остаются христианами, не изменяя своему призванию. Конечно, христиане страдают не потому, что они сами ищут конфликтов или неприятностей. Дело в другом, а именно — в той несовместимости Царства с непреображённым миром, о которой предупреждал Своих учеников Сам Спаситель, а Павел — тех, кому проповедовал Христа и Царство (ст. 1 – 4). Эта несовместимость и оказывается источником конфликта, о котором апостол неоднократно упоминал в своём послании фессалоникийской церкви.

Что же касается радости, то гонимые христиане радуются, конечно, не своей правоте как таковой, хотя, с точки зрения и Торы, и правды Божией, они безусловно правы перед своими гонителями. Но чувство правоты само по себе редко порождает радость у преследуемых; оно может дать твёрдость, уверенность в правильности собственной позиции, даже силу переносить страдания, но радости как таковой чувство правоты обычно не добавляет. Максимум, что оно позволяет пережить, — удовлетворение от того, что долг исполнен, и что исполняющий его не стал ни предателем, ни отступником.

Для радости же нужно нечто большее. У христиан оно есть: это то самое Царство, которое принёс в мир Спаситель и которое всякий, приобщившийся новой жизни, ощущает как несомненную и подлинную реальность своего собственного существования даже тогда, когда, казалось бы, для неё нет и не может быть места в жизни гонимого страдальца. Потому-то именно радость во время гонений и преследований Павел (а вслед за ним — и многие другие свидетели) считал несомненным признаком полноценной христианской жизни. Стойкость и спокойствие духа во время гонений была во все времена свойственна далеко не одним христианам. Но радость Царства могла быть в такой ситуации свойственна лишь тем, кто к нему приобщился — христианам, живущим в Царстве.

Письма апостола Павла в первую очередь поражают нас своей человечностью. До сих пор родители так пишут детям - страстно, нежно, волнуясь о том, чего не знают, пытаясь помочь издалека. Когда есть возможность, посылают того, кто утешит и поддержит. Оставаясь в неизвестности, мучаются, все ли хорошо, как устроились, не наделали ли глупостей. Вся сегодняшняя глава – сокровище, позволяющее нам понять тех, кто передал нам весть о смерти и воскресении Иисуса. Это как возможность услышать их сердцебиение, посчитать пульс. Это не литературный жанр, не памятник культуры, это часто слишком эмоциональные для постороннего взгляда слова того, кто волнуется о нас, беспокоится о том, тверды ли мы в своей вере.

Церковь в Фессалониках подвергалась достаточно серьёзным гонениям, о которых стало известно и другим церквям. Именно поэтому Павел спешит поддержать фессалоникийских братьев, напоминая им о том, что для христианина в падшем мире преследования — вещь неизбежная и, в общем-то, нормальная. Конечно, не всегда речь идёт о гонениях в буквальном смысле, как, судя по словам апостола, было в Фессалониках, но неприятие имеет место всегда, причём со стороны как светских людей («язычников»), так и людей религиозных («иудеев»). Об этом предупреждал Своих последователей ещё Сам Спаситель во время Своего земного служения.

И дело тут часто не в какой-то особенной злонамеренности гонителей (хотя случается и такое), а просто в несоизмеримости и в несопоставимости Царства и падшего мира. Причём не потому, что этот мир природный, а потому, что он падший. Дело не в природе как таковой, а в том, что люди, которым Бог предложил иной закон и иной способ существования в Своём мире, выбрали жизнь по закону природы, по закону, который был предназначен не человеку, а животному царству.

Но нормальным животным человек не может стать по определению, он может стать лишь не отвечающим собственному Божьему призванию и Божьему определению человеком, что гораздо хуже. А в таком состоянии всякое явление Царства объективно становится для него разрушительным — если не для его внешней жизни, то для жизни внутренней точно. Сам факт того, что в мире существует некая альтернатива законам природного мира, который падший человек считает своим потому, что и самого себя ощущает животным по преимуществу, уже лишает человека покоя.

Мир должен быть единым, он должен жить по одним законам, существующему порядку нет и не должно быть альтернативы — так осознаёт человек ту естественную тотальность природного мира, которую животные ощущают инстинктивно и внутри которой живут — без всякой, разумеется, рефлексии и без всякого дискомфорта, от которых человек не может избавиться, как бы того ни хотел.

Конечно, задумываться о существующем порядке вещей само по себе чисто человеческое свойство, связанное с его духовным началом, но падший человек не очень-то любит это делать как раз потому, что он совсем не хочет вспоминать о себе как о существе духовном. Культура и особенно религия порой могут ему напомнить о том, кто он такой на самом деле, но тут всё ещё не так однозначно, что-то можно понять по-своему, что-то просто проигнорировать: ведь вся культура и даже религия принадлежат всё-таки падшему миру. А вот явление Царства — совсем другое дело. Оно ярко и отчётливо являет свою неотмирность.

Альтернатива становится очевидной, усиливая беспокойство и стремление сделать так, чтобы её или не было совсем, или, по крайней мере, чтобы она была не так заметна. Отсюда и неизбежность неприятия Христа и Царства, а значит, и христиан, если они остаются христианами не только по названию. Иногда такое неприятие остаётся в рамках приличия, но может и выйти за их пределы, особенно тогда, когда свидетелей много, а свет Царства светит ярче обычного. Вот в такой ситуации и оказалась Фессалоникийская церковь, которую Павел поддерживает в своём послании: ведь гонения как раз и говорят о том, что со свидетельством у фессалоникийских христиан всё в порядке.

Для Павла его апостольское служение действительно было не просто главным делом жизни, но и самой жизнью. В этом, впрочем, и не было ничего удивительного, если вспомнить, что такое жизнь христианина вообще и жизнь апостола в частности. Жизнь каждого христианина становится свидетельством с того самого момента, когда он становится христианином. По-другому, собственно, и быть не может: ведь христианин — человек Царства, а жить в Царстве и скрывать это невозможно. Но служение апостола заключается в том, что он является не только человеком Царства, но и человеком Церкви. Конечно, такое можно сказать о каждом христианине, но главной и единственной задачей апостола является именно созидание Церкви, как тела Христова. А такая задача неотделима от постоянного общения с теми людьми, которые через тебя пришли в Церковь. Именно этим Павел, как видно, и занимается всю свою жизнь. Он нигде не задерживается подолгу, ведь задача апостола — не задача предстоятеля церковного собрания или церковного администратора, задача апостола — духовная поддержка отдельных людей и церковных общин, которые в такой поддержке нуждаются. А вместе с тем служение апостола — это ещё и зримое проявление единства Церкви не только на уровне конкретной церковной общины, но и на уровне Церкви в Целом. Как известно, в первохристианский (так же, как и в раннехристианский) период Церковь представляла собой общинное движение, благополучно обходясь без жёсткой централизованной структуры. В первохристианский период в Церкви существовал совет старейшин (пресвитеров), который и решал общецерковные дела. А вот связь между отдельными церковными общинами на низовом уровне осуществляли именно апостолы. Собственно, Церковь (например, на первом в истории Церкви соборе) представляли апостолы и пресвитеры: первые как люди, знавшие церковную ситуацию, что называется, из первых рук, а вторые — как наиболее авторитетные представители церковных общин. Не случайно Павел говорит о желании когда-нибудь прийти к своим единоверцам и довести до полноты их веру: для апостола это была самая естественная задача. Так и жила первохристианская Церковь, опираясь не на структуры, созданные людьми, а полагаясь на посланных Богом служителей, помогающих ей оставаться телом Христовым.