Мысли вслух на Лк 9:57-62

Негде Сыну Человеческому голову приклонить. Негде… а почему? Почему мы находим себе место, где голову приклонить, а Ему нет места? Даже самый последний московский бомж найдет себе какое-нибудь теплое местечко на вокзале или еще где-то, а Господу нашему нет места. Почему? Вот, казалось бы, Он возлежал на трапезах, даже и в богатых домах. Значит, и богатые люди принимали Его у себя. Почему же Он говорит, что негде Ему голову приклонить? Что, Он жалуется на Свою неприкаянность и бедность? Нет, конечно. Но, скажут, ведь и правда первая наша реакция на эти слова – жалость безмерная, любовь, нежность. Сколько мистических переживаний на эти слова было о том, чтобы дать Господу свое сердце, чтобы в нем Он приклонил голову. Но только ли это Господь хочет, чтобы мы почувствовали в словах сегодняшнего чтения? Если так, то, значит, Он просто жалуется, просто хочет, чтобы Его пожалели. Мы не скажем, что этого не было. Ведь Господь обладал и человеческой природой, а в человеческой природе заложено стремление к любви и нежности, оно не греховно само по себе. Но все-таки есть ощущение, что мы не должны останавливаться единственно на таком восприятии этих слов, мы должны думать глубже и искать каких-то еще смыслов. Когда болеет ребенок, когда он ночью лежит весь в жару, мать не может уснуть. Пусть от нее ничего не зависит, она не может приклонить голову и уснуть. Но стоит спасть температуре, сон приходит сам собой. Вот на самом деле мир, он тоже страшно болен. Ведь давайте подумаем, прошла ли хоть одна минута на земле, чтобы где-нибудь не умер человек, чтобы где-то что-то не случилось. Это у нас все делится на ночь и день, а для Господа, коль скоро в Его руках вся земля, нет ночи и дня. Нам вспоминается «Вечерняя молитва» владыки Антония Сурожского. «В больнице или в комнате больного есть люди, котоpые не уснут, потому что им больно, потому что им стpашно, потому что они в тpевоге за любимых, из котоpых одни несут вместе с ними бpемя их болезни, а дpугие осиpотеют с их смеpтью. Есть люди в одиночестве тюpьмы; некотоpые из них молоды, и где-то за стенами есть девушка, котоpую они любят, есть их дети, их товаpищи, есть свобода, была надежда – а тепеpь ничего не осталось. Есть и такие тюpьмы, где ночи ужасны, где сейчас начнутся допpосы; они тянутся долгие часы в сеpдцевине ночи; кого-то будут бить, кто-то подвеpгнется пыткам. Они веpнутся в свои камеpы обессиленными и вступят в день, в котоpом им не будет отpады, один стpах пеpед гpядущей ночью. Сейчас над ними замыкается ночь, стpах окутывает их тело, их душу. Кpоме того, есть во всех гоpодах ночь шумная, ночь кабаков, ночь азаpтных игp, ночь пьяницы, ночь, в котоpой юноши и девушки потеpяют чистоту; ночь, когда супpуги, позабыв любовь, охваченные только желанием, будут гpубы дpуг с дpугом. Есть люди, котоpые потеpяют честь, и кому стыдно будет пpоснуться утpом». И вот, переживая эти слова владыки, подумаем: когда есть такие ночи, как может уснуть Господь?

Ответы Господа Иисуса Христа на слова трех человек, пришедших к Нему и выражающих желание последовать за Ним, часто вызывают смущение у читателя. Почему, вместо того, чтобы приветствовать новых последователей, Господь, в сущности, отвергает их и обличает нечто в их стремлении идти за Ним? Нередко этот вопрос обусловлен нашими собственными страхами: мы опасаемся, как бы и наше стремление последовать за Иисусом не было Им отвергнуто. Так или иначе, слова Христа в сегодняшнем чтении из Евангелия от Луки шокируют нас, они противоречат каким-то глубоко спрятанным нашим стереотипным представлениям. Иногда вообще возникает обида на евангелиста: без этого отрывка все было бы куда глаже и приятнее для нас.

Вероятно, нужно выделить три основные причины такого отношения к этим словам Христа. Во-первых, наши стереотипные, привычные представления, возможно, неверны. Во-вторых, мы, возможно, не понимаем, что говорит Господь. И, в-третьих, мы, быть может, применяем ко всем, в том числе и к себе, то, что говорится вполне конкретным людям по вполне конкретной причине. В данном случае, кажется, имеют место все три причины сразу.

Представление о том, что приходящего к Нему Господь не изгонит, основано на Его собственных словах. Но, в то же время, Он Сам говорит и о том, что не всякий, говорящий Ему «Господи», может войти в жизнь, но лишь тот, кто исполняет волю Отца Небесного. Значит, Бог — не политик, целью которого является рейтинг любой ценой. Следовать за Ним может лишь тот, кто обладает определенной чистотой намерений. Наверное, когда мы ищем Бога, в наших побуждениях всегда есть некоторая поврежденность — но в определенных случаях она делает наш приход ко Христу — не невозможным, нет — губительным для нас самих. Таковы и три приведенных евангелистом примера. Один, привлеченный славой мессианского Царства, хочет поучаствовать в ней — но Господь говорит о Своем пути как о пути отвержения и страдания. Второй и третий хотят идти за Христом на своих условиях: «я пойду за Тобой, но...»,- говорят они. Здесь сам человек определяет свой путь и пытается сделать Богу своеобразное одолжение тем, что соглашается следовать за Ним. И все это духовно небезобидные вещи, на что и указывают ответы Господа Иисуса.

Очевидно, что с первой причиной нашего неприятия слов Христа напрямую связана и третья: не стоит обобщать ответы Христа этим трем лицам на весь белый свет. Чтобы они не могли быть отнесены к нам, надо только не повторять ошибок этих людей.

И, наконец, в самом деле нужно вникнуть в суть того, что хочет сказать Господь. Первому из трех упомянутых людей Он говорит, в сущности, о Кресте. Важно, что Крестные страдания и отвержение людьми выступают здесь как постоянные спутники Господа Иисуса на всем Его земном пути — от вифлеемской пещеры до Голгофы. Ответ Христа человеку, который не соглашается пойти за Ним по причине важнейшего сыновнего долга, важно услышать вместе с вопросом. Этот человек говорит: позволь мне уйти от Тебя, потому что где-то там ждет меня нечто важное. Но уйти от Бога можно только в одно место — в ад, потому что везде, где нет Бога, там и есть ад. И Христос говорит этому человеку: нет, это оттуда тебе нужно уйти ко Мне. И вопрос, и ответ строятся вокруг глагола apelauno, «уходить, удаляться». Там, где нет Христа, говорит Иисус — там царство мертвых. Не от Христа туда, а оттуда ко Христу следует уходить. Ты, говорит Господь, уходи благовествовать Царство. Третий же, соглашаясь следовать за Христом, пытается оговорить для себя определенную степень свободы, и к тому же, возможно, ищет похвастаться перед близкими, как он возрос духовно, что уходит за Назаретским Учителем. И Господь говорит ему, что такое двоедушие невозможно перед лицом Божьим.

Потому, видимо, для евангелиста Луки и было важно включить эти три кратких диалога в Евангелие, чтобы мы могли увидеть истинную картину происходившего и научиться чему-нибудь на этом примере.

Желающим следовать за Ним людям Иисус отвечал отнюдь не одинаково. Конечно, говоря вообще, Он имел в виду конкретного человека и его ситуацию, отвечая в зависимости от того, чего от конкретного человека можно было ожидать. Но это общий взгляд; а что же конкретика? В самом деле, Иисус не раз отказывал людям, желавшим остаться с Ним. Вот к Нему подходит человек, который готов идти за Ним, куда угодно. А Иисус отвечает ему, что Он — бездомный, Ему некуда идти, так же, как некуда идти и обратившемуся к Нему человеку. Казалось бы, всё логично. Но вот два приведённых евангелистом других случая: тут Иисус, напротив, зовёт за собой тех, кто, надо заметить, Ему вовсе не отказывает, но лишь просит о совсем небольшой и, рассуждая по-человечески, вполне оправданной отсрочке.

Конечно, понять всё в точности тут практически невозможно: ведь для этого пришлось бы восстановить полностью ту логику принятия решений, которой руководствуется Спаситель как вообще, так и в конкретных случаях. Но кое-что всё же понять можно. Очевидно, для Иисуса главным является не только и не столько наличное духовное состояние человека, сколько его духовные потенции. Он смотрит не только на готовность человека пойти за Ним в данный конкретный момент, но и на то, к чему это приведёт впоследствии.

В самом деле: готовность пойти за тем или иным конкретным человеком (даже тогда, когда речь идёт об обычном человеке) может быть связана с сиюминутным эмоциональным порывом или с какими-то умозрительными построениями, с теми выводами, которые делает человек из сказанных слов и из того, что, как ему кажется, за ними стоит.

Спаситель, разумеется, сразу же, общаясь с человеком, видит все движущие силы и все мотивы высказанного желания: ведь человеческое сердце для Него так же прозрачно, как и для Его Отца.

Он, конечно же, прекрасно понимает: если человек ожидает тёплого, уютного убежища от всех ветров, какие дуют в мире, такому человеку с Ним не по пути: ведь Он не сможет предложить ищущему безопасного убежища ничего. Иное дело — вырвать человека из такого уютного убежища, если ему уже пришла пора двигаться дальше, пришла пора встать на путь, ведущий к Царству.

Тут Иисус может быть абсолютно бескомпромиссен: никакого промедления, бросай всё и иди за Мной! В самом деле: всякое промедление может оказаться и нередко действительно оказывается лишь поводом для того, чтобы отложить решение, пора принятия которого наступила, а затем и вовсе его избежать. Потому-то и предлагает Иисус тем, время которых пришло, смотреть не назад, а вперёд. Как смотрит только вперёд пахарь, которому нельзя оборачиваться назад, чтобы не испортить всё дело.

Слова Иисуса о мёртвых, погребающих своих мертвецов, могут показаться слишком жёсткими в той ситуации, в которой они прозвучали. Но, если вдуматься, нетрудно увидеть, что и ситуация тоже была, по сути, критической, хотя ничего такого у Иисуса человек, которого Он позвал за Собой, казалось бы, не просил. Наоборот, речь шла о деле, как мы обычно говорим, святом: похоронить собственного отца.

Есть любопытная интерпретация этой просьбы: некоторые комментаторы считают, что речь тут идёт не о том, что отец упомянутого в рассказе человека уже умер, а о том, что он ещё был жив, но уже ждал смерти (или из-за болезни, или просто из-за преклонного возраста), и человек этот просил отсрочки с тем, чтобы дать своему отцу дожить спокойно те (вероятно, немногие) годы, какие ему оставались на земле. Он был готов идти за Иисусом, он лишь просил отсрочки. Но Иисус ему этой отсрочки не дал. Почему? Можно было бы сказать, что отсрочки расслабляют человека, нередко лишая его той решимости, которая была в известный момент, а со временем исчезла потому, что человек так и не сделал того, на что решился. Но это лишь одна сторона дела. Другая заключается в том, что в духовной жизни обычно вообще не бывает никакого «потом».

Бог вне времени, а встретиться с Ним можно только в настоящем, только здесь и сейчас. Но «здесь и сейчас» как точка встречи человека с Богом проецируется в совершенно конкретный момент времени и в совершенно конкретную точку пространства. Вот эту точку для упомянутого в рассказе человека и обозначил Иисус. В ней нужна предельная концентрация на Божьем присутствии, на откровении Его воли и на поставленную перед человеком в контексте всего упомянутого задачу. Но у человека, о котором рассказывает евангелист, такой концентрации нет.

Он не в том вечном настоящем, где произошла его встреча с Богом, он во временном настоящем, где прошлое сменяет будущее, а настоящее оказывается не точкой встречи с Богом, а лишь местом встречи того, чего ещё нет, с тем, чего уже нет. И резкие слова Спасителя нужны для того, чтобы вырвать человека из временного настоящего и поставить его перед Богом в вечном настоящем. Конечно, и это само по себе ещё не гарантия: ведь человек свободен. Но момент максимальной возможной для человека ясности всегда становится для него и моментом истины. Истины, по отношению к которой и надо определиться — для Царства и для спасения.

В Библии есть много примеров такой «оглядки назад»: жена Лота, Израиль во время Исхода... Мы ищем идеалы в прошлом, не осознавая, что Царство Божие — всегда здесь и впереди. Позволю себе процитировать одно место из книги современного автора (Ричард Рор): «Благая весть всегда указывает в будущее, на некое новое место, в землю обетованную. Она никогда не обращена назад. Но ирония христианской истории состоит в нашей привычке обращаться назад и говорить: «Вот раньше были чудеса. Это раньше Бог был Богом, это тогда жили великие пророки. Это в средние века были великие святые...» По этой иронии, Слово Божье из освобождающей силы превратилось в силу охранительную. Из-за того, что мы не прислушивались по-настоящему к Слову Божьему, мы стали заниматься религиозной гимнастикой и потеряли соприкосновение с силой Божьего Слова».

В этом тексте Иисус может показаться нам жестким, даже жестоким. Но посмотрим внимательнее, почему Он так отвечает? Первый человек, как и мы часто, ищет у Бога покоя, защиты. Он уверенно говорит, что пойдет за Иисусом куда бы Он ни пошел, но о Кресте этот человек не знает. Он думает, что Господь приведет Его в уютный дом, что можно будет переложить на Него заботу о своей душе. Бог просит у нас ответственности. Он не гонит никого, но Он предупреждает, что мы не от мира и в мире мы не можем жить уютно и защищено, ведь Богу в этом мире негде приклонить главу, кроме как в нашем сердце, кроме как в Церкви.

Самый сложный для нашего уха ответ — второй. Но давайте прислушаемся к этим словам: «предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Неужели Иисус, который «не есть Бог мертвых, но Бог живых», может называть кого-то мертвым таким образом. Наверное, хотя об этом месте трудно говорить уверенно, Иисус хочет сказать этому человеку, что смерти нет. Поэтому Он посылает его сразу благовествовать Царствие Божие, Царствие вечной жизни, ведь «у Бога все живы».

Последний ответ тоже кажется очень жестким, но давайте подумаем,разве мы доверили бы какое-нибудь дело человеку, который обещая что-то, с самого начала говорит: «да, но...». А в деле несения Благой Вести вплоть до Креста, какие могут быть «но...».

Все мы всё время ставим Богу условия; обещаем не подумав, не взяв ответственность; говорим «да, но...», ставя себя на первое место, мы держимся за наших мертвых, забывая, о даре жизни с избытком, о тех словах, которые Иисус сказал Марфе, перед воскрешением Лазаря: «Я есмь воскресение и жизнь».

Как близка нам реакция апостолов. С одной стороны — нет ничего в этом удивительного, ведь все мы люди, и, кроме того — быть похожим на будущего апостола очень даже хорошо. А с другой стороны - чем же мы на них похожи? Именно тем, что мы люди, и нашими «общечеловеческими» реакциями. Ученики, горя ревностью по Учителю, обижены тем, что Его не захотели принять. Кто-то отнесся к их Учителю так же, как и к любым другим людям, — путешествующему отказали в приюте. И вот уже перед нами бушует «праведный гнев», ведь вряд ли эти простые рыбаки спокойно говорили слова о призывании карающего небесного огня, как бы ни было это безэмоционально изложено в Евангелии (см. Лк. 9:54). И эти простые люди считают себя вправе отомстить за такое неприветливое отношение к их Господу. Может быть, они движимы словами Христа, посылающего их на проповедь: «И если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них. Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу» (Мк. 6:11). А ведь тогда речь шла о них самих, а тут — об их Учителе! Значит, и наказание должно быть соответствующим!.. А если представить себе, что подобным образом вел бы себя Иосиф, когда их с Марией, которая вот-вот родит, никто не хотел пускать? Сколько бы людей и домов оказались бы сожжены огнем?

Удивительно, что ученики имеют в этом случае веру в то, что огонь придет по их просьбе! И вопрос звучит не так: «Спустится ли огонь с неба, если мы попросим?» а «Хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их?» (Лк 9:54). И как чудесно, что вера в Бога и в то, что «чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного», сопровождается диалогом с Господом! Потому что Он отвергает предложение учеников и запрещает им (Лк. 9:55), направляя их стези по верному пути.

Сегодня мы прочитали небольшую подборку коротких рассказов об Иисусе, сделанную евангелистом, чтобы показать всю необычность Его Вести, всю ее несовместимость с нормальными человеческими представлениями. В наступающем Царстве Божьем все будет не так, как принято на земле: самыми важными и уважаемыми будут те, кто наименее ценен в глазах людей (ведь дети до достижения совершеннолетия не имели никаких прав и считались собственностью родителей, наравне с рабами, а Иисус ставит их в пример ученикам). Иисус запрещает ученикам делить людей на «наших» и «не наших», а ведь это важнейший принцип человеческого общества (для сравнения, посмотрите новости по телевизору). Его Царство выходит из нашей системы ценностей, оказывается важнее даже священного долга похоронить отца, важнее, чем уютный дом и семья. Оно захватывает человека целиком — тот, кто задал Иисусу вопрос о Его Царстве, уже «положил руку на плуг», уже начал парадоксальный путь к Богу...

Как видно, Иисус всё время на разных примерах объясняет Своим ученикам, что такое жизнь Царства, какая она. И евангелист собирает эти примеры вместе, делает своеобразный дайджест, содержащий краткое их описание. Вот ученики, спорящие о том, кто в Царстве главный. Ну то есть после Учителя, конечно. Вот те же ученики, порывающиеся разразить громом самарянскую деревню, где их не принимают. Не ради себя, конечно, а ради Учителя. Ну и ради истины, разумеется. А вот встречающиеся им по дороге люди. Один готов идти, но Иисус говорит ему: Мне некуда тебя пригласить.

Другому Иисус Сам говорит: иди за Мной, а тот просит позволения похоронить отца — и получает кажущийся беспощадным ответ. Как и ещё один: ответ внешне помягче, но по сути: оставь, забудь всех, иначе придётся забыть о Царстве. Что это: особого рода избирательность? Да, конечно: ведь Иисус видит сердце каждого, оно для Него прозрачно так же, как для Его небесного Отца. Но есть и нечто общее. Царство открыто каждому. Но при одном условии: оно должно быть на первом месте в жизни того, кто хочет его достичь. В Царстве не доживают, в нём живут. А отказывающиеся идти так или иначе хотят дожить. Остаться с теми, кто доживает. Не понимая того, что доживать — одному или с другими — можно бесконечно.

В падшем мире ведь настоящей жизни нет, тут только её остатки. И приходится выбирать: или подбирать эти остатки и пытаться выжать из них последнее, или идти туда, где жизнь с избытком. Не пытаясь тащить за собой остатки того подобия жизни, которое можно найти в падшем мире. Но там, в Царстве, другие законы. Там нет начальников и подчинённых, а есть служения, которые надо нести, и кто умеет делать это лучше, тот и главный. Главному в Царстве достаются не лучшие места, а более ответственные служения. А ещё там не надо ничего никому доказывать. И в этом мире Царство тоже никому не надо доказывать.

Показать его, конечно, можно. А вот доказывать — бессмысленно. Ведь доказательство, особенно с привлечением громов небесных, всегда предполагает желание переубедить. Заставить принять, поверить. И тут уж неважно, какими будут неотразимые аргументы: они в любом случае предполагают, что человек сдаётся перед неизбежным, будь то сила, от которой не уйти, или очевидность, от которой никуда не деться. Царство, конечно, и сила, и очевидность. Но это сила, от которой можно уйти, и очевидность, которой при желании можно не замечать. Бог ненавязчив, а человек свободен. Вольному воля, спасённому рай.

Эти слова обращены не только к тем, кто только хочет начать свой путь за Иисусом. Они обращены и к самим ученикам, и к нам. Разве нам никогда не «приходит мысль» о том, кто же из нас больше? Или не возникает желания «запретить» кому-нибудь инакомыслящему? Или попросить у Бога огня с неба для наших недругов, «как и Илия сделал»? Всегда ли мы знаем, какого мы Духа? А ведь многие из нас не только «возложили руку на плуг», а прямо таки пропахали уже полполя. И что же, снова смотрим назад?

Сегодняшнее чтение целиком посвящено теме Царства, а также тому, как понимали его окружающие Иисуса люди, включая Его ближайших учеников. И снова мы сталкиваемся с полным непониманием даже апостолами того, что такое Царство и его законы. Сам вопрос о первенстве, о том, кто в Царстве главный (ст. 46), теряет там всякий смысл. Иисус сумел разъяснить это, указав ученикам на ребёнка, которого проблема первенства в силу возраста ещё совершенно не волнует (ст. 47–48).

По законам нашего ещё не преображённого мира, велик тот, кто велик собственным величием; в Царстве, как видно, собственное величие ничего не значит, и чем меньше человек на него надеется, тем больше сквозь него проступает величие Царства. Потому-то Царство это и нет необходимости насаждать силой, как думали сделать апостолы в одной самарянской деревне, где евреев, как водится, не жаловали (ст. 51–54): ведь так можно продемонстрировать лишь собственную силу и доказать собственную значимость, но приблизить людей к Царству таким способом невозможно. Не случайно Иисус говорит ученикам о том, что они действуют не в духе Царства: для Царства неприемлемо никакое насилие, силой туда не загнать никого, ведь, чтобы войти в него, нужны прежде всего отношения с Богом и с Тем, Кого Он посылает, притом отношения не навязанные, а принятые добровольно.

Царство, навязанное силой — не Царство, а лишь его фантом, который может погубить человека, но не может его спасти. А поскольку Царство — не место, а отношения, то оно не ограничено никакой структурой, даже апостольская община, если смотреть на неё не как на сообщество людей, живущих в Царстве, а на некую своего рода организацию по пропаганде идеи Царства Божия, его не ограничивает. Потому-то каждый, кто свидетельствует о нём во имя Христово, являя окружающим его силу и действенность, находит в нём своё место, даже если формально он не имеет отношения к апостольской общине (ст. 49–50). Так, развеивая столь широко распространённые в те времена мифы массового религиозного сознания, Иисус укрепляет в сердцах Своих учеников те представления о Царстве, которые должны помочь им пережить Его крестную смерть и принять Его воскресение.

Как видно, апостолы всё же плохо представляли себе, что такое то Царство, о котором говорил им Иисус. Они явно представляли себе его чем-то наподобие земных царств, быть может, со своими особенностями, с каждодневными чудесами, но всё же похожим на государства непреображённого мира. Во всяком случае, у них, судя по свидетельству евангелиста, не было никаких сомнений в том, что управляться это царство будет так же, как управляется любое царство «мира сего»: Царём, разумеется, будет Сам Иисус, а вот дальше… дальше начиналось самое интересное: кого же Он сделает Своими приближёнными? Как Он распределит места в Своём Царстве между Своими учениками?

Иисус всё время старается объяснить ученикам, что Его Царство «не от мира сего» не потому, что оно полно чудес и сверхъестественных феноменов, а потому, что оно строится иначе, не по законам непреображённого мира, а по своим собственным законам, которые людям «мира сего» могут показаться, как минимум, странными. Велик тот, кто меньше всех, — это, конечно, с точки зрения непреображённого мира полный абсурд. Но ведь любое земное государство строится на силе, здесь всегда должен быть некий центр силы, который становится и центром власти, на этой силе основанной.

Царство, которое принёс в мир Спаситель, строится на любви, источником которой является дыхание Бога; форму же этому Царству придаёт та система отношений, которые связывают его обитателей между собой, каждого из них с Богом и со Христом, а Самого Христа — с Его небесным Отцом. В таком Царстве значимость человека определяется не его силовым потенциалом, о какого бы рода силе ни шла речь, а той мерой любви, которую он способен вместить.

Мера эта, как нетрудно догадаться, определяется степенью его прозрачности для дыхания Божия. Вот тогда-то и становятся понятны слова Иисуса о детях: ведь дети действительно восприимчивы для всякого действия Божия, не потому, что они безгрешны, а потому, что ещё не успели утратить той духовной цельности, которой взрослый человек не имеет, если только не думает и не заботится о ней специально. Так решается в Царстве вопрос о первенстве — главный вопрос непреображённого мира.