Мысли вслух на Быт 4:1-26

Притча о Каине и Авеле — о чём она? Да и притча ли это? Тут ведь речь идёт об убийстве — первом после грехопадения, и с него начинается история падшего человечества. Само по себе это неудивительно: с чего бы ещё и могла такая история начаться? Да и в истории человечества убийств было столько, что рассказ о Каине и Авеле можно считать типичным, характерным для всякой эпохи, и для той эпохи предыстории, которую имеет в виду священнописатель, тоже.

Правда, тут не просто убийство, тут убийство из зависти — но и это не редкость, из зависти столько раз убивали и, без сомнения, столько раз ещё будут убивать, что и в смысле мотива описанное автором Пятикнижия событие можно считать типичным. Вот только зависть тут не совсем обычная: Каин позавидовал не чему-нибудь, а вере Авеля, точнее, его доверительным отношениям с Богом, которых у самого Каина, судя по рассказу священнописателя, не оказалось. Встаёт естественный вопрос: почему? Что помешало Каину? Злые намерения по отношению к брату? Они могли бы быть причиной, но ведь они появились лишь тогда, когда Каин убедился, что его жертва Богу не нужна. Тот факт, что Каин был земледельцем, а Авель пастухом?

С точки зрения представителей некоторых специфических движений внутри яхвизма такой ответ был бы вполне адекватным, но автор Пятикнижия едва ли к ним принадлежал, хотя о таких движениях и о том, как их участники смотрели на оседлый и на кочевой образ жизни, он, несомненно, знал. Тогда что же? При внимательном чтении притчи бросается в глаза один интересный нюанс: Каин прекрасно знает, что его жертву Бог не принял. Откуда? Мы знаем об этом из рассказа священнописателя, но как и откуда мог узнать Каин, что Бог отверг его жертву?

У Каина очевидно были какие-то способы узнать, принял ли Бог его жертву или нет. Историки религии знают немало способов, которые в древности использовались для того, чтобы определить, угодна ли жертва Богу или богам или не угодна. У Каина были возможности узнать то, что его интересовало и что было для него так важно. А что же Авель? О нём ни слова. Ему, значит, не интересно было бы узнать, принял ли Бог его жертву? Если следовать автору притчи, получается, что нет. Авель просто приносит свою жертву Богу и живёт спокойно.

Бог же подтверждает, что именно такая позиция оказывается самой правильной. Он говорит Каину: если делаешь добрые дела, подними голову, а если нет, то смотри, грех у порога, он к тебе тянется, но ты над ним властвуй. Всё просто — но Каина не устраивает как раз именно эта простота. Ему нужны гарантии, он хочет понять, принял Бог его жертву или нет с тем, чтобы потом знать, на что он может рассчитывать взамен. Ты мне, я тебе — для падшего мира нормальные отношения, но не с Богом. Каин же хочет, чтобы и с Богом они были такими же. Он сердится на Бога, когда понимает, что его жертва не принята (в еврейском тексте именно так — Каин скорее сердится, чем огорчается), опускает голову и отворачивается от Бога. Отношения с Ним в свободе и любви, но без гарантий, Каина не устраивают.

За то и убивает он Авеля — у того-то ведь всё получается, но не так, как хотелось бы Каину. Ему кажется, что если Авель исчезнет, то у него, у Каина, всё получится. Когда же он убивает, оказывается, что ничего не изменилось, всё было зря — но Каин и после убийства не хочет признать очевидного, того духовного провала, который Богу виден совершенно ясно.

Не случайно именно потомки Каина строят город и создают цивилизацию — именно так падший человек стремится гарантировать своё благополучие и свою безопасность. С Богом не получилось — что ж, можно, в конце концов, обойтись и без Него. Однако тут тупик — и не случайно генеалогия потомков Каина заканчивается, не приведя никуда. А линия, начатая Сифом, пришедшим на смену Авелю, выводит к Аврааму, к народу Божию.

Отпадение от Бога и отчуждение от людей — эти два мотива тесно переплетены и в жизни, и в этом рассказе. Безбожие влечет за собой не только смерть, как ограниченность жизни, но смерть самой жизни — абсолютное, предельное одиночество. Самый сильный символ одиночества — убийство, самое страшное убийство — братоубийство. Каин остается не только без Бога, но и без брата — один на этой страшной, равнодушной земле: к нему больше не приблизится ни один человек, даже чтобы убить его. Очень важно понять, что Каин не просто отрицательный персонаж поучительного рассказа, он — печальный символ каждого человека, для которого одиночество и отчуждение от людей стало отражением внутренней пустоты — которую может заполнить только Бог.

При чтении притчи о Каине и Авеле возникает вопрос: за что же всё-таки Каин убил своего брата? Первый и самый естественный ответ на это вопрос: из зависти. Конечно, такой ответ будет во многом верным, ведь Каин действительно вполне мог позавидовать Авелю, которому удалось то, чего не удалось ему самому: принести жертву, угодную Богу. Вряд ли стоит доказывать, что зависть в истории человечества не раз приводила к братоубийству, и нет ничего удивительного в том, что история падшего человечества начинается именно так. И всё же это ещё не весь ответ. Ведь зависть возникла здесь не на бытовой, а на религиозной почве; вопрос заключался в том, чья жертва угоднее Богу, или, выражаясь современным языком, чья вера правильнее. И тогда встаёт следующий вопрос: почему же жертва Каина оказалась Богу не нужна? Конечно, Каин земледелец, и, в отличие от пастуха Авеля, он приносит Богу не телят и не ягнят, а плоды земли; но вряд ли Бог не принял бы его даров только по этой причине, ведь, в конце концов, каждый жертвует то, что имеет, а Библия отнюдь не запрещает принесения в жертву Богу плодов земледельческого труда. Дело, по-видимому, в другом, и здесь нам может помочь сам текст притчи, который почти ничего не говорит об Авеле, зато о Каине рассказывает много и подробно. А главной темой рассказа как раз и становится история о том, как Каин узнаёт, что его жертва не принята, и как он на этот факт реагирует. Как же Каин узнаёт о том, что его жертва отвергнута? В тексте притчи об этом ничего не говорится. Историк религии сказал бы, что у древних было немало способов определить, принята ли их жертва, или нет. Но не это важно. Важен сам факт того, что у Каина были способы это определить, и, следовательно, была уже какая-то религия, ведь такие познания предполагают наличие религиозной системы. Если так, то Каин, очевидно, был религиозен, чего не скажешь об Авеле, который просто приносит свою жертву и не мучается вопросами о том, принята ли она Богом, или нет. Казалось бы, нет ничего плохого в желании узнать, принимает ли Бог твоё жертвоприношение. Но многое тут зависит от целей и намерений человека. Каин, к примеру, узнав, что его жертва не принята, рассерженно отворачивается от Бога, не желая даже глядеть на небо (ст.5; соответствующее еврейское слово означает скорее не «огорчился», а «обиделся и рассердился»). Он, очевидно, рассчитывал на некий ответ, который предполагался его религией, но ожидаемого ответа не последовало. Конечно, Бог не оставляет Каина, Он объясняет ему, что нужно делать, чтобы иметь с Ним нормальные, полноценные отношения (ст.6–7). Но в этих отношениях нет места религиозности, они предельно просты, и в основе их лежит лишь правильный выбор между добром и злом и последовательность в исполнении принятого решения. Религия хороша тем, что даёт гарантии; но при тех отношениях, о которых говорит Бог Каину, ни о каких гарантиях речи нет, здесь есть лишь отношения с Богом, и только они. А падшему человеку очень нелегко расстаться с тем спасательным кругом, которым, как ему кажется, может стать для него религия: ведь отношения с Богом непредсказуемы, а падший человек ищет как раз именно предсказуемости, которая становится для него символом надёжности. И тогда приходится выбирать между Богом и религией. Каин выбирает религию, и тогда Авель становится самой страшной угрозой его религиозному благополучию: ведь у него действительно нормальные отношения с Богом, и он обходится без всякой религии. Для религиозного сознания это катастрофа, ведь, если такое возможно хотя бы для одного человека на земле, это означает конец религиозности, которая перестаёт быть высшей и абсолютной ценностью. И тогда остаётся одно: избавиться от Авеля, устранить угрозу. Так духовный выбор определяет выбор нравственный, оправдывая один из самых страшных грехов: братоубийство.

Каин давно стал символом братоубийства, и обычно люди даже не задумываются над тем, почему всё получилось именно так и за что, собственно, Каин убил Авеля. Оба принесли жертвы, и Господь «призрел на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел». Иначе говоря, Он принял жертву Авеля и не принял жертву Каина. Возникает два вопроса. Первый: чем же Господу не понравилась жертва Каина? Второй: ну не принял и не принял, в чём трагедия-то? Начнём с трагедии. Итак, Господь предпочёл одного из двух братьев. Ему больше понравилась жертва Авеля, Он его больше любит. Реакция Каина — это ревность. И вот теперь проще ответить на первый вопрос — чем Богу не понравилась жертва Каина. Вероятнее всего, он приносил эту жертву уже именно с таким внутренним ощущением — с желанием купить благосклонность Бога. Продолжение, убийство, доказывает, что сердце Каина изначально не было открыто Богу. И поэтому Господь при всём желании не мог бы принять такую жертву — жертву, принесённую не от сердца, а с какой-то своей целью.

До прихода в мир Христа никто никогда не говорил о первородном грехе. Но это не значит, что о нём ничего не знали. Другое дело, что ту фундаментальную повреждённость, испорченность человеческой природы, которая и становилась источником конкретных грехов, саму по себе не воспринимали, как грех. В самом деле, как можно обвинить человека в том, что он родился таким, каким родился? Никто не виноват в своих наследственных болезнях, даже если болезни эти стали следствием греха его родителей. Но вот за что человек считался ответственным во все времена, так это за свои конкретные поступки. Конечно, в те времена, которые описывает священнописатель, ни о какой Торе, ни о каких заповедях ещё и речи не было, они были ещё впереди, ведь дело, по логике автора Книги Бытия, происходит на самой заре истории, впрочем, уже падшего, человечества. А Бог всё же обращается к человеку с призывом делать добрые дела и спокойно смотреть в глаза Богу. Всё-таки оставалась, видимо, даже после падения в сердце человека та «естественная Тора», тот закон, о котором Павел говорит, что он написан у язычников в сердце. А тут ведь не язычество собственно, тут ещё помнят Единого, Он ещё не совсем забыт. И Бог призывает Каина к той простоте, которая избавляет от всех внутренних страхов и недоумений, от всех вопросов по поводу принятой и непринятой жертвы. Если делаешь добрые дела, подними голову и смело смотри на небо. А иначе грех сам притянется к тебе, ведь тот, кто не делает ничего хорошего, раньше или позже обязательно сползёт в болото греха, которое для падшего человека всегда является прямой и непосредственной угрозой. Так Бог указывает Каину единственно возможный для него, как и для всякого иного, духовный путь. Путь, который мог бы избавить его от братоубийства.

Реакция Каина на то определение, которое можно считать для него судом, довольно любопытна. Даже будучи уличён Богом в страшном грехе братоубийства, он ни о чём не сожалеет и ни в чём не раскаивается. Единственное, что тревожит Каина — страх того, что теперь, когда он станет изгнанником, любой, кто захочет, сможет его убить: ведь изгнанник и скиталец нередко оказывался беззащитен перед первым встречным. По-видимому, здесь перед нами типичное поведение грешника, который не считает свой грех грехом. Он не просит прощения у Бога, вероятно, потому, что считает Его приговор несправедливым по определению. Так же, как, по-видимому, самого себя он считает ни в чём не виноватым. И тревожит его поэтому не сам грех, который для него грехом не является, а последствия греха, которые обрушиваются на него независимо от его отношения к самому греху. И в этом вся история падшего человечества: вся она пронизана не осознанием греха и не раскаянием, а борьбой с последствиями греха, как своего, так и чужого. Не потому ли оказывается человечество не в состоянии найти ту гармонию с миром и с самим собой, которую столь многие искали и ищут до сих пор долго и безуспешно? А решение проблемы, между тем, куда ближе, чем может показаться. Но для того, чтобы его найти, нужно решиться на покаяние. А значит, изменить духовную и ментальную парадигму общечеловеческой истории. И, судя по тому, как идут дела, многим из нас это сделать не проще, чем Каину признать свою ответственность за совершённый им грех.

Сегодня в этих словах нам дается одна простая и очевидная истина: убивать нельзя. Все мироздание рушится оттого, что мы посягаем на жизнь других людей, жизнь, которую им подарил Бог. Ведь, убивая Авеля, Каин противится Богу, захотевшему, чтобы Авель жил. Все остальное: лукавство Каина и его отказ от ответственности, - отступает на второй план. Причины, побудившие Каина убить брата, вообще почти не обсуждаются в Писании. Не важно, сколь эти причны серьезны. Важно, что убивать нельзя. Но люди до сих пор не в состоянии услышать этого.

То, что целая цивилизация строится на основе рода Каина, говорит о том, что человеческий род отравлен изначально. Священный писатель показывает, как набирает обороты страшная машина зла. Слова: «если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро» именно это означают. А слова Ламеха «я убил мужа в язву мне» означают, убил в отмщение за какое-то зло ему, Ламеху, принесенное. Но на самом деле разве не это мы видим на протяжении всей истории человечества? Как только человек получает в руки новое техническое достижение, так вскоре им овладевают силы зла. Самым лучшим словосочетанием, отражающим этот процесс, стало в страшном 20 веке выражение «гонка вооружений». Вот такая гонка вооружений на протяжении всей истории человечества. Но ведь за Авеля был дан Сиф. За злого Каина месть, зло, новые смерти, а за доброго Авеля новое рождение, новый человек. Это всякому поверхностному взгляду, говорящему, что Ветхий Завет книга, позволяющая или даже воспевающая месть. Если бы это было так, была бы воспета месть за Авеля. Но нет. За Авеля воспето рождение Сифа.

Основным занятием потомков Каина становится создание цивилизации: они строят города, развивают ремёсла, торговлю, искусство. Так неужели для того, чтобы создать цивилизацию, непременно нужно вначале совершить братоубийство? Неужели цивилизацию можно построить только на крови, и сама она требует крови? Наверное, это всё же не совсем так. Быть может, вопрос в том, для чего создаётся цивилизация? Казалось бы, ответ на него понятен: для того, чтобы сделать жизнь комфортней и безопасней. На первый взгляд, и города, и развитие ремесла, и появление искусства служат именно этим целям. Если бы не один небольшой эпизод с Ламехом, который хвалится тем, что отомстил за нанесённый ему ущерб так, что больше уже никому и никогда не придёт в голову решиться на что-нибудь подобное. И вот тут-то проглядывает обратная сторона цивилизации, сторона, пропитанная кровью. Казалось бы, не Ламех начал первый. Он лишь наносил ответные удары. Но наносил наотмашь, изо всех сил, не с тем, чтобы защитить себя, а с тем, чтобы убить, чтобы уничтожить врага, уничтожить в пример всякому, кто посмеет напасть. Здесь уже не самозащита, а месть, месть не только за себя, но и за Каина, которому приходилось унижаться и просить защиты у Бога (для того, кто, подобно Каину, считает Бога врагом и немилосердным судьёй, такая просьба не может не быть унизительной). Самоутверждение, в основе которого сила и месть — вот духовная основа падшей цивилизации. Неудивительно, что история её начинается с братоубийства. Нетрудно догадаться, каким может быть её конец.