Мысли вслух на Лк 11:42-46

Какой-то неисповедимый страх закрадывается, когда думаешь об этом тексте и в то же время проецируешь его на современное положение вещей в мире. «Но Он сказал: и вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них». Дело даже не в том, что кто-то из наших духовников заставляет нас слишком сильно поститься, кто-то накладывает на нас слишком строгие епитимьи. Кажется, все это как раз совсем не признак сегодняшних дней. Может, где-то и есть без меры строгие батюшки… Но в целом, это совсем не в духе наших дней. Да любой нормальный священник понимает, что просто быть обыкновенным порядочным христианином на фоне нашего обезумевшего, развращенного, страшного века, уже вполне тяжелая задача, что уж говорить о подвигах аскезы среди мирян. Но кажется, это лишь какой-то самый прямой смысл сегодняшнего чтения, а есть в нем и более глубоко залегающие смысловые пласты. Сейчас эти слова Господа вызывают в нашей памяти и другие слова. «Будут отлучать вас от синагог; но приходит час, когда всякий, кто убьет вас, будет думать, что он приносит службу Богу» ( 16:2Ин 16:2,/a>). Сейчас сильная близость этих двух текстов. Почему он будет так думать, что он служит службу Богу? Почему некоторые «мусульмане» думают, что, убивая христиан, они служат службу Аллаху? Почему некоторые «христиане» думают, что, сбрасывая бомбы на мирных жителей Ирака, на детей и на женщин, они делают богоугодное, хорошее, доброе справедливое дело? Почему? А ответ на этот вопрос, как ни странно, лежит именно в тех словах, что говорит Иисусе сегодня. Мы послушны «законникам», они нами как ослами, на которых возлагают ношу, управляют, а мы их слушаемся. У нас даже слова есть такие «духовный лидер». Но думается, это оксюморон какой-то, бред, невозможное выражение. В принципе не может быть такого понятия – духовный лидер. В духе нами может управлять только Дух, а все остальное не в духе, а просто криминал, подсудное дело. Но ведь надо напрягаться, трудиться, читать, думать, молиться. А тут все просто: сказал мулла, что в Коране написано: а если встретишь неверного – удар мечем по шее (47-я сура, «Мухаммад»), значит, убивайте христиан. А оказывается, что на самом деле имеется в виду совсем другое, здесь речь идет о битве, но ведь это надо вникать смотреть разные переводы, просто целостное видение иметь и живое общение с Богом. А христиане слышат, как их детей убивают под крики «Аллах акбар» и начинают ненавидеть, а то и ведут себя так, что единственное слово, которое можно по отношению к ним употребить верующему человеку — это «неверный». И забывают, что Христос учит любви, а не ненависти, забывают, потому что не ко Христу обращаются, а к президентам, называющим себя верующими, к лидерам, одним словом к «законникам». Так и хочется сказать, люди, посмотрите повнимательнее на слова, которые говорит сегодня Господь: «что возлагаете на людей ноши неудобоносимые, а сами ни единым пальцем не дотрагиваетесь до этих нош». Разве мы ослы, чтобы на нас навьючивали?! Им-то горе, но мы-то не должны подставлять свои спины…

Как часто, встречаясь с обличительными речами Христа против фарисеев, мы молимся: Боже! благодарю Тебя, что я не таков как этот фарисей. (Лк 18: 11) Чем, конечно, тут же себя в него и превращаем. А чтобы не произошло с нами такой злой шутки, есть только один путь, воспринимать, как бы это ни было неприятно, каждое новое «горе вам» как обращенное лично к тебе. И если мы научимся вот так стоять перед обличительным судом Господа, каждый день стоять в своей покаянной молитве перед возможными обвинениями в фарисействе, то, значит, мы уже немного окрепли в духовной брани.

Потому что грех в чем-то уподобиться фарисею, быть может, самое неявное, но самое опасное, что может с нами произойти. Практически всякий внутренний, незаметный другим людям, грех – это грех фарисейства. Когда мы совершаем что-то явно плохое, это не так опасно, потому что люди вокруг нас могут нам помочь, указать на грех, помочь осознать его, показать путь как выбраться из него. А о грехе фарисейства, как мы условно это назовем, знаем только мы и Господь. Поэтому сражаемся против него мы в одиночку (только с Божьей помощью), в молитвенном предстоянии. Это и опаснее и труднее и встречается гораздо чаще. Тем более достойной эта задача предстает перед нами.

Какие мы все умные, правильные и проницательные, когда глядим на поступки других людей! Мы сразу видим, где они поступают не по разуму, не по совести, не по нравственным нормам. Куда это все девается, когда дело доходит до наших поступков? У нас сразу появляются разнообразные причины, обстоятельства, оправдания...

В послании к Римлянам Павел пишет: «Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и (сам) делая то же?» В Евангелии от Луки Господь обращается к «духовным лидерам» Израиля: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что вы — как гробы скрытые, над которыми люди ходят и не знают того». Тщетна наша попытка самооправдаться путем самопревозношения над теми, кого мы считаем грешнее нас. Нет лицеприятия у Бога, Он смотрит на нас не в сравнении друг с другом, а на самих по себе, Его шкала оценки не относительная, а абсолютная, и «плюсики» мы «зарабатываем» только тогда, когда мы водимы любовью Божией.

Слова обличения, которые Господь обращает к книжникам, фарисеям и законникам, в большой степени относятся к религиозной психологии падшего человека вообще. Они актуальны отнюдь не только в Палестине начала первого века. В немногих словах сегодняшнего евангельского отрывка Господь указывает на главное, что каждый из нас в той или иной степени знает на собственном опыте. Это стремление к почету и одобрению от окружающих, которое является искажением желания быть праведным перед Богом. Это стремление регламентировать всю жизнь, являющееся искажением послушания воле Творца, возникающим, когда ты не слышишь голоса Его. Это обида на обличение, возникающая, когда ты всю ценность своего бытия полагаешь в своих аскетических достижениях, а не в любви Христа.

В конечном итоге все эти малоприятные вещи возникают оттого, что страшно полагаться на суд и любовь Божью, с которых начинает свое обличение Христос. Видимо, человеческое сердце сотворено нуждающимся в опоре, и наша личность распадается, не находя ее. Но ты можешь искать эту опору в суде и любви Божьей или в любых иных вещах, которые постигаются твоим чувственным опытом. Однако самое важное в словах Христа иное, самое важное в том, что Ему не безразлична судьба обличаемых Им людей и в словах Его слышна глубокая скорбь. Для нас, обличаемых Им, это означает, что мы можем надеяться на Его помощь в исцелении, в том, чтобы встать пред Ним в истине.

В нескольких эпизодах евангелист приводит разные высказывания Господа о жизни в наступающем Божьем Царстве. Иисус проповедовал не в пустоте — вокруг Него были верующие люди, благочестивые и не очень. Естественно, все они немного по-разному понимали, что такое Бог и как с Ним надо жить. Но в словах, приводимых евангелистом, можно проследить два основных «типа религиозной жизни» — с одной стороны, человек с чистым, простым оком, которого переполняет свет, как свет от светильника, видного всем, кто во тьме; с другой стороны — формальное благочестие людей, помнящих, когда нужно омыть руки, когда заплатить десятину, но иногда забывающих (не со зла, а исключительно в силу ограниченности человеческой памяти) о таких вещах, как прощение, милость, доверие Богу. Конечно, оба типа — это действительно «типы», своеобразные идеалы духовной жизни, и все же они достаточно четко рисуют два направления, по которым может отправиться ученик Иисуса Христа.

Слова Спасителя, обращённые к фарисеям и учителям Торы, которых в те времена называли обычно «книжниками», могут показаться слишком жёсткими, какими они и казались некоторым Его слушателям. Но вопрос был слишком серьёзен, и вещи надо было назвать своими именами. Обвинения звучат серьёзные: в сущности, Иисус упрекает и религиозный актив тогдашней Синагоги (фарисеев), и выдающихся учителей Торы в том, что они сами не соблюдают того, к чему призывают других. Странное, казалось бы, обвинение: ведь именно фарисеи и учителя Торы в евангелиях показаны как ревнители Торы, это именно они постоянно упрекают Иисуса в том, что он нарушает то или иное её предписание. Но Иисус чётко обозначает проблему: внешняя религиозность, лишённая духовного наполнения. Именно такая религиозность и стала главной проблемой синагогальной духовной жизни в евангельские времена. Такой религиозности придерживались многие фарисеи, ей обучали народ многие учителя Торы.

Альтернатива, конечно, была, но её представляли немногие. Имена некоторых из них новозаветные книги до нас донесли: Никодим, Гамалиил… Но не они определяли общую атмосферу синагогальной жизни того времени. И вот оказывалось, что призывы к духовной жизни сопровождались обучением жизни не столько духовной, сколько религиозной. Не тому, как обрести внутреннюю цельность и внутренний свет (то самое «светлое око», о котором говорит Иисус), а тому, как соблюдать ритуальные предписания. Конечно, и они тоже появились не просто так, и за ними стоит некий духовный опыт, их породивший, но опыт к тому времени уже забылся, а предписания остались.

И вот теперь народу предлагается жить одной религиозностью без духовного наполнения, предписаниями без богообщения. А сами учителя при этом чувствуют себя этакими хозяевами Торы: ведь именно они её комментируют и интерпретируют, к ним обращаются за советом, именно их авторитет в глазах простых людей непререкаем.

Не все, конечно, были такими, но и таких хватало, чтобы огромное множество людей замкнулось в кругу формальной религиозности без всякой возможности из него выйти. А всякое свободное Божье слово, любое дуновение Божьего дыхания в этой среде воспринимается как нечто ненужное и даже опасное: ведь оно подрывает монополию учителей и толкователей на Тору, а значит, и на духовную жизнь. Не случайно Иисус говорит тем, кто ставит памятники древним пророкам, что они ничуть не лучше своих отцов, которые этих же пророков убивали. Живая духовная жизнь им не нужна так же, как она не была нужна их отцам. А значит, и Царство им не нужно тоже.

В Евангелии мы не найдем, гневных обличений Иисуса, направленных против воров, вымогателей, проституток, неверных жен, оккупантов и прочих грешников. Единственный класс, который Он обличает — книжники и фарисеи. Чем же провинились эти люди, изучавшие закон, учившие других и бывшие своего рода «совестью нации»? Мне кажется, самая серьезная их вина выражена в ст.  52. Призванные вести людей к познанию Бога, они сами прошли мимо этого — самого главного в человеческой жизни. Если нет знания Бога, то никакое знание о Боге не будет иметь смысла.

Сегодняшнее чтение посвящено центральной теме той полемики, которая развернулась между Иисусом и частью фарисейского братства — теме Царства и религиозности. Для понимания ситуации важно иметь в виду, что речь идёт не о какой-то специфической форме религиозности. Религиозность фарисеев, конечно, имела вполне конкретные черты, свойственные эпохе; но, с другой стороны, именно фарисейскую ментальность можно было бы считать квинтэссенцией религиозности как таковой, и в определённом смысле любую другую религиозность, известную в истории (по крайней мере, в истории авраамистических религий), можно сравнивать с фарисейской религиозностью, как с эталоном.

Но в том-то и дело, что Иисус не был основателем новой религии. Христианство не религия, а жизнь в Царстве, и Спаситель всё время пытается донести эту мысль до Своих собеседников. Не случайно Он столь обстоятельно отвечает пригласившему Его в дом фарисею на вопрос о ритуальном омовении рук перед едой (ст. 38–44). Вопрос о ритуальной чистоте является центральным вопросом любой религии, она определяет принадлежность человека к религиозной общине и его религиозную полноценность.

Иисус же говорит о чистоте не как о религиозном, а как о духовном состоянии. Ведь возможность пребывания в Царстве определяется не качествами человека, моральными или религиозными, а его отношениями с Богом и с ближними. Религия и мораль могут очистить человека внешне, аккуратное исполнение религиозных обязанностей делает человека религиозно безупречным, он соответствует всем предписаниям Торы, если понимать её как только религиозное законодательство, не имеющее отношения к внутренней жизни человека.

Можно было бы назвать это религиозным формализмом, но здесь будет всё же не вся правда, ведь те же фарисеи старались исполнять предписания Закона не только формально, они были просто совершенно уверены, что, аккуратно заплатив десятину, они действительно чисты перед Богом (ст. 42). Иисус же не случайно говорит о милостыне (ст. 41), о том, что невозможно регламентировать никаким законом: только отказ от попыток всё формализовать в отношениях с Богом может заставить человека задуматься не о своих религиозных обязанностях и правах, а о своих отношениях с Богом и людьми. Тогда и статусу, столь важному в религиозной жизни (ст. 43), такой человек не будет придавать особого значения. И главная проблема здесь в том, что в Царство ведёт не какая-то особая, новая религия, а отказ от всякой религии вообще. Такое было неприемлемо даже для «книжников» — преподавателей Торы (ст. 45). Но Иисус в ответ замечает, что раввинистическая теология, как и всякая традиционная теология вообще, занимается обоснованием всё той же религиозности, которая, между прочим, ни к чему не обязывает самих теологов (ст. 46).

Но хуже всего то, что именно религия и её защитники во все времена противостояли свидетелям Божиим и стремились от них избавиться. Так было прежде, и во времена Иисуса не изменилось ничего (ст. 46–52). И тут оказывается, что вполне религиозные, учёные и внешне благочестивые люди обрекают на крест Того, Кого, по их собственным уверениям, они ждали уже много веков. Выбирая между религией и Царством, они, как видно, выбирают религию. И остаются при своём.