Мысли вслух на Деян 2:36-41

Странной может показаться реакция иудеев, слушающих проповедь Петра, учитывая то, что его последние слова говорили об их вине. Петр, призывая их поверить в Иисуса Христа, не боится этой правды. У него нужно учиться такому поведению, когда, рассказывая о чем-то, проповедуя, не боишься сказать человеку об истине, зная даже, что она «против него». И какова же реакция? «Они умилились сердцем». И именно потому, что сказанное было истиной и сказано было с любовью. Кроме того, эти люди не закрылись и не ожесточились против сказанной им правды, они приняли ее и захотели что-то изменить. И тогда на эту готовность сердца Бог отзывается и посылает дар: умиление сердца — что-то, меняющее само сердце, причем в лучшую сторону, созидая в нем милость, любовь к окружающим. И Господь не стал исключением - они полюбили и Его. А что может быть чудесней ощущения любви к Богу?

Странной может показаться реакция иудеев, слушающих проповедь Петра, учитывая то, что его последние слова говорили об их вине. Петр, призывая их поверить в Иисуса Христа, не боится этой правды. У него нужно учиться такому поведению, когда, рассказывая о чем-то, проповедуя, не боишься сказать человеку об истине, зная даже, что она «против него». И какова же реакция? «Они умилились сердцем». И именно потому, что сказанное было истиной и сказано было с любовью. Кроме того, эти люди не закрылись и не ожесточились против сказанной им правды, они приняли ее и захотели что-то изменить. И тогда на эту готовность сердца Бог отзывается и посылает дар: умиление сердца — что-то, меняющее само сердце, причем в лучшую сторону, созидая в нем милость, любовь к окружающим. И Господь не стал исключением - они полюбили и Его. А что может быть чудесней ощущения любви к Богу?

Христианскими историками и богословами не раз высказывалось мнение, что вся история падшего человечества есть, в сущности, не что иное, как повторение грехопадения в разных формах. И, наверное, если говорить о еврейской истории, как об истории народа Божия, казнь так долго ожидаемого Мессии, Которого большая часть народа так и не удосужилась заметить, является лучшим тому свидетельством.

В самом деле, Иисуса приговорили к смерти не за лжемессианизм и даже не за религиозные преступления (такого рода обвинения, выдвинутые в Синедрионе, были всего лишь ширмой), а только потому, что Он мешал властям (и светским, и религиозным) играть в свои политические игры. И здесь, кажется, проявляется характерная черта падшей человеческой природы, быть может, как раз именно то, что когда-то, на заре истории человечества, стало причиной его падения: искажение духовной перспективы, из-за которого самое важное кажется мелочью, не стоящей внимания, а маловажное, порождённые самим человеком иллюзии и миражи — наиважнейшим.

Весь духовный ужас ситуации, может быть, как раз именно в том и заключается, что Христа распяли походя, нисколько не думая о Нём не только как о Мессии, но даже просто как о человеке, не думая хотя бы в той мере, в которой вообще требует задуматься любой выносимый всякому без исключения человеку смертный приговор. Через Мессию, Которого на словах так ждали, просто переступили, как через мешавшую властям преграду. А ведь готовность перешагивать через людей, которые мешают, и идти к цели по трупам можно считать характернейшим проявлением падшей человеческой природы.

Но вот наступил день Пятидесятницы, в мир ворвалось дыхание Царства, зазвучала проповедь апостолов. И слушавшие их сами оказались в Царстве, где духовная перспектива отнюдь не искажена, подобно тому, как искажает её падший мир, где все вещи и все ситуации выглядят такими, какими видит их Бог.

И ответом на проповедь стал вполне закономерный в такой ситуации вопрос: так что же нам делать теперь, когда самое страшное уже произошло, а мы все, в той или иной степени, в нём поучаствовали? И — такова жизнь Царства! — сам этот вопрос стал началом пути к спасению. Ведь для Бога нет непоправимого — воскресение Христа тому свидетельство. Непоправимо лишь одно: нежелание людей признавать очевидное. И, прежде всего, свой собственный грех.

Как видно, люди, слышавшие Петра, восприняли его проповедь всерьёз. Вопрос «так что же нам делать?» прозвучал не случайно. В самом деле: если речь идёт об отвержении Самого Мессии, притом сознательном, от последствий такого греха не уйти. И яхвизм, и иудаизм традиционно смотрели на осознанный грех как на такой, последствия которого довлеют над человеком бесконечно, даже если человек этот глубоко и искренне раскаивается в том, что сделал. А тут грех участия в смерти Мессии… Было о чём задуматься и чего бояться.

Пётр тут же указывает слушающим его людям на единственно возможный выход из ситуации. На выход, ставший возможным именно благодаря Тому, Кого, по слову апостола, люди убили, а Бог воскресил. И выход этот связан с возможностью приобщиться той новой жизни, жизни Царства, которая в день Пятидесятницы стала реальностью, открытой каждому.

Входя в Царство, человек начинает свою жизнь заново. С чистого листа. Последствия всех совершённых им грехов остаются в прежней жизни, если, конечно, человек не тащит их с собой. А чтобы такого не случилось, необходимо то самое обращение, о котором говорит евангелист. В Синодальном переводе оно традиционно названо покаянием, но речь идёт именно об обращении — соответствующее греческое слово оригинала, по крайней мере, означает именно это. А обращение — это не только возвращение к Богу, от которого отвернулся. И не только эмоциональное раскаяние в совершённых грехах.

Это ещё и осмысление сделанного, осознание духовного качества своих поступков, тех интенций, которые за ними стоят. И сознательный отказ от тех из них, которые несовместимы с Торой, с Евангелием, с данными Богом заповедями. Тогда действительно можно начать новую жизнь с чистого листа. Тогда реальностью могла стать и та общинная жизнь, о которой говорит автор Книги Деяний: ведь она может существовать лишь до тех пор, пока каждый член этой общины живёт жизнью Царства во всей доступной ему полноте. Так, как оно и должно быть в Церкви с большой буквы.

Первая проповедь апостола Петра в день Пятидесятницы заставила многих людей «умилиться сердцем» и задать вопрос: «Что же нам теперь делать?» Каждый из людей, которого достигает Благая Весть, задается этим же вопросом. И вот ответ, который предлагает нам Бог через Свою Церковь.

Первое: покайтесь. Мы уже много раз здесь обсуждали тему покаяния. Просто вспомним: это поворот ума, признание себя несамодостаточным и грешным и обращение к Богу как источнику жизни и любви. Второе: креститесь. Речь идет об всецелом омовении как знаке покаяния и начала новой жизни. Во имя Иисуса Христа — означает из доверия к Нему и послушания Ему, ради соединения с Ним в Его смерти и воскресении. Третье: дар Святого Духа. Мало очиститься от греха, надо заполниться праведностью; мало начать новую жизнь, надо, чтобы это была жизнь в Духе Святом. И нам это все протянуто, как дар, остается только принять, взращивать и хранить

Услышавшие проповедь Петра покаялись и в тот же день крестились, и это был ответ как тем, кто кричал: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:25), - так и тем, кто до сих пор обвиняет весь народ в богоубийстве. Но Христос пошл на жертву ради спасения грешников, а не ради их погибели.

А дальше мы читаем о массовом энтузиазме уверовавших, проявившемся не только в крещении, но и в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах. Всё это свидетельствует о желании тысяч уверовавших радикально изменить жизнь. То была весна Церкви, и она веками будет казаться христианам недосягаемым, но желаемым образцом, и впоследствии будет много попыток повторить или имитировать эту пору. Многие из таких попыток окажутся неудачными, ведь плоды Духа невозможно копировать, да и не нужно. Гораздо важнее в каждый исторический момент заново давать Духу действовать.

Но, отказываясь копировать быт ранней Церкви во всех подробностях, строя церковную жизнь в чём-то иначе, необходимо помнить о том, что и на земле можно жить, пусть не в полноте, но в максимальном приближении к норме. Да, к норме, а не идеалу, далёкому и кажущемуся недостижимым. Норма же реальна, хотя и кажется невозможной.

Церковь молода и полна сил — сил, которые вдохнул в нее Дух Господень. Спасенные прилагаются тысячами, совершается множество знамений, все верующие приняли дар Духа Святого и пребывают в страхе Божием, их жизнь — образец полноценной жизни христианина (см. Деян. 2:42). Ну просто не жизнь, а мечта… Но мечта — это что-то, по большей части, недостижимое, что-то придумывающееся для отвода совести. Мол, это идеал, несовместимый с реальностью. А то, чем живут первые христиане, это как раз настоящая реальность. Которая реальнее того, в чем живем мы сейчас. И в беседе с Никодимом Господь говорит именно про это новое бытие — про Царство Божие, которое внутри них и посреди них (см. Лк. 17:21, Мф. 18:20). Через покаяние, через крещение от воды и Духа, через рождение свыше мы можем войти, точнее, даем Христу возможность привести нас в эту другую жизнь (см. Ин.3:13). Может быть, мы сами этого еще не заметили, но Он уже сделал все. Нам остается лишь в это верить, как ни во что другое. Верить, чтобы постепенно осознавать, что же с нами произошло…

Мы привыкли воспринимать факт воскресения Иисуса как несомненное доказательство Его мессианства. Между тем Пётр обращает внимание не только на воскресение. Он связывает это событие с историей еврейского народа. С историей его отношений с Богом. С историей союза-завета. И лишь в этом контексте слова апостола о воскресении Иисуса из мёртвых обретают ту полноту смысла, на основе которой Пётр строит свою проповедь.

Оно и понятно: ведь мессианство — не что-то существующее само по себе, отдельно от яхвистской и иудейской традиции в целом. И воскресение Спасителя — не изолированный акт мировой истории. Процесс спасения человечества не сводится к воскресению Христа из мёртвых. Он не сводится даже к самой личности Христа, к Его земному служению.

Скорее наоборот: служение Спасителя стало центром и исторической кульминацией процесса Спасения. Того процесса, который начался даже не с грехопадения, а, наверное, ещё раньше: со второго дня творения, когда вода — библейский символ хаоса — хлынула в мир, грозя его затопить. А потом был мир, сотворённый для противостояния этому хаосу, и был человек в мире, не сумевший его от хаоса уберечь. Не только не сумевший, но и сам попавший в плен того же самого хаоса. И тогда началась история спасения человечества, и появился народ Божий, и пришёл Мессия.

Тут-то и начинается самое главное, то, что определяет, остаётся ли народ Божий народом Божьим. Начинается путь народа за Богом. Путь, на котором возможны и верность, и отступничество. И того, и другого в еврейской истории было много. Но верные оставались всегда, пусть даже в меньшинстве. А когда пришёл Мессия, вопрос верности Богу и призванию стал вопросом верности Мессии. Конечно, Божий план всё равно будет осуществлён, как это не раз бывало в еврейской истории, когда он осуществлялся не столько благодаря народному участию в событиях, сколько вопреки ему.

Так было и с Мессией: «вы убили, а Бог воскресил» — такова главная мысль Петра. План Божий снова осуществляется вопреки народу. Об этом и свидетельствует апостол. Не только о воскресении Мессии, но и обо всей истории спасения. И о роли в ней народа Божия. А заодно и об ответственности каждого, кто так или иначе в этой истории участвует. Ведь перед Богом стоит всё-таки не народ, а конкретный человек. Со своими «да» или «нет» Богу. И с последствиями этого «да» или этого «нет».

Говоря собравшимся о Христе и Его воскресении, Петр упрекает в Его казни собравшихся. Должно быть, не все из присутствовавших были реальными виновниками расправы, но, молчаливо согласившись или же проявив равнодушие, все они оказались причастны к отвержению так долго ожидавшегося народом Мессии. Но не для того Петр говорит об этом, чтобы обвинить собравшихся и тем самым самоутверждаться за их счёт, а чтобы призвать к покаянию, как и сам покаялся в собственной слабости, и искупить отвержение принятием Христа.

Петр снова раскрывает смысл ветхозаветных пророчеств и опять подводит слушающих к мысли о том, что Иисус и есть Мессия. На этот раз он опирается на пророческие прозрения Давида, и мы видим, как неожиданно раскрывается их смысл после Воскресения, давшего ключ к пониманию многих мест Писания, до той поры непонятных.

Со дня Пятидесятницы начинается новое время — время апостольской проповеди и действия Святого Духа в Церкви. Об этой главе, наверное, сказано и написано больше, чем обо всей остальной части Деяний, но здесь мы можем остановиться лишь на некоторых моментах. Когда мы говорим о Духе, мы должны понять, как Он, невидимый и непостижимый, проявляется в жизни человека и в жизни Церкви. Прежде всего, горение сердца побуждает апостолов, которые прежде боялись показаться на людях, выйти на площади Иерусалима и проповедовать Царство, явленное в Иисусе. В проповеди Петра мы видим чрезвычайную смелость (кто-то, наверное, сказал бы «оригинальность») в толковании Писания, особенно псалмов Давида — и это тоже дар Духа — видеть и воспринимать Божье откровение в Писании и современных событиях. Наконец, в последней части главы мы видим, как Дух умножил и преобразил апостольскую общину. Эти стихи (41-47) стоит еще раз внимательно перечитать, чтобы понять, на каких принципах Господь начинает строить Свою Церковь.

Сегодняшнее чтение рассказывает нам о том торжестве Царства, которое обещал Иисус Своим ученикам. И торжество это оказалось не чем иным, как нисхождением Святого Духа на апостолов, столь подробно описанным евангелистом (ст. 1 – 4). На первый взгляд, в этом описании присутствуют все традиционные элементы, характерные для ветхозаветной пророческой традиции: ведь и в древности действие духа Божия порой проявляло себя дуновением ветра (2 Цар. 5 : 22 – 24), а присутствие Божие, называемое обычно в Библии «славой», нередко напоминало огонь или свет (Исх. 40 : 34 – 38). Но теперь это присутствие затрагивает не только тех, кто находился в комнате. Оно распространяется и на тех, кто слушал апостолов на иерусалимских улицах. И они воспринимают проповедь апостолов так, как будто те говорят на родном языке паломников, приехавших в Иерусалим на праздник из самых разных стран (ст. 5 – 13). И дело, конечно, не в том, что у апостолов вдруг появились некие сверхъестественные способности к иностранным языкам. Ведь, даже будь оно так, на иерусалимских улицах в дни праздника Шавуот (Пятидесятницы) было представлено столько наций и языков, что апостолы не смогли бы проповедовать одновременно для всех, даже если бы каждый из них действительно заговорил бы на каком-нибудь иностранном языке: в приведённом евангелистом (очевидно, неполном) списке их явно больше двенадцати. Дело, по-видимому, в том, что слушавшие апостолов тоже оказались в Царстве, где никаких языковых барьеров нет. Здесь смыслы воспринимаются не через слово, а непосредственно, от сердца к сердцу, воплощение же их происходит уже в душе слушающего, который, естественно, выражает воспринятое словами родного языка. Так исполнились слова Спасителя о Царстве и о Духе, сказанные апостолам во время Вознесения (Деян. 1 : 8). Но Пятидесятница была лишь началом истории Царства, входящего в мир, и теперь апостолы прекрасно это поняли. Так, Пётр, с одной стороны, говорит о конце времён, который уже пришёл (ст. 14 – 21), а с другой — о той новой эпохе, которая наступила после воскресения Спасителя (ст. 25 – 36). Главный же смысл его проповеди заключается в том, что ещё не поздно обратиться и принять распятого и воскресшего Мессию, что, хотя последний день уже настал, врата Царства ещё отнюдь не закрыты, наоборот, они распахиваются настежь для каждого, кто готов войти (ст. 37 – 40). Такое свидетельство было крайне необычным: ведь с концом времён, согласно традиционным представлениям, связывался только Суд, ни о каком обращении речь уже не шла, раскаиваться в день Суда, как считалось, было поздно. А теперь оказывалось, что история спасения, в сущности, только ещё начинается, и шанс на него есть у каждого, даже у тех, кто оказался прямо или косвенно причастен к той смерти, которой Спасителю пришлось умереть на кресте (ст. 36 – 38). Так завершилась земная история и началась история Царства, входящего в мир.

Что-то обязательно происходит, когда Дух Святой наполняет человека. Это совсем не всегда выражено так, как было у апостолов в день Пятидесятницы, но всегда Дух приносит с Собой какое-то изменение, «настроенность» на благое (см. Еф. 5:9). Кроме того, у Духа есть совершенно определенные плоды, их перечисляет апостол Павел: «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22). А что же принес Дух в апостолам в день Своего сошествия? Они начали говорить на иных языках, но это не было бессмысленным и непонятным окружающим шумом. «Все изумлялись и дивились», потому что слышали каждый собственное наречие, в котором они родились. Таким образом, Слово Божие стало доступно всем, кто находился рядом и хотел слушать. И вот мы видим, что такое действие Святого Духа объединило сразу большое количество людей, которые осознали, что их тут понимают! Вспомнив выражение «мы говорим на разных языках», мы можем сказать, что ни один из заложенных в него смыслов не имеет отношения к сегодняшнему отрывку. Дух объединяет! Он способен выстроить отношения, помирить враждующих, подсказать необходимые слова. Именно поэтому Господь призывает нас не полагаться только на свои силы. И это касается даже такой мелочи, как простой общение с человеком, сидящим рядом в метро.