Мысли вслух на Рим 10:6-8

Павел вспоминает отрывок из Книги Второзакония, в котором говорится, что Тора находится не на небе и не на морском дне, что она доступна человеку, если только сам человек хочет ей следовать. Смысл отрывка вполне прозрачен: человеку не приходится оправдывать себя тем, что Тора для него слишком сложна, или что она для его понимания чересчур высока или чересчур глубока. Она может и должна быть в сердце человека и на его устах (тут, вполне возможно, речь идёт не о только о следовании Торе, но и о свидетельстве).

Апостол в этом контексте аллегорически истолковывает слова о небе и о морской бездне как относящиеся к смерти Христа и к Его воскресению из мёртвых. Тем самым он даёт понять, что люди, не желающие видеть реальность, связанную со Христом и с Царством, скорее всего лукавят. Они именно не хотят видеть того, что легко могли бы увидеть, если бы захотели. Указывает Павел и на причины этого нежелания. Дело в том, как человек понимает праведность. Апостол не отрицает ревности своих соплеменников и единоверцев в том, что касается Бога и религиозной жизни. Но это усердие зачастую связано с непониманием основополагающих вещей. В частности, того, что такое праведность.

Павел противопоставляет Божью праведность праведности человеческой. Ему очевидно, что полнота и завершение Торы — это Мессия, Христос. Во всяком случае, если вести речь о внутренней Торе: ведь путь внутренней Торы завершается превращением человека в живую Тору, а кроме Христа примеров живой Торы никто никогда миру не являл. Стало быть, ищущий полноты праведности и живой Торы с неизбежностью должен пойти за Христом, если только он честен перед собой: ведь именно и только вместе со Христом и в Его Царстве он может надеяться найти то, чего ищет. Но это лишь в том случае, если поиск честный и бескомпромиссный. Между тем, во времена Павла общим местом иудейской религиозной жизни стало указание на тот очевидный факт, что живая Тора — идеал для человека недостижимый.

С этим все смирились, как с неизбежным, сделав целью внутреннюю Тору, которая была всё-таки хоть сколько-то осуществима в жизни обычного человека. И праведностью стали считать уже не недостижимый идеал, а реальную практику реальной духовной и аскетической жизни. Религиозные люди одобряли такую праведность, хоть и не все избирали для себя этот путь: ведь речь шла о своего рода соревновании, в котором мог поучаствовать каждый, но приз не мог надеяться выиграть ни один.

Религиозный и аскетический спорт в религиозной среде — занятие вполне почтенное и поощряемое. Но лишь до тех пор, пока кто-нибудь не предъявит претензию на главный приз. Не начнёт играть всерьёз, имея в виду главную цель. На такого человека в лучшем случае все будут смотреть как на дерзкого выскочку, а в худшем — как на врага той религии, рамки которой он перерос, дерзнув на то, на что другие не дерзают. Оно и понятно: ведь цель всегда за пределами религии. Любой. Она в Царстве. Там, где Христос — Сын Божий, отвергнутый религиозными людьми своей эпохи, которые предпочли Ему свою религию.