Мысли вслух на 2 Кор 2:14-17

Эти слова напоминают традиционные описания жертвоприношений из Книги Левита — там о жертвоприношениях обычно говорится как о «благоуханиях, приятных Яхве». Апостол, несомненно, намекает на соответствующие тексты Торы, сравнивая своё свидетельство с жертвоприношением.

Оно и неудивительно: ведь всякое жертвоприношение всегда и в первую очередь было формой богообщения, освящавшей человека, приходившего к алтарю и участвовавшего в жертвенной трапезе. Оно было формой приобщения человека к Божьему присутствию, пребывающему у алтаря. И от открытости человека, от его готовности меняться и освящаться зависела «действенность» жертвоприношения.

Так же и в случае свидетельства. Павел свидетельствовал о Царстве, сам будучи его обитателем, живя его жизнью. Свидетельствовать — означает нести эту жизнь дальше, открывая её тем, кому свидетельствуешь. Человек, слушая подлинного свидетеля Христова, как бы оказывается у алтаря, в присутствии Божьем, ощущая на себе дыхание Царства, жизнью которого живёт подлинный свидетель Христов.

И, как всегда в Божьем присутствии, человек оказывается перед выбором: принять или отвергнуть, сказать Богу «да» или «нет». А дальше всё зависит от ответа. Ведь тот «аромат», то «благоухание», о котором говорит апостол, содержит в себе не только дыхание Царства, но и ответ человека.

Если ответ отрицательный, дыхание Царства становится для человека смертоносным, оно разрушает того, кто не хочет его жизни. Если же человек говорит Богу «да», дыхание Царства открывает ему всю полноту жизни. Иначе с подлинным свидетелем и не может быть: ведь он, как говорит апостол, не торгует словом, а несёт его во всей полноте. И тут уже не человек решает, сколько Бога ему надо, а Бог приходит к человеку, беря его Себе целиком. Или оставляя, если человек этого не хочет — но тоже целиком.

Продолжая тему свидетельства, Павел говорит о слове Божием, что для одних оно оказывается живительным, а для других — смертоносным (ст. 16). Эти его слова напоминают другие, из послания к римлянам, где апостол говорит то же самое о Торе, которая, по свидетельству Павла, и оживляет, и убивает одновременно (Рим. 7 : 7 – 13). Ничего удивительного здесь нет: ведь Павел и на Тору смотрит не просто как на однажды данный Богом и затем формально исполняемый закон, а как на живое слово Божие, которое воздействует на душу и сердце человека всякий раз, когда человек хочет следовать данному Богом закону, соблюдая заповеди. Понятая так, Тора оказывается неотделима от слова Божия и от Царства. Потому-то её и невозможно игнорировать так же, как невозможно игнорировать откровение Божие и само Царство: и то, и другое требует от человека самоопределения, чёткого и однозначного «да» или «нет», становясь, в зависимости от данного ответа, источником жизни или началом пути, ведущего к смерти.

Но свидетельствовать так, чтобы реальность слова Божия и реальность Царства стала очевидна окружающим, возможно лишь тогда, когда сам свидетель проповедует «от Бога, перед Богом, во Христе» (ст. 17). Сказанное им должно быть открыто Богом, притом открыто не кому-то иному, от кого свидетель мог бы слышать то, о чём свидетельствует, а пережито им самим как своё собственное откровение. Само свидетельство возможно лишь в присутствии Божием, которое подтверждает слова свидетеля, удостоверяя тех, кто готов услышать Бога, но кому уже мало одних доводов человеческой мудрости. И, наконец, свидетель должен жить одной с воскресшим Христом жизнью, жизнью того Царства, о котором и из которого он свидетельствует: ведь главная задача свидетеля Христова — дать почувствовать тем, кто его слушает, что такое Царство и дыхание Божие. И, если ему это удаётся, свидетель может считать свою задачу выполненной. Всё дальнейшее зависит от выбора, который каждый делает сам.

Давайте представим, что мы услышали о том, что в какой-нибудь церкви происходит нечто похожее на то, что узнает о коринфской общине Павел. Что бы вы почувствовали? Может быть, их уже нельзя называть христианами и нам лучше с ними вообще не общаться? Как мы видим, Павел не скрывал своего негодования, однако он пишет свои, подчас очень жесткие, послания «от великой скорби… и со многими слезами», чтобы они познали его любовь.

Грешник огорчил своим грехом не только Бога, не только Павла, собравшего эту общину, но и всю коринфскую церковь (5). Однако Павел опасается, как бы наказание, наложенное общиной, не привело к еще большему злу: напряжению в отношениях, отчуждению, уходу из Церкви. Чтобы покаявшийся человек «не был поглощен чрезмерной печалью», его надо простить и утешить. Иначе — где наше христианское прощение? С другой стороны, если «снизить планку» и только утешать согрешающих — не приведет ли это к еще более страшным последствиям в общине верующих? Как нам не впасть ни в одну из крайностей: ни в потакание греху, выдаваемое за христианское прощение, ни в жестокость и превозношение, преподносимые как строгость и непримиримость ко злу? Очень важен стих 10, где говорится о прощении «от лица» кого-то. Более того, Павел говорит о прощении грешника «от лица Христова», от лица всей Церкви.

В конце отрывка Павел сравнивает шествие войска Христова с возвращением в Рим войска во главе с полководцем, одержавшим победу. На его пути жгли ароматические вещества, а плененных противников (с которыми, видимо, сравниваются силы тьмы) казнили. Не будем забывать, Кто в этой процессии является центром, Кому предназначены благоухания.