Мысли вслух на Ин 12:19-36

Когда дело касается земного служения Спасителя, мы понимаем, что речь идёт о чем-то уникальном. В самом деле, лишь Ему одному суждено было родиться и прожить Свою земную жизнь Мессией. Никому другому этого дано не было. И всё же Его жизнь стала своего рода духовной моделью, которая подходит каждому Его последователю. Более того: никакой иной модели, позволяющей войти в Царство, нет и, по-видимому, быть не может, по крайней мере, в нашем, пережившем грехопадение, мире. Модель эта очень проста в теории и не так уж проста на практике: человек должен согласиться расстаться с собственной жизнью для того, чтобы затем снова получить её, но уже иной, в новом качестве, пригодном для Царства. Тому же, кто любит свою жизнь («душу») такой, какая она есть, в наличном состоянии, на Царство рассчитывать не приходится. Требование кажется чрезмерно жёстким, но, как видно, вызвана эта жёсткость именно спецификой падшего мира, частью которого является жизнь любого из нас. Даже Сам Иисус, над которым первородный грех власти не имеет, не был во время Своего земного служения полностью от этой специфики свободен: Он, будучи вполне и до конца жителем нашего непреображённого мира и его частью, оказался подвластен если и не греху, то смерти, хотя, разумеется не так, как мы: смерть была для Него лишь возможной, а не неизбежной, как для нас. И единственное, что может нам помочь, это готовность отказаться от нашей жизни в её нынешнем качестве, то, что Иисус называет «возненавидеть собственную жизнь». На библейском языке любовь и ненависть обозначают не те эмоциональные состояния, которые нередко подразумеваем под ними мы, а отношение приятия или неприятия тех или того, кого или что, соответственно, любишь или ненавидишь. Неприятие жизни, включая, прежде всего, свою собственную жизнь, в её нынешнем качестве и состоянии и готовность расстаться с ней ради иной, новой жизни и составляют необходимое предварительное условие для того, чтобы начать путь в Царство. Путь, во время которого прежняя наша жизнь переплавится в новую, пригодную для Царства.

Есть поворотные моменты истории человечества, которые внешне могут оставаться незамеченными, но при этом быть подлинной причиной масштабных исторических событий. Когда «некоторые эллины» просят апостола Филиппа устроить им встречу с Иисусом, наступает именно такой поворотный момент, и Господь говорит о нем: «пришел час прославиться Сыну Человеческому».

Дело в том, что вся история ветхозаветной религии происходила в вопиющем противоречии между универсальным характером данного в ней откровения Божия и узконациональным характером самой религии. Быть участником Завета с Богом и быть иудеем по крови — воспринималось как одно и то же. Пророки не раз возвещали, что настанет день, когда Господь призовет к Себе все народы, но это время относили к грядущему приходу Мессии. И вот этот день наступил.

Именно в этом универсальном контексте следует понимать слова Христа «когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе». И поэтому желание эллинов встретиться со Христом становится таким поворотным моментом истории.

Слова Иисуса о том, что пришёл час прославиться Сыну Человеческому, были Им произнесены в ответ на принесённую учениками весть о желании эллинов увидеть Его. Евангелист не упоминает ни о том, кем были те эллины, ни того, состоялась ли встреча, похоже, что нет. Скорее всего, перед нами один из примеров того, как Христос не даёт ожидаемый от Него ответ, но говорит то, что собеседникам на самом деле необходимо услышать. Не исключено, что ученики и в этот момент не до конца понимают, что Учителю предстоит пройти через страдания, и интерес эллинов для них - свидетельство открывающихся возможностей проповеди. Они мыслят количественными категориями, но Христос готовится к самопожертвованию, которое всё изменит качественно. Для спасения разобщённых людей, в том числе и эллинов, Он идёт на смерть, после чего проповедь учеников и сможет стать успешной.

На слова о том, что "ныне князь мира сего изгнан будет вон", можно бы и возразить, что зло и поныне царит в мире. Но той власти, что была у сил зла до Голгофы, они уже не имеют. Агония может быть длительной и буйной, но смертельный удар врагу уже нанесён.

Нам всегда кажется, что для того, чтобы давать, мы должны сначала что-то получить. Апостол Павел переворачивает эту логику: дается только тому, кто отдает. В этом он вполне следует Христу: в Евангелии от Иоанна Иисус говорит очень похожие вещи. Хочешь жизнь вечную — отдай ту, что имеешь. Хочешь награды от Отца — начинай со служения.

Мысль о душе, которую надо возненавидеть, может показаться странной и даже нелепой. Почему, в самом деле, должен человек ненавидеть самое ценное, что у него есть, то самое, что делает его собой? Для точности надо всё же заметить, что речь тут идёт не о душе в том смысле, в каком употребляем сегодня это слово мы, а просто о жизни, но даже при таком понимании вопрос всё равно остаётся: зачем человеку ненавидеть собственную жизнь, данную ему Богом? Самым простым ответом может быть ссылка на грехопадение, исказившее эту самую жизнь и превратившую её в жалкое подобие того, чем она должна была быть по замыслу Божию.

Такой ответ, однако, был бы скорее ответом пифагорейца или платоника, чем верующего яхвиста. В языческом мире представление о земной жизни как о недолжном для человека состоянии было распространено достаточно широко — распространено, разумеется, среди философов, мистиков, аскетов. Они видели жизнь падшего человека во всём её безобразии и не представляли себе иного исхода, кроме отказа от неё, отказа, как им казалось, освобождающего человека от власти того зла, в котором лежит мир и в котором протекает жизнь каждого, в нём живущего. Библия, однако, нигде не говорит об отказе от жизни как о способе уйти от зла, ей чужд спиритуализм платоников или пифагорейцев.

И слова Иисуса о ненависти к собственной жизни едва ли можно понимать в спиритуалистическом смысле, будь то спиритуализм греческого или индийского типа. Одна индийская параллель, впрочем, могла бы тут быть уместной: параллель с буддизмом, с ключевым для буддизма понятием нирваны. Это, вопреки распространённому представлению, не уход в небытие, а, напротив, опыт бытия, но бытия, открывающегося лишь тогда, когда человек отстраняется от бытия иллюзорного, мнимого, неподлинного, которое он обычно и считает настоящей жизнью. Будда же вдруг осознал, что подлинное бытие и настоящая жизнь совсем не там, где их видит большинство.

Потому-то он и возненавидел жизнь почти в евангельском смысле — не той ненавистью, которая желает уничтожения ненавидимого, а ненавистью в библейском смысле слова — когда человек полностью отстраняется от ненавидимого, исключая его из своей жизни. Исключить иллюзию ради настоящего — таков опыт Будды. Христос же Сам есть это настоящее, Он несёт полноту Царства в Себе, и каждый, к Нему приходящий, оказывается перед выбором: остаться ли со своей собственной жизнью, которая раньше или позже иссякнет, или отказаться от собственного отдельного существования, отдав свою жизнь Христу и позволив распоряжаться ею Ему.

Немного напоминает буддизм, с той, однако, разницей, что буддизм — это апофатика, а христианство — катафатика. Со Христом и во Христе в мир вошло то настоящее бытие и подлинная жизнь, которые Будда предчувствовал в момент своего просветления. А чтобы их найти, нужен всё тот же отказ от своего, отдельного, конечного и потому неподлинного — иначе, без такого отказа, настоящего не обрести, будь то просветление буддистов или полнота Царства Христова.

«И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе». Странные слова. Иоанн дальше поясняет, что речь идет о Смерти Иисуса, а не о Вознесении. Слово «привлеку» можно воспринимать очень по-разному, важны, наверное, оба смысла. Можно понять это как выражение любви. Крест — предельное выражение любви Божией, Бог любит нас до смерти, и смерти крестной. Этими словами Иисус как бы говорит нам: Я привлеку вас к себе своей любовью, обниму, возьму за руку и приведу к Отцу. С другой стороны, до Второго Пришествия Христа, пока не закончилось время и мы живем на этой земле и грешим, для нас нет иного пути, мы тоже должны пройти через крест. Христос искупил нас и после Креста будет Воскресение. Но путь к воскресению и жизни вечной лежит через Голгофу на которой мы никогда не будем одни, Иисус будет рядом с нами.

Иисус и слушающие Его люди по-разному понимают путь Мессии. Да и сам образ Мессии в народном сознании отличается от того, каким оказался Спаситель на деле. И главное различие заключается в том, что для огромного большинства слушавших Иисуса людей дело Мессии было делом сугубо внешним. Мессия, или, как обычно называет Себя в третьем лице Иисус, Сын Человеческий (этот мессианский образ взят из Книги Даниила), в сознании народа вообще не имеет обычного человеческого пути.

Он не обычный человек. Он «пребывает вовек». А на землю приходит, чтобы совершить нечто великое, что должно завершиться созданием мессианского Царства — сильного земного государства, которое и возглавит этот необыкновенный Царь. Его земной путь будет загадочен и не похож на путь обычного человека, хотя о божественности Мессии в христианском смысле иудеи всё же не говорят. А тут оказывается, что Мессии ещё предстоит некое прославление. Было над чем задуматься. Сам же Иисус между тем говорит о Своём реальном земном пути. О пути, который предполагает и смерть на кресте, и последующее воскресение. А также и о пути, которым входят в Его Царство. О пути, который предполагает изменение жизни. Не перестройку человеческой жизни в соответствии с какими-то особыми правилами, а изменение её, полное и коренное.

Такое изменение, которое сделает ограниченную и конечную жизнь падшего человека частью иной жизни. Той жизни Царства во всей её полноте, которую и принёс в мир Спаситель. Без этой перемены войти в Царство невозможно. Казалось бы, ничего сложного. Куда проще тех многочисленных хитроумных методов перестройки и переделки человеческой природы, которые во все времена предлагали многочисленные маги и оккультисты. Но именно такая перемена оказывается для человека порой совершенно непосильной. Потому, что тут надо разжать руку. И — что ещё сложнее — волю. Отпустить.

А отпустить собственную жизнь, то самое существование, с которым привык себя отождествлять, совсем не просто. Проще как угодно его переделывать — но самому, под своим контролем, чем от такого контроля отказаться и позволить управлять своей жизнью Другому. Тут нужно доверие, которое или есть, или нет. Но если нет, тогда и надежду на Царство придётся оставить. Ведь в Царстве, где царствует Христос, нельзя жить, не доверяя Тому, Кто этим Царством правит.

Господь загадочно говорит нам, Своим ученикам: «Еще на малое время свет есть с вами». Да, конечно, речь идет о Его скорой гибели на кресте, ведь Слову, как зерну Божьего посева, необходимо умереть, чтобы принести плод. И Он умер — в этом, в отличие от Его воскресения, никто не сомневается — и свет, который Он принес в мир, навсегда погас для мира. Но не для тех, кто поверил Ему! Он обещал, что верующие в Него будут сынами света, носителями этого света, явленного апостолам в Воскресении. И это — одновременно и обещание и задача — не остаться во тьме, несмотря на Его очевидную для всех смерть, «ходить во свете», то есть, жить в Его присутствии, веруя в то, что Он — жив. Тогда Его смерть (через нас — и это удивительно) принесет миру много плода, откроет всем доступ к Царству Света...

Сегодняшнее чтение предлагает нам ещё одно свидетельство Иисуса о Себе, об Отце и о Царстве. Интересно отметить, что прозвучало оно тогда, когда Иисусу сообщили, что его хотят видеть некоторые из «эллинов» (ст. 20 – 22). Так называли иногда бывших язычников, обратившихся к Богу Авраама, но не принявших иудейской религии во всей её полноте. Уже древние пророки говорили о том, что в конце времён, когда придёт обещанный Богом Мессия, в Его Царстве остаток народа Божия соединится в один народ с остатком из язычников, ищущих истинной веры, которые признают Бога Авраама и обратятся к Нему. Потому-то Иисус и указывает на обращение к Нему «эллинов» как на ещё один признак наступления Царства (ст. 23). А вместе с тем Он свидетельствует и о том, что Его земное служение подходит к концу, что наступает день, который, конечно, не принесёт Ему ничего, кроме страдания, но без которого Его мессианское служение не получит ни завершения, ни полноты (ст. 24 – 28). И слова о предстоящей Иисусу крестной смерти впервые звучат здесь публично, и звучат как никогда ясно (ст. 29 – 33). Слова эти вызывают у слушателей недоумение: ведь даже у великих пророков Израиля о воскресении Мессии не говорится ничего, а о Его смерти есть лишь одно упоминание в Книге Исайи. Окружающим кажется, что Иисус говорит не о Себе, а о ком-то другом (ст. 34). Но Иисус вновь говорит народу, что Он не такой, каким Его ожидали увидеть Его соплеменники, что подлинный Мессия отличается и от Мессии религиозной традиции, и от Мессии народных преданий. Иисус говорит: пока свет Божий пребывает среди вас, пользуйтесь этим, времени осталось уже немного, очень скоро вы останетесь в темноте и будете блуждать на ощупь (ст. 35). Он призывает Своих слушателей довериться свету, чтобы стать сынами света (ст. 36). Евангелист же объясняет, что мешало многим поверить: страх гонений и нежелание видеть и слышать то, чего видеть и слышать не хочется (ст. 37 – 43). А Иисус между тем говорит нечто важное и о том Суде, которого верующие евреи ожидали в последний день. Он говорит: Я пришёл не для того, чтобы судить мир, а для того, чтобы ищущие света могли его обрести (ст. 46 – 47). Я, говорит Иисус, принёс в мир ту полноту жизни, которую получил от Отца, Мои слова — Его слова (ст. 49 – 50). А судом становится «слово», свидетельство Иисуса (ст. 48). В самом деле, встретившись с Иисусом лицом к лицу и услышав от Него свидетельство о Царстве, никто не мог остаться равнодушным. Каждый должен был выбирать: такое свидетельство можно было либо принять всем сердцем и пойти за Иисусом в Его Царство, либо отвергнуть вместе с Тем, Кто принёс Царство в мир. И от этого выбора зависело, чем станет человек перед лицом Божиим: жителем Царства, обретшим полноту жизни, или изгоем, обречённым на смерть.

Приводя цитаты из пророка Исайи, евангелист Иоанн дает нам понять, что в неверии иудеев нет ничего необычного. Простые, понятные и отнюдь не уважительные человеческие причины приводят к этому. Для нас важно при этом не осуждать тех, кто не верит, но проникнуться духом слов Христа. Господь говорит нам сегодня вновь о свете. Он - свет, пришедший в мир для того, чтобы верующие Ему не оставались во тьме. Значит, зная Господа Иисуса Христа, мы сами можем наполняться этим светом, и видеть правду и ложь, жизнь и смерть, жестокость и милосердие. И это дает нам возможность делать выбор и следовать той истине, которую открывает нам Господь.

Наверное, каждому знакома ситуация, когда ты кому-нибудь что-нибудь важное/красивое/ценное/нужное/вкусное предлагаешь, а человек отказывается. Одна из самых типичных реакций может быть по-детски сформулирована так: "Ну и ладно, не больно-то и хотелось", - или еще веселее: "Мне же больше достанется". Но говоря так, мы делаем вид, что нас не трогает пренебрежение другого человека и что мы - "свободные люди, живущие в свободной стране", каждому может быть дорого что-то свое и мы уважаем выбор другого человека. Однако под этим показным спокойствием сидит обида за то, что ценное для тебя оказывается ненужным для других. Постепенно обида может отравить жизнь еще пуще - начинает казаться, что это не от предложенного отказались, а тебя самого не любят, не уважают, не принимают и т.д. И начинается… Слава Богу за то, что Он совсем не такой! Когда мы отказываемся от того, чем Он делится с нами - не просто чем-то важным для Себя, но и тем, без чего не будет по-настоящему счастлив ни один человек, Он все равно говорит, что не судит нас (см.  12:47). Дальше Он скажет, что судьей себе будет каждый сам (см.  12:48). И это потрясающая правда. Господь не может лишить нас спасения. Лишить его себя можем только мы сами. А Господь не только не осуждает, но даже и не судит нас за это. Ему просто очень больно…

Причины неверия в Иисуса евангелист описывает совершенно исчерпывающе. И всех неверующих он делит на две категории: тех, кто не хочет видеть истину, и тех, кто просто боится. Второй случай более-менее понятен: страх и трусость во все времена были одними из главных препятствий на пути праведности, мешая идущим или желающим идти этим путём принимать правильные решения. А вот с первой категорией ситуация сложнее. Наверное, всё-таки трудно представить себе человека, который в обычной жизни добровольно ослепляет себя или просто закрывает глаза с тем, чтобы, не видя окружающей его реальности, заменить это видение фантазиями. Оно и понятно: в обыденной жизни последствия такого поступка могут быть самыми неожиданными и неприятными. А вот в жизни духовной такой выбор делают, как видно, многие и достаточно часто. Хотя последствия здесь едва ли окажутся менее серьёзными. Почему же так? Причину такого поведения, кажется, понял уже афинский философ Сократ, живший за пять веков до Рождества Христова. Он говорил о том, что люди часто принимают малое добро за большое, а большое зло за малое (равно, как и наоборот) лишь потому, что большое на расстоянии кажется меньше, чем есть на самом деле. К духовной жизни это относится в той же мере, как и к обыденной. Конечно, отказаться от удобных и привычных взглядов, от устоявшегося мировоззрения, особенно мировоззрения религиозного, как минимум, дискомфортно. А день Суда кажется таким далёким, таким маленьким на фоне этого дискомфорта, что… им пренебрегают. Быть может, в надежде, что, пока он наступит, что-нибудь как-нибудь утрясётся, образуется, само собой разрешится, и как-нибудь мы всё-таки войдём в Царство, что называется, малой кровью, без особых жертв или потерь. А от тех, кому, как говорится в таких случаях, больше всех надо, лучше избавиться. Всё равно спокойной жизни с ними не будет. А как избавиться — вопрос технический.

Сегодня мы начинаем о свете и заканчиваем о свете: «Пока имеете свет, веруйте в свет, чтобы стать вам сынами света» — в начале. И в конце: «Я в мир пришел, как свет, чтобы ни один верующий в Меня не пребыл во тьме». Свет очень важное слово для Евангелия от Иоанна. В прологе Евангелия от Иоанна мы встречаем именно эти слова: И свет во тьме светит, и тьма его не объяла. (1:5) Символика света и тьмы имеет ветхозаветные корни. Но она не столь проста, как можно подумать, апеллируя к обыденным культурным гештальтам. Вспомним слова: «А они ночь хотят превратить в день, свет приблизить к лицу тьмы» (Иов 17:12). И, конечно, все помнят образ «беса полуденного» (полдень – это ведь максимум света) из одного из самых хорошо знаемых псалмов (Пс 90:6). Наиболее четко это формулирует апостол Павел: «...сам сатана принимает вид Ангела света» (2 Кор 11:14). Не в силах победить свет, тьма пытается принять вид света. И Господь наш говорит: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию (Лк 10:18). Молния – это тоже свет. Все это позволило блаженному Иерониму ввести слово: Lucifer, прежде применявшееся для обозначения утренней звезды. И мы должны четко понимать, что наша задача гораздо сложнее, чем отделить свет от тьмы – это явно. Наша задача отделять светоносность от люциферичности, хотя одно является точным переводом другого. И в этом нам помогает Христос, ибо возвращает нас к изначальному: и увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы (Быт 1:4).

Как часто бывает, среди людей, вовлечённых в события, мало кто понимает смысл того, что происходит, а часто и вовсе никто. Толпы народа приветствуют Царя, но вряд ли присутствовавшие при Его входе в Иерусалим были способны услышать, что Его царство не похоже на все земные царства, что Иисус не собирается заменять одних земных правителей на других, столь же привычных. Были ли услышавшие о воскрешении Лазаря способны понять, что происшедшее - не единичное чудо, но залог всеобщего Воскресения?

Нам трудно понять до конца чувства иерусалимлян и собравшихся в городе паломников, но ждут они явно не того, с чем идёт Христос. А ведь Он идёт на страдания, которые многими из первоначально приветствующих не будут поняты, и знает об этом. Даже поверхностное принятие Христа, подобное приветствиям ликующих толп, может стать основой для более глубокого понимания того, что Он принёс в мир. Но может и не стать, если первоначальное приближения к Нему принять за полноту понимания.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к образу воскрешённого Иисусом Лазаря. Оставаясь в тени, он, тем не менее, оказывается участником таких событий, как помазание Иисуса (ст. 1 – 11) и вход Господень в Иерусалим (ст. 12 – 19). В начале рассказа мы встречаем Лазаря в доме, где разворачиваются события (ст. 1 – 2), и его присутствие привлекает к происходящему внимание многих из тех, кто, возможно, в ином случае ничего бы не заметил (ст. 9). Даже торжественная встреча Иисуса на иерусалимских улицах была, по свидетельству евангелиста, в значительной степени связана с распространившимися по городу слухами об умершем и воскрешённом Им человеке (ст. 17 – 18).

Такое внимание к Лазарю и ко всему, что связано с чудом его воскрешения Иисусом, разумеется, не случайно: ведь именно воскресение мёртвых было для большинства верующих евреев признаком наступления дня Суда и мессианского Царства. А на Того, Кто был способен совершать такие чудеса, естественно, смотрели как на давно ожидаемого Мессию. И Сам Иисус, прежде скрывавший Своё мессианство и открывавший тайну Своего служения лишь немногим, теперь прямо свидетельствует о Своей миссии: Он принимает приветствия собравшегося на городских улицах народа, который встречает Его, как Мессию (ст. 12 – 15).

В самом деле, после столь очевидного для всех явления силы Царства скрывать дальше Своё мессианство было бы уже совершенно невозможно. С другой же стороны, теперь Иисусу оставалось уже совсем немного времени до завершения Его земного служения, так что Он мог не опасаться того, что Его вовлекут в религиозно-политические игры, сделав вождём очередного мессианского восстания.

Но, как видно, даже столь явные свидетельства убедили не всех. Ни храмовая верхушка (ст. 10 – 11), ни большинство лидеров фарисейского движения (ст. 19) не изменили своего мнения об Иисусе. Но эта позиция едва ли определялась какими бы то ни было свидетельствами или аргументами. Если бы речь шла об аргументах, то едва ли можно было бы отыскать аргумент более веский, чем живой Лазарь, воскрешённый Иисусом на глазах у множества свидетелей. Но, судя по рассказу евангелиста, единственным ответом священнических кругов на этот аргумент стал план убийства Лазаря с тем, чтобы избавиться от него как от живого свидетельства правоты Иисуса.

Речь, как видно, идёт уже не о свидетельствах и не о богословской дискуссии, а о политической игре с заранее известным результатом. Тем, кто в неё играет, не нужно Царство. Им нужна религиозно-политическая стабильность в обществе, оправдывающая, как им кажется, любые жертвы. И если вначале речь шла лишь об Одном (Ин. 11 : 49 – 50), то теперь уже — как минимум о двоих. Такова логика земной власти, противостоящей Царству: не желая признать очевидного, ей остаётся лишь умножать жертвы, пытаясь избавиться от каждого, кто может стать свидетелем Царства. Логика сил тьмы, ведущая Спасителя на крест.

Отвечая на замечание Иуды, Господь говорит, что Он, в отличие от нищих, не всегда будет с учениками. Он ушел, но Он остался — в этом тайна нашей веры. И остался в тех самых нищих, которых якобы хотел утешить Иуда (помните: «Что сделали им, то сделали Мне» в Мф. 25?). А нищих и правда много кругом, и дело не только в денежном достатке или бедности — всем не хватает прожиточного минимума любви — чем мы не нищие? И именно благодаря этому мистическому присутствию Иисуса посреди нас — на наших улицах, в метро, у нас дома — мы можем последовать за Марией из Вифании, оказавшей своему Господу милость, помазав Его драгоценными благовониями. Оказать любовь нищим любовью — вот и наше помазание, для которого Христос всегда рядом.