Мысли вслух на Мк 2:14

Что так возмутило фарисеев? Да, Человек, Которого они считали праведником, приглашает к себе в дом грешника. Но разве раскаяние в грехе и обращение — вещь столь редкая, чтобы глубоко религиозные люди могли о ней забыть? И разве мало фарисейские миссионеры (а миссия в иудаизме евангельских времён была весьма активной) сами говорили о необходимости раскаяния, обращения, живой веры, следованию Торе, обращаясь, в том числе, и к грешникам? Конечно, здесь были свои границы. Считалось и было общепринято, что человеку прощается лишь грех невольный, совершённый по слабости или по незнанию, или вынужденно, когда, к примеру, обстоятельства делают греховный поступок единственным способом избежать смерти. Иное дело мытарь: тут сознательный и добровольный грех, который, как думали, Бог не прощает. А вот Иисус говорит иначе. Для Него непрощаемых грехов не существует. Как, очевидно, и для Его небесного Отца, Который хочет спасти всех, кого возможно. Конечно, своя правда в традиционном иудейском взгляде на грех была, и это была правда непреображённого мира, лежащего во зле. Мира, где зло распространялось само собой, а дорогу праведности приходилось пробивать с огромными усилиями, которые без помощи Божией оказывались просто невозможными. В таком мире сознательный грех действительно порождал такую цепочку следствий, остановить которую можно было бы, лишь пересоздав этот мир заново. Но ведь Иисус, в некотором смысле, как раз его и пересоздаёт. Он вносит в мир Царство, где каждый получает шанс начать свою духовную жизнь с чистого листа, фактически заново, в новом мире. Условие одно: все прежние грехи, всё зло должно остаться в прежней жизни. И саму эту прежнюю жизнь входящий в Царство должен оставить. Тогда лист действительно будет чистым, а новая жизнь полной.

Мы живем в мире, в который Христос уже пришел и нам трудно бывает оценить как много Он для нас сделал Своим приходом, ибо все у нас уже есть, ко всему мы привыкли. Но мы должны понимать, что разница наша с тем временем, когда пришел к нам во плоти Христос количественная, а не качественная, и доколе так мы должны стремиться держаться за тот Дух, Который был Им принесен, а для этого стараться прочитывать слова Евангелия не только на фоне наших дней, что тоже полезно, а пытаться понять, как они тогда могли быть восприняты. Бесценную помощь этому оказывает Ветхий Завет. Вспомним слова из Псалтири. «С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, дабы искоренить из града Господня всех делающих беззаконие. ( 100:8)». Так воспринимается грешник, как зло, которое нужно уничтожить. Мы должны до глубины души проникнуться этим представлением, чтобы понять, что значат слова, которые говорит нам Господь сегодня: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». Призвать к покаянию, то есть призвать к Себе. Не отвергнуть, как думали, а принять. Поистине только Господь мог совершить такой переворот.

В сегодняшнем отрывке можно выделить три эпизода: призвание Левия Алфеева, разговор с учениками фарисеев и Иоанна Крестителя о посте и разговор с фарисеями о соблюдении субботы. Во всех трех эпизодах показан нарастающий конфликт между Иисусом и фарисеями. Фарисеи не могут принять той новизны в отношениях с Богом и людьми, которую им предлагает Христос. В их представлении главное — буква закона. Они осуждают Иисуса за то, что Он общается с мытарями, сборщиками налогов в пользу Рима. Таких людей считали изменниками и большими грешниками. Для благочестивого человека считалось недопустимым сидеть с ними за одним столом. Но для Христа оказывается важным другое — жажда спасения, заставляющая многих мытарей и грешников следовать за Ним. Левий оставляет свое доходное место и тотчас идет за Иисусом.

Непонятно для фарисеев и отношение Иисуса к посту. Пост — аскетическое средство, к которому прибегали аскеты с давних времен в надежде приблизиться к Богу. Но ученики Христа не могут поститься: ведь Тот, к Кому они стремятся, уже с ними. Время поста наступит, когда Христа не будет рядом. Непонимание фарисеев Христос сравнивает с тем, как старая ткань не может быть зашита заплатой из новой, а старые, непрочные мехи для вина не могут удержать вина молодого. Чтобы воспринять те новые отношения, которые предлагает Иисус, нужно обновиться самим.

Так, Христос ставит ветхозаветный закон о субботе не над человеком, но на служение человеку. Для Бога человек важнее. Суббота сама по себе не имеет ценности, но установлена для человека. Христос, Бог, ставший человеком, «Господин субботы» утверждает первенство человека перед буквой закона, заменяя ее отношениями любви и веры.

Сегодняшнее чтение представляет собой короткое, но насыщенное описание проповеди Иисуса в его родной Галилее, где Он, как видно, нередко проповедовал не только в домах и синагогах, но и на открытом воздухе (ст. 13; под «морем» здесь подразумевается не Средиземное море, а Генисаретское озеро). Нередко в одном с Ним доме и за одним столом оказывались люди, чья репутация в обществе верующих была не слишком хороша (ст. 15). «Мытарями» называют в Евангелиях сборщиков налогов (податей), наподобие упомянутого в отрывке Левия Алфеева (ст. 14). В еврейском обществе их считали предателями, ведь они собирали налоги в казну Римской империи, под властью которой находилась в это время Палестина, и многие смотрели на них, как на пособников оккупационных властей. Неудивительно, что таким уважаемым среди верующих людям, как книжники и фарисеи, подобное соседство не очень-то нравилось (ст. 16). «Фарисеями» называют в Евангелиях членов особых религиозных братств, существовавших в это время при синагогах. Это была наиболее активная часть Синагоги, фарисеи много времени уделяли проповеди (не только среди евреев, но нередко и среди язычников), благотворительности, религиозному образованию. Они не без оснований считали себя ядром синагогальной общины, и соседство с людьми, которые с этой точки зрения ничего из себя не представляли, с людьми, известными своим очевидно неправедным образом жизни, конечно, должно было их коробить. К тому же, они не считали таких людей достойными общения с таким Учителем, как Иисус, а для Него считали зазорным садиться с ними за один стол. Что же касается Самого Иисуса, то Он, напротив, считает таких людей заслуживающими не отторжения, а помощи: ведь каждый их них может раскаяться в своих грехах и обратиться к Богу (ст. 17). И к религиозной жизни Он относится не так формально, как многие религиозные люди в то время: и пост, и суббота для Него не самоцель, а средство для того, чтобы установить отношения с Богом, столь необходимые человеку, который всегда остаётся главной целью (ст. 27–28). Такая позиция, конечно, неизбежно должна была привести к конфликту с религиозными формалистами, для которых никакие отступления от установившихся норм и правил неприемлемы по определению, так что образ нового вина, вливаемого в старый бурдюк (мехи) (ст. 22), едва ли мог вызвать у них что-нибудь, кроме раздражения.

Традиционное яхвистское, а позже и иудейское представление о грехе и его последствиях было достаточно жёстким, даже суровым. Очиститься можно было лишь от греха, совершённого ненамеренно — по слабости, например, по незнанию или по неосторожности. Очищение было не тождественно покаянию. Покаяние предполагало осознание человеком греха как такового, т.е. как именно греха, обращение к Богу и раскаяние, внутренний отказ от содеянного.

Предполагалось, что Бог во всяком случае прощает искренне кающегося — но прощение ещё не означало очищения. Очищение предполагало возможность избавиться от последствий совершённого греха, которые, если очищения не происходило, продолжали довлеть над человеком, препятствуя нормальному богообщению и лишая человека перспективы вхождения в Царство Мессии или, как его ещё называли в те времена, в Царство будущего века.

Такая жёсткость не была, разумеется, следствием какой-то особой мстительности или формализма верующих, она лишь отражала реалии падшего мира с их всевластием зла и греха. Однажды отдав себя добровольно во власть греха, человек оказывался впоследствии бессилен перед ним, он уже не мог вырваться из-под этой власти. Мытари же, т.е. сборщики податей, работавшие на римскую администрацию, считались именно добровольными грешниками — их ведь никто не заставлял заниматься тем, чем они занимались, и они с самого начала знали, на что идут. Знали они и то, что назад для них дороги не будет — ведь очиститься от последствий сознательно совершаемого греха невозможно.

Можно себе представить, что должны были чувствовать эти люди, узнав, что и у них тоже есть возможность снова стать частью народа Божия, очиститься, получить шанс начать всё с чистого листа. Немало из них, вероятно, впоследствии раскаивались и жалели о сделанном когда-то выборе, но деваться им было некуда — а тут вдруг появляется Тот, Кто обещает возможность невозможного прежде. Неудивительно, что мытари и прочие такого же рода люди, когда-то сознательно грешившие, а теперь раскаявшиеся, идут за Иисусом — Он ведь их единственная надежда.

Для благочестивых же фарисеев, гордящихся своей религиозной чистотой, такой поворот дела — повод скорее для раздражения, чем для радости: какой теперь смысл имеют все их усилия, направленные на сохранение себя в чистоте, если у тех, кто ничего такого не делал, появляются те же возможности, что и у них? Первая реакция религиозного сознания на эту ситуацию: зря старались, все усилия оказались напрасны. Иисус же говорит прямо: Он пришёл, чтобы призвать к покаянию тех, кому прежде оно было закрыто, настоящих грешников, а не формальных праведников — Ему ведь важно спасти каждого, кого можно спасти, а не тешить религиозное самолюбие тех, кто гордится своей мнимой праведностью.