Мысли вслух на Лк 24:11-12

Как видно из слов евангелиста, апостолы далеко не сразу поверили в воскресение Спасителя, даже тогда, когда им об этом засвидетельствовали. Возможно, конечно, недоверие в данном случае было связано с тем, что о столь важном событии им рассказали женщины: свидетельствам женщин, особенно когда дело касалось духовно-мистического опыта, было принято доверять не слишком.

И дело тут было не столько в недоверии к женскому свидетельству как таковому, сколько к той нередко свойственной женщинам эмоциональности и склонности к фантазиям, которые в духовной жизни легко могут сыграть с человеком злую шутку. И всё же дело было, вероятно, не только в этом.

Апостолы просто не верили в возможность воскресения Иисуса из мёртвых. Отчасти, может быть, даже боялись поверить. Ещё совсем недавно они были уверены, что станут участниками грандиозных событий, той мессианской войны, которой все ждали и которая, соответственно всеобщим ожиданиям, должна была закончиться немедленным торжеством на земле Мессии и Его Царства. Царства, разумеется, земного, всем видимого, сильного, такого, в реальности которого нельзя будет усомниться никому, даже злейшим его врагам.

А эти враги, разумеется, будут повержены, они будут валяться в пыли, прося пощады у тех, кем совсем ещё недавно пренебрегали и кого считали никем и ничем. Теперь все мечты и надежды рухнули, исчезли, как мираж в пустыне, оставив после себя пустоту, пережить которую казалось невозможным. Страх именно этой пустоты заставил учеников вначале разбежаться в Гефсимании в момент ареста Учителя, а потом прятаться по домам, избегая всякого общения с кем бы то ни было, за исключением друг друга. И вот теперь какие-то новые рассказы, какое-то продолжение истории, которого совсем не хочется, а хочется, чтобы всё поскорее закончилось и как-нибудь если не забылось (такое не забывается), то хотя бы улеглось внутри, и чтобы страшная пустота куда-нибудь исчезла.

Между тем, продолжение истории, кажется, не сулит ничего хорошего, во всяком случае, покоя ждать не приходится, рассказы женщин лишь бередят недавние раны. Скорее всего, конечно, им просто что-то показалось — у них ведь тоже болит сердце, а от боли чего не покажется… Тут-то и лежало то, что мешало поверить свидетельству. Ни у кого из учеников уже воскресшего Спасителя не умещалось в сознании, что пустота может быть не вытеснена куда-то, где её не будет видно, а заполнена, и заполнена именно Тем, Кто только что умер на кресте.

И осознание новой реальности пришло к ним далеко не сразу: ведь сознание падшего человека вообще не приспособлено к её восприятию. А когда (уже после Пятидесятницы) сознание апостолов изменилось, им стало ясно всё. Не тогда, когда воскрес из мёртвых их Учитель, а тогда, когда они сами приобщились жизни Его Царства. Но по-другому ведь и не бывает: реальность для человека лишь тогда становится реальностью, когда становится частью его собственной жизни. Или самой его жизнью — как может стать для христианина его собственной жизнью жизнь того Царства, которого он ищет.

Как видно из слов евангелиста, апостолы далеко не сразу поверили в воскресение Спасителя, даже тогда, когда им об этом засвидетельствовали. Возможно, конечно, недоверие в данном случае было связано с тем, что о столь важном событии им рассказали женщины: свидетельствам женщин, особенно когда дело касалось духовно-мистического опыта, было принято доверять не слишком.

И дело тут было не столько в недоверии к женскому свидетельству как таковому, сколько к той нередко свойственной женщинам эмоциональности и склонности к фантазиям, которые в духовной жизни легко могут сыграть с человеком злую шутку. И всё же дело было, вероятно, не только в этом.

Апостолы просто не верили в возможность воскресения Иисуса из мёртвых. Отчасти, может быть, даже боялись поверить. Ещё совсем недавно они были уверены, что станут участниками грандиозных событий, той мессианской войны, которой все ждали и которая, соответственно всеобщим ожиданиям, должна была закончиться немедленным торжеством на земле Мессии и Его Царства. Царства, разумеется, земного, всем видимого, сильного, такого, в реальности которого нельзя будет усомниться никому, даже злейшим его врагам.

А эти враги, разумеется, будут повержены, они будут валяться в пыли, прося пощады у тех, кем совсем ещё недавно пренебрегали и кого считали никем и ничем. Теперь все мечты и надежды рухнули, исчезли, как мираж в пустыне, оставив после себя пустоту, пережить которую казалось невозможным. Страх именно этой пустоты заставил учеников вначале разбежаться в Гефсимании в момент ареста Учителя, а потом прятаться по домам, избегая всякого общения с кем бы то ни было, за исключением друг друга. И вот теперь какие-то новые рассказы, какое-то продолжение истории, которого совсем не хочется, а хочется, чтобы всё поскорее закончилось и как-нибудь если не забылось (такое не забывается), то хотя бы улеглось внутри, и чтобы страшная пустота куда-нибудь исчезла.

Между тем, продолжение истории, кажется, не сулит ничего хорошего, во всяком случае, покоя ждать не приходится, рассказы женщин лишь бередят недавние раны. Скорее всего, конечно, им просто что-то показалось — у них ведь тоже болит сердце, а от боли чего не покажется… Тут-то и лежало то, что мешало поверить свидетельству. Ни у кого из учеников уже воскресшего Спасителя не умещалось в сознании, что пустота может быть не вытеснена куда-то, где её не будет видно, а заполнена, и заполнена именно Тем, Кто только что умер на кресте.

И осознание новой реальности пришло к ним далеко не сразу: ведь сознание падшего человека вообще не приспособлено к её восприятию. А когда (уже после Пятидесятницы) сознание апостолов изменилось, им стало ясно всё. Не тогда, когда воскрес из мёртвых их Учитель, а тогда, когда они сами приобщились жизни Его Царства. Но по-другому ведь и не бывает: реальность для человека лишь тогда становится реальностью, когда становится частью его собственной жизни. Или самой его жизнью — как может стать для христианина его собственной жизнью жизнь того Царства, которого он ищет.

Интересно: почему апостолы, идущие дорогой в Эммаус, не узнают своего Учителя? Конечно, они не ожидали Воскресения, им казалось, что всё кончено, и Тому, Кого они считали незнакомцем, они с горечью рассказывали обо всём, «что было в эти дни в Иерусалиме». Но как можно не узнать Того, с Кем провёл рядом несколько лет, общаясь ежедневно? Изменившаяся человечность, нелегко воспринимаемая глазами и чувствами падшего человека? Наверное, да, ведь Царство непреображённому зрению открывается с трудом и лишь отчасти. Но ведь в момент хлебопреломления они видят Его совершенно ясно! Что же произошло? Богослов, наверное, сумел бы выстроить на одном этом факте целую сакраментологию. Но дело, быть может, тут и проще, и сложнее: ученики просто приобщились к Царству, вошли в него и оказались прямо в его центре, там, где Он, их Учитель. А из Царства Царство видно хорошо, и апостолы, конечно, сразу же без проблем разглядели Иисуса. А вот как и почему оказывается, что Царство то открывается ученикам, то снова от них закрывается, остаётся лишь догадываться. Ясно одно: теперь оно действительно рядом, рядом настолько, что перейти его границу можно, даже не заметив этого. Но, с другой стороны, можно, оказывается, перейти границу Царства, не заметив не только границы, но и самого Царства! Можно пройти сквозь него, ничего не увидев и не ощутив, не заметив даже Того, Кого, пока Он принадлежал ещё по своей человеческой природе к непреображённой части мироздания, не заметить было невозможно. По-видимому, нужно отношение, актуализирующееся здесь и теперь, связь, подобная той, которая объединяет собравшихся вокруг преломляемого хлеба, чтобы пережить реальность Царства. А оно, оказывается, бесконечно велико: стоило апостолам лишь узнать Иисуса, оказаться в одном с Ним духовном измерении, как Он тут же исчезает из виду, растворившись в бесконечной дали: ведь Он в центре Своего царства, а апостолам, как видно, до центра ещё очень далеко… И всё же встреча состоялась. Это главное. Остальное приложится, ведь впереди — целая жизнь. Жизнь, которую предстоит прожить в Царстве.

В сегодняшнем рассказе евангелиста Луки о явлении Воскресшего Христа Луке и Клеопе на пути в Эммаус обращают на себя внимание несколько тесно связанных с нашей жизнью моментов. Во-первых, это основная мысль слов Господа о том, что так «надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою». Он говорит Луке и Клеопе, что Распятие и Воскресение не просто трагическая случайность, когда в результате человеческой злобы погиб Христос. Это — как настойчиво подчеркивают авторы богослужебных текстов — добровольное явление Божьей любви, жертва, принесенная Им ради нашего спасения.

Во-вторых, замечательные слова учеников: «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге...». Мы часто недоумеваем, почему мы так плохо слышим Бога, почему мы не узнаем Его присутствия. Вот это горение человеческого сердца, когда оно соприкасается с истиной — величайший дар Творца нам, дар узнавания времени посещения. Лука и Клеопа были первыми и дали нам важнейший пример. Теперь, после их свидетельства, мы знаем, что так бывает, когда мы переживаем встречу с Воскресшим.

И, наконец, в-третьих, тот факт, что окончательное, ясное и полное узнавание происходит в преломлении хлеба. Толкователи расходятся в объяснении этих слов Евангелия. Быть может, говорят одни, Господь преломил хлеб характерным жестом, который Лука и Клеопа могли видеть раньше. Другие полагают, что в момент преломления хлеба ученики увидели раны от гвоздей на руках Воскресшего Христа. Третьи думают, что Господь, давая им хлеб, сказал: «Это Тело Мое». Четвертые считают, что это — тайна, которую невозможно объяснить рационально. Одно не подлежит перетолкованию: несомненная и полная встреча с Воскресшим Христом происходит в Преломлении Хлеба, то есть — в Евхаристии. И это так не только для Луки и Клеопы, но для всех любящих Иисуса с того дня до скончания века.

Сегодняшнее чтение подробно излагает встречу учеников с воскресшим Иисусом по дороге в Эммаус (ст. 13–35). Этому изложению предшествует упоминание о пустой гробнице, обнаруженной женщинами, а также о встрече их с ангелами, о которой они сообщили апостолам (ст. 1–12). Казалось бы, рассказ женщин должен был подготовить учеников к мысли о возможности увидеть Учителя воскресшим, тем более, что и Пётр, побывавший в гробнице, убедился, что она пуста, тем самым подтвердив их рассказ, которому апостолы вначале не поверили (ст. 11–12). И всё же шедшие по дороге в Эммаус ученики не узнают Иисуса, идущего рядом с ними (ст. 15–16). И лишь за трапезой, в момент, когда Он разломил хлеб и прочёл соответствующую иудейскую молитву, читающуюся во время хлебопреломления, апостолы узнали Его (ст. 30–31).

Ситуация, на первый взгляд, довольно странная: вначале ученики видят Иисуса совершенно явственно, но не могут понять, что это Он, а затем, узнав Его, почему-то вдруг теряют Учителя из виду. Между тем, здесь перед нами, возможно, описание реальности Царства, как она открывается человеку, пребывающему на границе между ним и ещё не преображённым миром. После пришествия Христа Царство уже не отделено от нас преградой, как это было раньше, и теперь каждый, живущий духовной жизнью, может иногда видеть пребывающих в Царстве, как апостолы видели воскресшего Иисуса.

Но увидеть и узнать — не одно и то же. Для узнавания необходимо не просто увидеть Царство извне, нужно войти в него, и с апостолами это происходит в момент хлебопреломления: так же, как когда-то на Тайной Вечери, они оказываются в Царстве, и тогда узнают Иисуса, преломляющего и благословляющего хлеб. Если бы они смогли удержать открывшуюся им полноту Царства, они, быть может, не потеряли бы из виду Учителя; но они ведь и до воскресения нередко видели Его не духовным, а одним лишь физическим зрением. Так и теперь: духовное зрение, столь необходимое для жизни в Царстве, прорезалось у них лишь на мгновение и вновь погасло, и тогда, продолжая пребывать в Царстве физически, они оказались в нём как бы слепыми: доступным для их восприятия осталось лишь то, в чём оставалось ещё непреображённое естество.

Если бы в Иисусе оставалась ещё прежняя, непреображённая человечность, они, возможно, не потеряли бы Его из виду. Но после воскресения её в Иисусе уже не было, и потому ученики уже не могли больше Его видеть. Казалось бы, после воскресения Иисуса всё в жизни апостолов должно было измениться. Но, чтобы такие изменения произошли, мало было одних лишь встреч с Воскресшим, апостолам нужно было ещё перемениться самим, а для этого требовалось время и особое действие духа Божия, которое было ещё впереди.

Читая евангельские рассказы о встречах и общении учеников с воскресшим Учителем, многие задумываются над тем, почему, узнав Его в момент преломления хлеба, апостолы тут же теряют Спасителя из виду. Казалось бы, только что, идя по дороге, они видели Его совершенно ясно, Он был рядом, и вот Его уже нет, и неизвестно, как и куда Он исчез. Между тем, близость Царства, входящего в мир, может многое тут объяснить.

Иисус ведь ещё до Своей смерти и Своего воскресения говорил о том, что Царство приблизилось, что оно теперь рядом, что оно уже входит в мир. И после Своего воскресения Он снова подтверждает эту мысль. Но теперь ситуация изменилась: после воскресения Иисус уже принадлежит Царству полностью, а в этом мире присутствует постольку, поскольку Царство в него вошло. Он уже не переходит границ Царства, не касается падшего мира — не физической природы как таковой, а той её части, которая с Царством ещё не соприкоснулась. А апостолы между тем ещё принадлежат именно падшему миру, притом принадлежат всецело — для них ситуация изменится только после Пятидесятницы, когда они соприкоснутся с Царством, почувствуют его дыхание, войдут в него.

Тогда они и научатся видеть Царство таким, какое оно есть, воспринимать его бесконечную глубину, в которой нет расстояний и где Христа поэтому встретить легко и просто — достаточно лишь позвать Его. Пока же, до Пятидесятницы, ученики видят лишь, так сказать, окраину Царства, ту его границу, которой оно соприкасается с непреображённым ещё миром. Сама граница прозрачна, её легко не заметить. И воскресший Спаситель, находящийся по другую её сторону, кажется, идёт по той же дороге, что и апостолы. Он и правда идёт по той же дороге, но Его часть дороги пролегает по ту сторону границы, разделяющей Царство и падший мир.

Ученики, разумеется, никакой границы не замечают: они уверены, что таинственный Незнакомец — обитатель их мира, а не житель Царства. И пока Он находится так же близко к границе со Своей стороны, как Его ученики — со своей, апостолы ничего не замечают. Но вот наступает момент хлебопреломления, и Иисус оказывается там, где Он в этот момент только и может быть: в центре Своего Царства, как положено Царю. От границы Царства Он уходит в его глубину.

И, естественно, становится невидимым для апостолов: ведь так далеко вглубь Царства они пока ещё заглянуть не могут. Им кажется, что Учитель исчез как раз в тот момент, когда они наконец догадались, Кто перед ними. На самом деле Иисус, конечно, никуда не исчезал: будь апостолы в состоянии видеть Царство таким, какое оно есть, они бы увидели там своего Учителя во славе. Но их время ещё не пришло. Пятидесятница была ещё впереди. А пока апостолам оставалось лишь удивляться и гадать, отчего это их Учитель так неожиданно появляется и так же неожиданно исчезает из виду.

Весть о Воскресении Иисуса составляет сердцевину апостольской проповеди, центр христианства. Сегодня евангелист показывает, какой невместимой, ошеломляющей она была для первых учеников. Лука описывает их сомнения и колебания для того, чтобы отразить опыт своей общины (местной церкви), но его рассказ вполне может относиться и к нам. Мы ведь тоже не раз слышали о Воскресении, не раз читали о нем в Евангелии, слышали на проповеди в церкви, сами рассказывали другим. Но, как двум Эммаусским путникам, нам очень трудно поверить в Воскресение, пока Сам Господь незаметно для нас не расширит наши сердца, не откроет для нас Своим Духом Писание, свидетельствующее о Его Воскресении. Воскресение — не абстрактная богословская концепция. Вера в него основана на личной встрече с Воскресшим — как встретили Его мироносицы, как узнали Его в преломлении хлеба двое учеников, как Он предстал перед всеми апостолами. Но она также основывается и на нашей встрече — пусть мы еще не узнали, Кто говорил с нами на дороге нашей жизни — но горение сердца и радость о Воскресшем Господе уже свидетельствует о том, что мы становимся причастниками Его славы.

Утром Воскресения первыми пришли ко гробу женщины. Считается, что женщинам, согласно нравам того времени, в меньшей степени, чем мужчинам, угрожала расправа за выражение сочувствия казнённому, поэтому они и не опасались приходить на Его могилу. Пусть даже так, не будем на этом основании умалять степень их любви и преданности Учителю. Есть сила открытая, видимая сразу и бесспорная, но есть и другая сила, проявляющаяся в кажущейся слабости. Много раз "слабый" пол оказывался сильным именно в тех ситуациях, где требовалась именно такая сила, совершающаяся в немощи.

Но и откровенная сила, требуемая от мужчины, не отвергается. Мы видим Петра, преодолевшего временное отступничество, и снова узнаём его характер, его решимость и порывистость. Силы возвращаются к нему.

Противники христианства называют его религией слабых. Нет, христианство делает слабых сильными, и само является источником силы. Только это не та сила, которая, подобно культуристу, щеголяет накачанными мышцами. Сила веры не сразу заметна и часто не принимается в расчёт. Голиафу тоже не приходило в голову, что его победит скромный юноша Давид, не обладавший богатырской мускулатурой.

В конце своего Евангелия евангелист собирает три небольших рассказа о том, как ученики узнали самую важную весть в своей жизни — что Иисус жив. И эти три рассказа, очень непохожие друг на друга, возможно, показывают разные стадии этого осознания. Так, в первом отрывке мы даже не видим Иисуса. Вместо Него — странная, непонятная весть о том, что Он не мертв: «Что вы ищете живого между мертвыми?». Небесные вестники предлагают женщинам вспомнить былые дни, когда Христос говорил о том, что смерть не сможет остановить Его. Прежде, чем увидеть Воскресшего, они должны вспомнить это пророчество, это обещание и поверить Его слову. Вера открывает перед ученицами возможность опытного знания о Воскресении, и это путь всех тех, кто не видел Воскресшего своими глазами, но верит невероятному — Он жив!