Мысли вслух на Мк 9:30-50

Сегодняшний отрывок посвящён одной из основных тем всего Нового Завета — теме Царства Божия. Особенно важно здесь то, что объяснения, касающиеся Царства, даёт Сам Иисус. В центре Его рассказа образ ребёнка, который и символизирует собой тех, кто в Царстве Божием занимают первые места (ст.36–37). Соблазняющий ребёнка хуже убийцы, ведь даже убийца достоин суда, а такого соблазнителя Иисус сравнивает с человеком, которого бросают в море с тем, чтобы утопить без всякого суда (ст.42). Этот образ, конечно, появляется не случайно. В традиционном, патриархальном обществе, в больших семьях дети, как правило, занимали не те почётные первые места, которые они нередко занимают в современных семьях. На детей смотрели, как на естественных слуг и помощников, на младших членов большой семьи или патриархального рода, которые действительно были младшими, а потому положение такого «естественного слуги» их ничуть не травмировало и не воспринималось ими, как унижение или недостаток внимания или любви. Любой взрослый человек в таком положении почти всегда ощущает некую второсортность и зависимость, что и понятно, учитывая, насколько значимо в глазах взрослого социальное положение и связанный с ним статус. Дети об этом не задумываются, и для них поэтому здесь нет никакой проблемы. По-видимому, именно это и имеет в виду Иисус, приводя в пример ребёнка, как образец жителя Царства Божия: для тех, кто хочет быть его жителем, важно отказаться от традиционных представлений о значимости общественного положения и социального статуса. Конечно, в этом случае всегда остаётся опасность того, что рядом могут оказаться люди, желающие воспользоваться таким положением вещей, так же, как во все времена находились люди, готовые воспользоваться известной наивностью ребёнка и злоупотребить ею; об этом-то грехе Иисус и говорит, что он хуже убийства и недостоин даже суда — ведь человек, так поступающий, не только сам отвергает полноту жизни Царства Божия, но не позволяет получить её и другим. Между тем, в жизни человека всегда находится нечто, что мешает ему стать ребёнком в том смысле, как говорит об этом Иисус: это может быть «рука», или «нога», или «глаз», словом, всё, что человек использует для того, чтобы не быть тем ребёнком, который может войти в Царство. И от того, что мешает, Иисус советует избавляться без сожаления (ст.43–48). Иногда может казаться, что при этом теряешь что-то жизненно важное, такое, без чего жизнь станет ущербной; но на поверку оказывается, что мнимая «полнота» приводит совсем не туда, где можно найти полноту жизни, а кажущаяся ущербность в конце пути оборачивается полнотой Царства Божия.

Каждому читающему Евангелие бросается в глаза характерное различие в словах Христа о тех, кто не с Ним, и о тех, кто не против Его учеников. В отношении Себя Самого Господь говорит: "Кто не со Мною, тот против Меня, и кто не собирает со Мною - тот расточает". Когда же ученики жалуются Христу на некоего человека, который именем Христовым совершает чудеса, а с ними не ходит, Господь говорит им: "не запрещайте ему... кто не против вас, тот за вас". Учеников можно понять. Если этот неизвестный человек настолько верит Христу, что именем Его изгоняет бесов, как он может не следовать путем Двенадцати апостолов? Разве их путь ущербен, ошибочен? Нет, путь Двенадцати не ошибочен - но и не единственен. Приходящие в общину учеников Христовых люди веками пытаются "запрещать" тем, кто не ходит за ними. Сегодняшний отрывок из Евангелия от Марка прямо отвергает такие попытки.

Характерно, что евангелисты ничего не рассказывают нам о таких людях, не ходивших за учениками, но ходивших по путям Иисуса Христа. Лишь иногда, вскользь, мы узнаем, что их было не так мало. То вдруг апостол Павел найдет общину крестившихся крещением Иоанновым, и своей апостольской властью передаст им дар Святого Духа. То он же засвидетельствует в письме о существовании более, нежели пяти сотен свидетелей Воскресения... В конечном итоге все поверившие Христу входят в одну святую вселенскую апостольскую Церковь. Но люди делают это, следуя за Иисусом Христом, а не за кем-то еще.

Вопрос о власти для падшего мира всегда был главным. У кого больше власти, тот в этом мире и больше во всех остальных смыслах. Речь идёт, разумеется, о власти в настоящем значении слова — о душах, о людях, о человеческих жизнях, которыми можно манипулировать по собственному усмотрению. Это и есть власть как таковая. Всё остальное — лишь средства, и грубое принуждение из них ещё не самое страшное. Истинная цель, которой, правда, может и не знать рвущийся к власти, всегда одна: заполучить себе жизнь другого человека. Не физическую жизнь, а то, что в Библии называется душой, поток жизни, данный человеку Богом и в каждом случае уникальный.

Вот его-то и хочет заполучить рвущийся к власти, к этой самой жизни другого или других он жаждет получить доступ, он хочет подчинить её себе так, чтобы распоряжаться чужой жизненной силой и тратить её по собственному усмотрению так же, как тратит он свою собственную жизнь. Разумеется, каждый понимает жизнь в меру собственного духовного состояния, но одно оказывается общим: рвущийся к власти жаждет распоряжаться не только собой, но и другими, что бы это для него ни значило. Конечно, если человек ещё не совсем испорчен властью и не стал законченным циником, он старается насколько возможно скрыть даже от самого себя истинные мотивы своего стремления, оправдывая его высокими и далеко идущими целями, которых он достигнет, заполучив желаемую власть.

На самом деле, однако, как показывает весь опыт падшего мира, не попасть в плен полученной власти можно, лишь оставаясь Божьим человеком в первую очередь, а всем остальным во вторую, как это удалось, к примеру, царю Давиду, который всегда оставался прежде всего пророком, а царём и всем остальным, чем он был по жизни, — уже потом. Для Царства же вопрос о власти в земном смысле не стоит вообще, там власти в таком качестве просто не существует, она несовместима с Царством и его жизнью в принципе. Место человека в Царстве определяется лишь мерой полноты его жизни, а значит, и полноты его действия, которое вовлекает в себя тех, кто хочет вместе с ним участвовать в его деятельности.

Инициатор, разумеется, отвечает за начатое дело, но возможность какой бы то ни было манипуляции другими тут полностью исключена: ведь целью всякой деятельности в Царстве становится духовное становление человека, с манипулированием никак не совместимое, а все остальные цели являются второстепенными и производными от главной. Поэтому и не может быть в Царстве власти в том виде, в каком существует она в падшем мире — тут она может существовать лишь постольку, поскольку в падшем мире соответственно его законам человек никогда не является главной целью какой бы то ни было деятельности. В Царстве же такое невозможно, что и пытается Иисус объяснить Своим ученикам.

Посмотрим на две очень похожие фразы. Одну из сегодняшнего чтения: «кто не против вас, тот за вас», и другую тоже из Евангелия от Луки, но идущую чуть позже:«кто не со Мною, тот против Меня» (Лк 11:23). Впрочем, обе они имеют параллели одна в Евангелии от Матфея, другая в Евангелии от Марка. Но похожи они только по структуре, по смыслу же они, напротив, противоположны. И именно эта противоположность, порой даже кажущаяся парадоксом, имеет глубочайший богословский смысл. В человеческом обществе могут быть несогласия, разномыслия и проч. Это не страшно, если люди не против друг друга, если они не воюют друг с другом. В отношениях же с Богом, есть только одно истинное направление, направление к Богу, все что не вписывается в этот жесткий закон – ложно. Мы привыкли к тому, что Господь создал нас по образу Своему и по подобию, это единственное, что оправдывает катафатическое богословие, т.е. богословие, основанное на позитивном познании непостижимого Бога, мы познаем Его «по аналогии», как учит нас Фома Аквинский. Но вот пример того, что эта аналогия заходит не слишком далеко, и это оправдывает богословие апофатическое.

Одной из главных проблем, мешающих нашему адекватному пониманию Царства, является проецирование нами на Царство представлений и понятий непреображённого мира. Ученики, конечно, кое-что должны были знать о мессианском Царстве: ведь традиционные мессианские представления включали в себя и образ Царства, которое, однако, мыслилось, как сильное земное государство, возглавляемое правителем-Мессией и живущее по законам Торы или, во всяком случае, по законам, на Торе основанным.

С одной стороны, такое представление уходит корнями в допленную эпоху, к раннепророческим представлениям о Царстве Божием и к проповеди поздних пророков допленной поры, таких, как Исайя Иерусалимский, который тоже представлял себе Мессию, как земного царя, а мессианское Царство — как земное государство. При таком подходе вопрос о власти, о том, кто в этом грядущем Царстве будет «главным», вторым после Царя, был вполне уместен. Иисус пытается объяснить ученикам, что Его Царство устроено совсем не так, как земные государства.

Оно не отражает реальности непреображённого мира зеркально, как казалось некоторым тогда и кажется сейчас, принцип «кто был ничем, тот станет всем» к жизни Царства отношения не имеет. Царство не переворачивает земную иерархию с ног на голову (или с головы на ноги), оно просто её отменяет. И отменяет не тем, что уничтожает её, а тем, что нивелирует. Дело не в том, что Царство враждебно всякой иерархии или самому принципу иерархичности, а в том, что иерархия, понятая по-земному, в нём просто теряет смысл. Как для ребёнка на известном этапе его развития вопрос о статусе неважен и не имеет смысла, так же он не важен и не имеет смысла для Царства.

Для Царства важно другое: какую меру ответственности и, соответственно, какой объём служения готов взять на себя человек. Объём служения и соответствующая ему мера ответственности и определяют статус человека в Царстве. Всё остальное не имеет значения: ведь полнота жизни Царства доступна каждому его обитателю, от положения, занимаемого им в Царстве, она не зависит.

Почему именно дитя Господь показывает примером того, кого нужно принять, ведь, казалось бы, всякого человека хорошо принять? И что значит принять во имя Господне? Господь призывает нас к милосердию. Значит, в первую очередь это означает принимать, ничего не ожидая взамен. Но ведь так и есть в случае с ребенком. Что он может дать нам взамен? У ребенка нет ни положения в обществе, ни денег. Напротив, ему самому требуется, чтобы его кормили и одевали. Вот именно поэтому Господь показывает ученикам ребенка. Вообще, как вы хорошо знаете, ребенок становится в Новом Завете прообразом человека Царствия Божия (Мк 10:15, Лк 18:17, Мф18:4). Прообраз означает не полное совпадение, ибо как знают родители, чадо не всегда – ангелочек, прообраз означает подобие неких (далеко не всех!) духовных качеств. А каких, если не всех? Чтобы ответить на этот вопрос вспомним, что пророчество об этом содержится в 11 главе Исаии, где он описывает Грядущее Царство: Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. <...> И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи (Ис 11:6,8). Когда мы читаем эти строки, мы обычно в первую очередь обращаем внимание на то, что змея не укусит ребенка, по нашей земной привычке нас именно это беспокоит. Но в то же время представим взрослого, который вошел в Царствие Божие и пусть при входе ему сказали, что змеи здесь не кусают, он все равно не протянет руку в ее гнездо ни за что. Потому что у нас есть эта память зла, мы разделили мир на тех, кто с нами, и тех, кто против нас. И вот момент, позволяющий нам прочесть параллельно две разные части сегодняшнего чтения. Христос же призывает обратить внимание не на тех, кто с нами, не на тех, кто против нас, а на тех, кто не против нас, и тогда окажется, что они с нами. Именно в этом восприятие ребенка, у него не сидит в голове, что змея против нас, потому что он просто не знает этого. Вот к этому «незнанию» от нашего «знания» мы и должны стремиться.

Все верно — как только мы начинаем этот интересный спор (кто больше), так сразу же становимся борцами за монополию на обладание Христом (у кого вера правильнее, у того и Христос, а самая правильная вера — у меня!). Это почти инстинктивное желание, основанное на благом стремлении заработать побольше Божьей любви. Ведь помимо чисто эгоистических мотивов (которые мы все решительно осуждаем), мы хотим быть больше, важнее, эксклюзивнее, потому что таким людям в нашем мире всегда достается больше внимания, больше признания, больше любви. А Божья любовь не такая. Она простирается на больших и малых, на праведных и неправедных, ее нельзя заработать ни хорошим поведением, ни правильной верой. Перед ней нелепо любоваться собственным величием (которое весьма сомнительно по сравнению с ней), ее нельзя положить в карман и объявить своей собственностью. Единственный способ получить ее — принять Бога, принять Христа, принять любое малое или большое дитя (а все мы дети), сотворенное по образу Божьему и любимое Иисусом.

Господь удивительным образом не отвергает в учениках естественного, природного желания быть первым. Можно было бы ожидать, что обыкновенный человек осудил бы это желание первенства как недостойное и говорил, что нельзя возвеличивать самого себя. Господь и говорит это, к примеру, в притче о мытаре и фарисее. Но, желая избавить учеников от превозношения, Он вовсе не ограничивается указанием на то, что желать первенства плохо. Он предлагает использовать это природное желание, как мы бы теперь сказали, «в мирных целях». Путем к первенству оказывается в словах Христа путь служения другим, путь умаления. Это тот самый путь, по которому идет Он Сам. По слову апостола, Он принял образ раба и был послушен до смерти крестной, чтобы иметь Ему во всем первенство. Мы все стремимся к первенству среди себе подобных, и Христос предлагает нам радикальный способ добиваться этого, не предавая Его, но следуя за Ним.

Эти слова — одно из самых трудных и, в то же время, самых практически значимых высказываний Господа Иисуса Христа. Практичность его заключается в том, что эти слова дают нам возможность преобразить свойственную нам гордыню и жажду почета в нечто, что не являлось бы грехом. В самом деле, коль скоро человеку уж так хочется быть лучше других, почему бы не попробовать превзойти этих «других» на том пути, который указывает Господь Иисус? А это путь служения, путь отказа от собственной славы и почета ради блага ближних. В сущности, это очень определенный путь. Трудность же в том, что человеческой решимости на это обычно не хватает, и мы нуждаемся для этого в благодатной помощи Христа.

Существенно также вслушаться, что же в точности имеет в виду Господь. Достаточно точный, Синодальный перевод не передает некоторых смысловых оттенков. Передавая слова Христа «будь из всех последний», евангелист Марк употребляет греческое слово eskhatos. Главным образом, оно означает «последний» в смысле «наименьший» («менший», передает это слово славянская Библия), «наименее почтенный», «наименее значимый». Однако у него есть и другие значения, наиболее важное из которых — «крайний». Это слово приобрело в нашем современном языке жаргонный характер, но именно этот его смысл важен для нас. «Крайний» — тот, кто несет на себе последствия чужих поступков, кто становится жертвой за других. Именно этот смысл приложим к Господу Иисусу, Который, по Его собственному слову, «пришел послужить и отдать душу Свою для искупления многих», как запишет Марк в следующей главе (Мк. 10:45).

И здесь совпадают еще два важных корня, в словах «слуга» и «послужить» (в греческом — diakonos). Господь говорит, таким образом: «Кто хочет быть первым, подражай Мне». «Кто Мне служит, Мне да последует», - дополняет эту мысль евангелист Иоанн (Ин. 12:26). В этом служении другим, в принятии положения «крайнего» и наименее почитаемого, мы и следуем за Христом, и служим Ему.

Вопрос Иоанна очень легко понять. Апостолы сопровождают Христа, переживая с Ним все тяготы пути, испытывая на себе неприятие фарисеев, разделяя внимание Учителя с тысячами и тысячами страждущих… Неожиданно появляется кто-то, не переживший всех этих трудностей, но получивший все возможные бонусы. А ведь мы знаем, что ученикам не всегда удавалось творить чудеса, которые творил Учитель… И такой вопрос мог быть вызван простой человеческой завистью и обидой. В нашей жизни мы нередко мучаемся от подобной проблемы, спрашивая у Бога: «Почему я молюсь и пощусь, я усердствую в вере, а ничего, но дары Твои проявляются во мне не так явно, как в моем соседе, который и в церковь-то не ходит?» В Евангелии Иисус дает нам Свой ответ, говоря: «Не запрещайте ему». Выходит, мы должны смотреть за собой, а не разбираться, насколько достоин или недостоин наш ближний.

Слова Спасителя о тех, кто не может одновременно творить чудеса Его именем и тут же Его поносить, кажутся по-человечески вполне разумными и понятными. Иногда вновь появившемуся религиозному движению бывает достаточно даже не поддержки, а всего лишь более-менее благожелательного нейтралитета. Но ведь говорил Иисус и другое: кто не со Мной, тот против Меня, кто не собирает со Мной, тот расточает. Казалось бы, два взаимоисключающих утверждения. И, будь христианство просто ещё одним религиозным движением, пускай и мессианским, так бы оно и было. Но в том-то и дело, что христианство — не религиозное движение, а путь в Царство и жизнь в Царстве.

Тут всё не так, как бывает в случае с обычными религиозными движениями. Царство — реальность объективная, оно пришло в мир через Иисуса, и, как бы мы ни относились к этому факту, самого факта наше отношение ничуть не меняет. А для того, чтобы в Царство войти, важно доверие к Спасителю. То самое доверие, которое на традиционном языке большинства христианских религий называют верой в Иисуса Христа.

Но даже для тех, кто остаётся вне Царства, оно не закрыто полностью. Ведь теперь, когда оно в мире, его дыхание ощущается повсюду. И дыхание это может ощутить каждый. Конечно, такое дыхание, ощущаемое внешними, — не то, что полнота жизни в Царстве, открываемая Христом. Но оно всё же лучше, чем ничего. Чтобы его ощутить, можно даже не быть учеником Христовым в настоящем смысле слова.

Единственное, что от дыхания Царства защищает вполне надёжно, — однозначно негативное отношение к нему и к Тому, Кто принёс его в мир. А значит всякий, кто не сказал Христу или кому-то из Его учеников, делающих Его дело, однозначного «нет», для Царства не потерян. Конечно, христианину этого мало. Для ученика Христова действителен иной принцип: если не делаешь дела Христова, если не собираешь с Ним, — значит, время потеряно зря, значит, что-то упущено. Но тут уже иной путь и иная мера. Мера ищущего Царства и стремящегося жить его жизнью.

Обычно это высказывание воспроизводят как: «Кто не с нами, тот против нас». Тем самым абсолютное большинство людей записываются в число наших врагов. Здесь путаются два разных изречения Христа — то, что мы только что прочитали, и: «Кто не со Мною, тот против Меня»Мф. 12:30). Там, где Иисус говорит о Себе, — просто констатация того факта, что по отношению ко Христу нельзя быть нейтральным, непринятие Его неизбежно оборачивается враждой. В христианской духовности нет состояния «между Христом и Велиалом». Иисус дальше поясняет: «Кто не собирает со Мною, тот расточает». В христианской жизни не бывает остановок: камень, переставший лететь вверх, уже падает. Но в отношениях между людьми Иисус предлагает совершенно другую логику. Мы призваны находить возможность дружбы, мира, любви со всеми людьми, не испытывающими однозначной вражды к нам. Впрочем, врагов мы призваны любить тоже!

Слова Спасителя о руке, ноге и глазе, которые соблазняют человека, могут показаться слишком суровыми, особенно если понимать их буквально. Впрочем, буквально христиане их никогда и не понимали — иначе большинство искренне верующих христиан было бы одноногими, однорукими или одноглазыми, а то и всё это вместе. Тут очевидная аллегория, но аллегория вполне прозрачная: в жизни христианина не должно быть места греху, и всё, что связано с грехом, должно быть из неё исключено. Собственно, настоящее покаяние и может быть только таким. Рука, нога, глаз лишь символизируют собой ту или иную деятельность человека: они обозначают то, что мы делаем, то, куда мы ходим, то, на что мы смотрим.

С этой деятельностью и связаны обычно те грехи, которые отравляют нашу жизнь. Конечно, греховными могут быть и мысли человека, и его воображение, но и мысли, и воображение нуждаются в постоянной подпитке внешними впечатлениями, и тут решающую роль для нас играет всё тот же глаз. Речь, конечно, не идёт о том, чтобы мы стали слепыми, пусть и в переносном смысле слова, так же, как нет речи и о полном отказе от всякой внешней активности.

Дело в том, чтобы эти впечатления и эта активность не были заражены грехом. Конечно, в падшем мире на грех можно наткнуться где угодно — вопрос лишь в том, продолжаем ли мы пребывать там, где мы на него наткнулись. Продолжаем ли смотреть туда, где увидели грех, ходить туда, где он обнаружился, делать то, что оказалось связано с грехом. Тут нередко возникает соблазн неоднозначности: да, конечно, грех здесь присутствует, но и что-то полезное тоже есть.

Именно такие ситуации и имеет в виду Иисус, говоря о руке, ноге и глазе: если грех присутствует, если соблазн налицо, значит, надо отказываться от того, в чём он содержится, каким бы полезным или приятным оно ни казалось. Это, к сожалению, тот самый случай, когда ложка дёгтя может испортить даже целую бочку самого лучшего мёду. Такой мёд, увы, приходится выбрасывать, каким бы вкусным и полезным ни был он сам по себе — о чём и напоминает Иисус Своим ученикам.

Мотивами наших поступков, даже самых масштабных, порой оказываются вещи второстепенные и малозначительные. Сиюминутные соображения искажают наше видение, и мы руководствуемся тем, чем рукводствоваться никак не следовало бы. Именно об этом звучат сегодня слова Христа: «лучше тебе увечному войти в жизнь, чем с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый». Речь идет о том, что мы нарушаем заповеди ради достижения сиюминутных выгод и наслаждений. Господь же призывает нас видеть себя и всю нашу жизнь как целое.

В конце главы евангелист Марк приводит Его слова о соли, без которой, согласно Ветхому завету, не может быть принесена никакая жертва. В ритуальном контексте соль выступает символом верности и веры, и упоминания о ней в Новом завете применительно к ученикам дают основание полагать, что в так использовал этот символ и Сам Господь. Следовательно, в качестве альтернативы мелким побуждениям, ведущим нас ко греху, Господь дает нам именно веру и мир между нами.

В соответствии с Законом, жертвенное мясо, прежде, чем быть возложенным на алтарь, обязательно должно было быть посолено. Соль стала символом чистоты и готовности к освящению не случайно: она предотвращает порчу и разложение многих продуктов, в частности и мясных тоже, подобно тому, как соблюдение заповедей предотвращает духовную порчу человека. Но соли самой по себе недостаточно для того, чтобы мясо стало жертвенным: для этого оно должно быть освящено тем присутствием Божиим, которое пребывало у алтаря.

Иисус же сравнивает с жертвенным мясом, приготовленным для освящения, Своих последователей. Речь идёт о жизни в том Царстве, которое Он принёс в мир. Войти в это Царство без освящения и преображения невозможно, и приобщение к его жизни происходит в зависимости от меры полноты такого преображения. Дыхание Царства, сопровождающее христианина на его духовном пути, иногда называют благодатью.

В новозаветных книгах христиан не случайно называют обычно «святыми», имея в виду не праведность, как понимаем сегодня это слово мы, а факт их освящённости вследствие принадлежности к Царству. Освящённость всегда в первохристианской церкви рассматривалась, как отличительная черта христиан. И Спаситель говорит о том же: христианин не может не быть готов к освящению, если он утрачивает эту готовность, он больше не христианин.

Потерявшая силу соль — нечто совершенно невероятное, соль не теряет своих свойств ни при каких обстоятельствах, она лишь может стать незаметной, если её концентрация (например, в растворе) слишком мала. Потерявшая силу соль — уже не соль, и, скорее всего, она не была ею с самого начала.

То же и с христианином: христианин, не желающий освящения, не ищущий жизни Царства — вовсе не христианин; скорее всего, такой человек никогда и не был христианином, придя в Церковь по ошибке или по недоразумению. Ведь христианство — не новая религия и не новая мораль, а новая жизнь.

Мы привыкли, что обман и злоба действуют в нашем мире через кого угодно — в том числе, через нас самих. Но ведь Господь призывает Своих учеников не к этому! Он хочет, чтобы они (мы, то есть) были подобны соли, предохраняющей окружающий мир от тления. Имея в себе мир, нося в себе Его присутствие, мы должны бы сеять этот мир вокруг себя, как свеча проливает на окружающие предметы пусть небольшой, но свет. А если те, кто призван быть солью, сами несут в мир ненависть и соблазн? Кто будет светом для нас, если мы не светим? Чем можно посолить соль, если ее вкус весь выветрился? Мы привыкли к тому, что мы не святые. Откуда же тогда взяться святости?

Образ соли неоднократно встречается в Библии, использует его в Своих проповедях и Иисус. Мы сейчас очень легкомысленно к ней относимся: в самом деле, это ведь чуть ли не самый дешевый продукт питания! А во времена Иисуса это было по-другому, соль ценилась очень высоко. Чистую, не горькую соль было добыть трудно, а потребность в ней была не меньше, а больше, чем сейчас.

Все мы знаем удивительные свойства соли. Даже маленькие добавки соли придают пище вкус. Не просто делают соленой, но всякий вкус проявляется. Кроме того, соль — это самый древний консервант, она предохраняет продукты от гниения даже при высокой температуре. В духовной жизни человека тоже необходимо что-то такое, что предохраняло бы нас от внутреннего «гниения» и позволяло бы проявиться тем скрытым дарам, которыми наделил нас Творец. Иисус сравнивает с солью то, что мы получаем, обратившись к Нему: веру, Царство Божие, мир. Но при этом Он еще и предупреждает нас о необходимости принимать этот дар и хранить его. Ведь если суп несоленый, то его можно посолить, добавить соли, а если соль станет несолона, то добавляй — не добавляй, ничего не изменится. Значит, наша задача — быть постоянно обращенными к Тому, Кто дает нам соль истинную, не теряющую солености.

Как люди обнаруживали полезные свойства соли? Сначала, наверное, через инстинкт — ведь и животные лижут соль, где находят. Потом через вкусовые ощущения — малые добавки соли делают пищу вкуснее. Потом, заранее посолив пищу, натолкнулись на консервирующее действие соли. Возможно, все было и не так, но у соли действительно есть ряд очень полезных для людей свойств, делавших соль почти драгоценностью в прежние времена.

Несколько раз Иисус использует в Своих проповедях образ соли. В том, что мы прочитали сегодня, важнее всего, наверное, эта мысль о том, что есть сама соль как высшая степень солености, любой «недосол» можно ею исправить, но если сама соль «потеряет силу», то это уже не исправить ничем. Есть нечто абсолютно необходимое для нашей жизни — это отношения с Богом, все остальное может «осолиться», обрести смысл, через эти отношения, но если утеряны эти отношения, то заменить их ничем нельзя. Поэтому Иисус и призывает Своих учеников хранить эту «соль», эти отношения с Богом, а обратной стороной этих отношений оказываются правильные отношения друг с другом — мир.

Сегодня в Евангелии от Марка мы читаем слова Христа, как будто специально обращенные к нашему времени. Дело в том, что в жизни есть много вещей, так или иначе влекущих нас ко греху. Как правило, перед лицом этих соблазнов мы разрешаем себе очень многие недопустимые вещи. Еще Каину Бог говорил: «у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт 4:7). И в сегодняшнем отрывке Господь говорит то же самое. Он призывает нас отказываться, освобождаться от того, что влечет нас к совершению греха. Не оправдывать себя тем, что мы не можем противостоять своим «естественным потребностям», но освобождаться от них.

В 4 веке в Римской империи нравы были не лучше, чем в нашем мире сегодня. Большинство людей считало, что невозможно противостоять жажде наслаждений плоти, жажде богатства и стремлению к жизненному успеху и власти. И Господь призвал одного египтянина, именем Антония, отказаться от всего этого, чтобы мы увидели, что соблазны эпохи можно побеждать. Так родилось монашество, безбрачием, бедностью и послушанием свидетельствующее нам всем о выполнимости читаемых сегодня слов Христа.

Сегодня в Евангелии от Марка мы читаем слова Христа, как будто специально обращенные к нашему времени. Дело в том, что в жизни есть много вещей, так или иначе влекущих нас ко греху. Как правило, перед лицом этих соблазнов мы разрешаем себе очень многие недопустимые вещи. Еще Каину Бог говорил: «у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт 4:7). И в сегодняшнем отрывке Господь говорит то же самое. Он призывает нас отказываться, освобождаться от того, что влечет нас к совершению греха. Не оправдывать себя тем, что мы не можем противостоять своим «естественным потребностям», но освобождаться от них.

В 4 веке в Римской империи нравы были не лучше, чем в нашем мире сегодня. Большинство людей считало, что невозможно противостоять жажде наслаждений плоти, жажде богатства и стремлению к жизненному успеху и власти. И Господь призвал одного египтянина, именем Антония, отказаться от всего этого, чтобы мы увидели, что соблазны эпохи можно побеждать. Так родилось монашество, безбрачием, бедностью и послушанием свидетельствующее нам всем о выполнимости читаемых сегодня слов Христа.

Всё, сказанное Иисусом, несомненно, заставляет задуматься. Но есть среди сказанного Им и такое, что, на первый взгляд, вызывает одно лишь недоумение. К примеру, предложенный Им способ борьбы с соблазнами. И речь даже не о том, что, последуй ученики Спасителя сказанному своим Учителем буквально, среди христиан, наверное, не осталось бы ни одного с двумя руками, двумя ногами и двумя глазами. Речь о том, что и при аллегорическом понимании этих Его слов, даже принимая их как ёмкий и точный художественный образ, исполнить данный Им совет совсем непросто. Ведь, в сущности, исполнить его означает отказаться от себя, от некой части своего собственного существа. Но, как видно, иногда такой способ борьбы с собственным грехом действительно оказывается единственно возможным. Что же ещё остаётся, если грех настолько пронизывает некоторые составляющие нас начала, что единственным способом избежать греха оказывается отказ от этих начал? Здесь, как с раковой опухолью: операция нередко оказывается тяжёлой, но, как бы то ни было, она оказывается единственным способом спасти жизнь больному. И Спаситель не колеблется: если операция необходима, её нужно делать. И как можно быстрее.

«Все возможно верующему». Но что это «все»? Все, что я хочу? Все, что хочет Бог? Все, что необходимо Ему и мне? Это совершенно непонятно. Именно с мыслей об этом фрагменте начинает свою книгу «Два образа веры» Мартин Бубер. «Это повествование целиком построено (по ветхозаветному образцу) на двух ключевых словах  — «верить» и «мочь». Оба слова настойчиво повторяются снова и снова, чтобы внушить читателю, что здесь он должен раз и навсегда получить наставление о том, как соотносятся между собой два сущностных состояния человеческого бытия  — «верить» и «мочь»», пишет он. Но я не могу творить чудес и моя вера это чудо ощущаемое как данность. Но я не могу выйти из окна и пойти по воздуху. Где пересекаются эти «верить» и «мочь», ведь это не «все», их пересечение не обнимает всего, что мыслимо. Ибо я не могу прийти в больницу и не дать умереть ребенку от рака, хотя ощущаю в себе самую большую веру, какая только есть, была и будет. Я даже порой не могу прийти и оплатить лечение, потому что у меня нет денег, а это совсем уже не чудо исцеления. Так почему же «все возможно верующему»?! Далее Бубер пишет: «В истории о Симоне Маге (она принадлежит сфере, соприкасающейся с новозаветной) это показано очень наглядно. Симон, сознавая свою веру в то, что он  — «великая сила Бога», обладает уверенностью, что может летать. Он ломает себе шею, спрыгнув с вершины Капитолийского холма в присутствии Нерона и его приближенных». Но ведь эта история напоминает нам другую, историю искушений Христа. Так вот, что такое это «все» – это все пространство пересечения «верить» и «мочь», кроме того места, где мы искушаем Бога, искушаем, значит, уже не любим. Это трудно понять, может быть невозможно, но прожить это необходимо.

Сколько событий в одном эпизоде: жёсткая оценка, данная Иисусом Своим ближайшим ученикам, исцеление одержимого, напоминание ученикам о той смерти, которая предстоит Спасителю. Какая же между ними связь? Ну, между исцелением и словами Иисуса о неспособности учеников исцелить одержимого связь очевидна; а что же насчёт тех слов о Своей крестной смерти, которые говорит Иисус апостолам, как видно, вскоре после истории с одержимым? Конечно, одно с другим можно связать хотя бы потому, что речь в обоих случаях идёт о непонимании учениками неких основополагающих для духовной жизни, для жизни в Царстве вещей. Без Воскресения Царства быть не может, как не может быть его без молитвы, без постоянной обращённости к Богу. Но есть тут и связь более глубокая: ведь, в сущности, в обоих случаях можно говорить о том, что в жизни учеников недостаёт самого Царства, недостаёт той полноты его жизни, без которой никому не помочь и никого не исцелить. И самим себе тоже не помочь: настанет день, когда все без исключения апостолы потеряют всякую надежду на то торжество Царства, свидетелями которого они, казалось, были ещё так недавно, когда находились рядом с Учителем. Но ведь и с одержимым то же самое: пока Учитель рядом, всё идёт хорошо, но вот, Его рядом не оказалось, и… Наверное, приобщиться к жизни Царства не так просто, мало его просто ощутить, хотя бы даже ощутить неоднократно. Что-то должно измениться в самом человеке, как изменилось в апостолах гораздо позже, в день Пятидесятницы. Чтобы жизнь в Царстве стала не эпизодом, а нормой. Наверное, только это и можно назвать спасением в полном смысле слова.

Древние христиане, составляя распорядок церковных чтений, скорее всего, назначили читаемый сегодня отрывок из Евангелия от Марка на это воскресенье Великого Поста из-за слов Христа: «Сей род изгоняется только молитвой и постом». Из этих слов Спасителя сам собой напрашивается вывод, что молитва и пост не просто важные, но порой и незаменимые средства духовной жизни человека. При этом нужно иметь в виду, конечно, что слово «пост» (как и аналогичная фраза Евангелия от Матфея) здесь является относительно поздней византийской вставкой, и в оригинале евангелист Марк, скорее всего, написал «этот род не выходит ни от чего, кроме как от молитвы». Тем не менее, вопрос о том, почему нельзя обойтись в духовной жизни чем-нибудь более удобным, на первый взгляд кажется довольно естественным. Однако слова Христа точно расставляют все акценты, ведь без молитвы ты можешь заниматься нравственным самоусовершенствованием или благотворительностью, но вряд ли это будет духовной жизнью.

Но в рассказе евангелиста Марка есть слова, которые, быть может, не менее важны для нас в наших отношениях с Богом. Это слова отца одержимого подростка: «Верую, Господи, помоги моему неверию». Наверное, никто из нас не дерзнет сказать, что верует «целиком и полностью». Постоянное движение от доверия к уверенности и надежде путем накопления опыта веры — естественная и, дерзну сказать, необходимая составляющая духовной жизни. И в этом нам очень важно знать, что можно не прятать неверие, стыдливо изображая из себя гипотетического уверенного. Пример этого человека говорит о том, что нашу немощь в вере мы можем принести Христу и у Него Самого найти помощь и укрепление.

В рассказе об исцелении мальчика-эпилептика два раза звучит слово «неверие», так что оно становится каким-то тревожным рефреном, попросту доминантой рассказа. Иисус обращает эти слова, кажется ко всем, а не конкретно к отцу мальчика, но все-таки он главный, на кого падает вся тяжесть этих слов. И отец смиренно признает в себе неверие, хотя только помыслите, как ему это было тяжело. Это для нас слова о неверии звучат как что-то обычное. Мы уже пережили эпоху постмодерна со словами Германа Гессе о том, что вера и сомнение обусловливают друг друга как вдох и выдох, а тогда «неверие» звучало страшно. Воскресший Христос «упрекал их за неверие и жестокосердие» (Мк 16:14). Неверие Сам Господь приравнивает к жестокосердию. И даже хуже жестокосердия, потому что апостол Павел вопрошает: «Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным?» (2-е Кор 6:15 - т.е. верный и неверный так же разнятся, как Христос и дьявол. Мы должны это понять, прочувствовать, чтобы понять, что пережил отец мальчика и ученики, к которым эти слова тоже были обращены. Ибо мы привыкли к интеллигентской веротерпимости, а за последние годы в нашей стране стали даже как-то по-особому уважать атеистов как непримкнувших к большинству, к толпе, к массе. Но, «если мы неверны, Он пребывает верен» (2 Тим 2:13) Поэтому исцеление совершается. Обращают на себя слова: «И Он сказал им: этот род ничем не может быть изгнан: только молитвой». Непонятно, а чем же они могли пытаться его изгнать? Ведь Христос не медицине и не магии их учил, и все, кто слушал эти слова, это понимали, что они молитвой и пытались изгнать. Но Он очень просто и при том не терпящим возражения образом дал им понять, что не всякая молитва может быть названа молитвой.

Сегодня мы читаем одни из самых непонятных слов Христа, которые смущают читающего: "о, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?". Род неверный - это не об изменниках, а о неверующих и неуверенных. О тех умах и сердцах, которые принимаясь за дело сразу уверены в невозможности его исполнения. О тех, кто за постоянным обвинением, критикой, упреками скрывает свою слабость, холодность и лень. О тех кто не может признать свою слабость и слепоту и довериться людям и Богу. О тех, кто потерял связь с Богом и все время находится в депрессии и плохом настроении. В таком состоянии мало кто может даже признать в себе такое состояние. Но один из пораженных таким унынием воскликнул: "верую, Господи! помоги моему неверию". Он увидел в Христе того, кто в силе, того, кто единственно может помочь. И его "верую!" - это слова человека, который в своем страдании ищет и находит опору в глазах, словах и действиях Христа. И знает, что просит Его помочь потому, что не знает другого способа. Видит в душе своей отсутствие веры и доверия. И не хочет быть посредником, не может стоять сам. Но просит не себе, но за другого. И Христос исцеляет по его просьбе бесноватого. И потом говорит, что род сей изгоняется постом и молитвой. И говорит Он здесь о том, как обретать веру, а не о том, почему ученики не смогли исцелить.

Увидев славу преображенного Иисуса, ученики «спускаются с небес на землю» и в прямом, и в переносном смысле. Они видят бессилие своих братьев, неспособных помочь несчастному юноше, видят, как маловерие одолевает их и отца мальчика сильнее, чем любой бес. И действительно, вера — дар, ее нельзя накопить, ее можно потерять в одно мгновение, ее может не хватить в самый важный в жизни момент. В голосе Христа слышится почти отчаяние «если сколько-нибудь можешь веровать...». Но, даже когда не остается и «сколько-нибудь» веры, Христос никуда не исчезает, Он — объективная реальность, гораздо более реальная, чем все наши помрачения. И поэтому к Нему всегда можно прокричать: помоги мне, я не могу, не умею верить, но ведь Ты рядом, Ты любишь, Ты можешь помочь.

Эпизод с исцелением одержимого человека, с освобождением его от власти тёмных сил замечателен подробностью, на которую особо обращает внимание евангелист. Он пишет, что ученики Иисуса не могли изгнать беса из одержимого им человека, а удалось это лишь Самому Спасителю. Его слова о неверном поколении («роде») нередко воспринимают, как обращённые к родственникам одержимого человека, и в первую очередь к его отцу, который и привёл сына к ученикам Иисуса.

Между тем вопрос об адресате этих слов остаётся открытым — они ведь могли в равной мере быть адресованы и ученикам, которые не смогли сделать того, что им приходилось делать уже не один раз, хотя бы во время своей миссии, на которую в своё время посылал их Учитель. Тогда, во время той миссии, им приходилось изгонять бесов, освобождать одержимых людей от власти тёмных сил. Возможно, именно поэтому и обращается к ним отец одержимого — до него, вероятно, дошли слухи об исцелениях, совершаемых учениками этого таинственного Человека.

Оказалось, однако, что и ученики вовсе не так сильны, как о них рассказывают, и тогда остаётся лишь обратиться к их Учителю — если и Он не сможет помочь, значит, дело безнадёжно. Иисус, разумеется, справляется — и произносит те самые слова о неверном поколении. Уже после ученики спрашивают Его: так почему же у нас не получилось? Вопрос был резонным: они ведь помнили, что прежде-то получалось, и должны были воспринимать свою неудачу как досадный прокол, причину которого необходимо узнать с тем, чтобы в будущем избегать подобного рода ошибок. Иисус же в ответ говорит о молитве, без которой ничего не получится.

В поздних редакциях евангельского текста к молитве прибавляется упоминание о посте, которого нет в редакциях ранних — но это прибавление, существовавшее изначально, вероятно, в виде маргиналии, ничего кардинально не меняет: пост ведь имеет смысл лишь тогда, когда способствует усиленной молитве. Смысл ответа понятен: главная ошибка учеников заключалась в том, что они решили, будто уже чего-то достигли, что-то получили, приобрели некое новое качество духовной жизни, теперь уже неотъемлемое. Иисус же говорит им, что это не так, что все их достижения возможны лишь в контексте непрерывной духовной динамики, связанной с непрерывной же молитвой — только тогда возможны и чудеса, и исцеления, и изгнание злых духов.

Стоит человеку духовно остановиться, выпасть из этой духовной динамики — и он теряет всё, становясь совершенно бессильным, как ученики перед одержимым. Оно и неудивительно: ведь и чудеса, и исцеления возможны лишь благодаря силе Царства и его дыханию, а они существует лишь в непрерывной динамике, которая в свою очередь возможна лишь при непрерывных осознанных отношениях со Христом. Не случайно Иисус говорит о неверном поколении: ведь именно такие отношения и называются верой, которой не хватило ученикам.