Мысли вслух на Лк 21:37-22:8

Сегодня чтение Евангелия напоминает нам триптих – трехчастную икону. Христос учит в храме в центре, слева – в Иуду входит сатана, справа – Христос и пасхальный агнец. Нам сейчас кажется, что это три стержневые темы евангельской истории и других нет. Так в одном чтении, как Церковь провиденциально определила для нас, мы видим все Евангелие. И это очень ценно. Мы часто раздробливаем нашу духовную жизнь на переживание малых фрагментов. В этом есть свой смысл: вот весь рождественский пост мы думаем о рождении Богомладенца, и потом, когда Рождество уже пройдет, сколько-то времени мы будем переживать его как совершившееся. Такая растянутость одного переживания на месяцы имеет один смысл. А вот вдруг в одну минуту пережить все Евангелие – другой, но не менее важный. Собственно, это две граничные точки, между которыми находится весь спектр нашей обычной духовной жизни. И всякий ученый знает, что если мы хотим получить целостную картину явления, мы должны все параметры прогнать по доступным нам диапазонам. Потому что всякое явление в одной граничной точке может иметь совсем иной вид и смысл, чем в другой. Это трудно, это требует особого вложения сил, это требует «перестраивомости». Но без этого нельзя достигнуть полноты. Это невозможно в профессиональной деятельности, один человек не может охватить всего даже в своей области, но в духе мы обязаны искать целостности потому что мы должны обрести свою личность, а она по определению целостна. Другое дело, что эта целостность, даже и в наших сегодняшних словах Евангелия, открывается не всегда и не сразу, но при известном опыте мы можем, мы должны этому научиться. Скажем, бывает так, что у нас нет времени выполнить утреннее или вечернее наше правило. Если мы имеем свой опыт дисциплины и трудолюбия в этом, мы можем тогда, когда нет времени, уединиться на 1-2 минуты, закрыть глаза, предельно сосредоточить внимание, почти до боли в голове, и прожить все правило за эти 1-2 минуты. Это важно научиться делать. Это ступенька к молитве безмолвия. Ибо безмолвие оно очень насыщенно и напряженно.

Над причиной совершённого Иудой предательства размышляли многие: историки, писатели, специалисты по Новому Завету. И всё же она до сих пор остаётся неизвестной: предположения высказывались самые разные, но ни одно из них нельзя считать исчерпывающим, хотя многие из них, по-видимому, действительно указывали на те или иные существенные детали общей картины.

Евангелист между тем указывает только одну причину: сатана, который, по его словам, «вошёл в Иуду». Учёному, будь то историк или библеист, такое объяснение покажется явно недостаточным: ведь с научной точки зрения оно не объясняет ничего. Но, быть может, евангелист и не собирался ничего объяснять с точки зрения исторической? И дело тут не в том, что он пренебрегает историей, пренебрегает фактами.

Лука как раз именно историк, он тщательно собирает и анализирует всё, связанное с земной жизнью Спасителя, и его книги (будь то написанное им Евангелие или Книга Деяний) отличаются насыщенной фактографией. Но, как видно, в случае с Иудой он предпочитает избегать тех объяснений, которых ищут историки. И едва ли такой подход надо считать случайным. Конечно, есть вещи, о которых христианину неприятно даже думать, не говоря уже о том, чтобы писать о них. Но только ли в этом дело?

Может быть, дело в том, что есть вещи, которые не объясняются ничем, никакими обстоятельствами, никакими фактами? Да и можно ли вообще объяснить зло? А главное, нужно ли его объяснять? Конечно, каждый грех имеет свою причину. И грех Иуды тоже не был беспричинным. Но ведь для духовной жизни важны не причины совершённого человеком поступка, а его духовный смысл, который определяется тем намерением, той интенцией, которую вкладывает человек в свой поступок. Чем бы ни руководствовался Иуда, результат очевиден: он хочет избавиться от своего Учителя, избавиться любой ценой, даже ценой предательства. Такое намерение, по сути, является совершенно иррациональным, как всякое доведённое до конца зло.

Здесь есть цель, но нет смысла. Не случайно, осуществив задуманное, Иуда удавился: он не выдержал бессмысленности собственного поступка, бессмысленности не интеллектуальной (в этом отношении он как раз всё обдумал достаточно тщательно и осуществил успешно), а духовной: предательство оказалось только предательством и ничем больше, никакого другого духовного смысла в нём не было и быть не могло, хотя в момент, когда Иуда замышлял его, казалось, что смысл есть.

Евангелист не случайно упоминает сатану: здесь налицо та обычная дьявольская игра, во время которой дух тьмы старается создать иллюзию духовной осмысленности и содержательности зла, которой зло на самом деле не имеет и иметь не может. И Луке, как видно, не важно, почему Иуда попался в расставленную ловушку. Он лишь хочет показать, что может случиться с человеком, который в неё попадает.

Мы очень любим Христа, и часто из-за этой любви нам становится очень жаль Его в Его страданиях, так хочется, чтобы каким-то чудом Он их избежал. В чем-то мы уподобляемся Петру, когда он говорил: «да не будет этого с Тобою» (Мф 16:22), только мы восклицаем: если бы можно было Тебе избежать такого страдания! И кажется нам в эти мгновения, что стоило остановить Иуду – ничего бы не было. Иуда становится объектом нашего невольного мстительного чувства. Но мы должны не забывать главного. Страдание Христа было вольным. Во всей драме Иуда не играл никакой решающей роли, а был просто жертвой, жертвой своей слабости. Поэтому неверно видеть в нем воплощение мирового зла или что-то подобное. Если бы не Иуда все произошло по другому сценарию, но смысл Искупления, как величайшего события в истории человечества, от этого не поменялся бы. Еще один вопрос, часто возникающий в связи с Иудой, относится к свободе его воли. Не был ли он простым орудием в руках провидения. Ведь Христос говорит о том, что он был «сыном погибели, да сбудется Писание» (Ин 17:12). Конечно, и это не так. Никогда человек не является простым орудием в руках Божьих, для Него слишком ценна каждая личность, которую Он создал «по образу Своему и по подобию». Некоторые экзегеты полагают, что когда Христос обмакнул кусок и дал его Иуде, Он сделал это не для того, чтобы удивить учеников своим всезнанием, а чтобы дать Иуде шанс одуматься, ведь разговор шел тихо, как это станет видно, если мы как следует вчитаемся в текст (Ин 13:26). Кроме того, Иуда мог подобно Петру раскаяться. Но раскаяться именно так как Петр, сотворив достойный плод покаяния. Иуде же именно это не удается. И от этого его становиться очень жалко. Жалость – вот то чувство, которое должно возникать у нас по отношению к этому человеку.

По мере приближения к Пасхе и Страстям евангельское повествование становится словно кадрами из документального фильма. Каждый шаг Христа к Голгофе отмечается евангелистом. Предательство Иуды… день опресноков… неожиданно подробное описание того, как Иисус посылает двух учеников «приготовить Пасху», какие, заготовленные Учителем, слова они произносят случайному прохожему (причём неясно, проявилась ли тут прозорливость Господа, или это стало результатом заранее заключённой договорённости). Это поступательное движение к искупительному подвигу Христову очень хорошо выражено в «Страстях по Матфею» Баха: в главной теме прелюдии звучит скорбная поступь, словно шаги Христа на крестном пути…

«Вошёл же сатана в Иуду». Фигура этого апостола-предателя вызывала неотступный интерес на протяжении всей последующей истории. Его поступок объясняли самыми разными мотивами: от банального корыстолюбия до хитроумного замысла побудить Христа к активным политическим действиям, как Мессию… Евангелие же не вдаётся в долгие разъяснения. Оно просто констатирует: вошёл в него сатана. Зло иррационально, необъяснимо, изначальный источник его – духи злобы поднебесной. Человек подпадает под их влияние, если открывает для них дверь своего сердца. Понимание того, что «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего» (Еф. 6:12), должно вызвать сострадание к пленникам зла. Не потому ли, согласно другому евангелисту, Христос в Гефсиманском саду обращается к Иуде с вопросом: «Друг! Для чего ты пришёл?» (Мф 26:50) – напоминая нам первый в истории вопрос Бога к падшему человеку: «где ты?» (Быт. 3:9). Оба вопроса отсылают человека, стоящего на грани окончательного падения, к нему самому: где ты по отношению к Богу, не потерял ли самого себя – такого, каким ты задуман Творцом? Ведь мы были созданы, чтобы войти в «свободу славы чад Божиих» (Рим 8:21), а падение во тьму лишило нас этой свободы: «делающий грех есть раб греха» (Ин 8:34).

«И, когда настал час, Он возлёг…» Создается впечатление, что Христос своим внутренним зрением постоянно сверяется с временами и сроками, назначенными для искупительной Жертвы «прежде всех век», на Предвечном Совете. Каждый шаг Он сверяет с волей Отца. Всю жизнь Господь шёл к «часу сему» (ср. Ин. 12:27), и вот, этот час настал. «Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания». Некоторые исследователи считают, что Иисус специально для этого отпраздновал со своими учениками праздник Пасхи на день раньше. Таким горячим было Его желание последние часы Своей земной жизни провести с близкими, с друзьями – теми, кто от начала были с Ним, а много позже повторят Его крестный путь...

И вот совершается Евхаристия – таинство Воскресшего Христа до Воскресения, знамение Его смерти – до смерти, «воспоминание» Его жизни – рядом с Ним. Иисус больше никогда не будет есть пасхального агнца – Он Сам стал Агнцем; не будет пить от плода виноградного: Его смерть отворит небеса, и польётся на землю новое вино Духа Святого. Но, как всегда в жизни, высокое соседствует с низким: Новый Завет приходит к людям, которые накануне страданий и смерти Спасителя всё ещё меряются амбициями, соперничают, борятся за привилегированные места в Царствии Небесном, спорят, кто из них «больше». «А Я посреди вас, как служащий». В общинах «Ковчег», где живут умственно отсталые люди и их помощники, есть традиция, в буквальном смысле, мыть друг другу ноги, не только тем, кто тебе нравится, но и тем, кто вызывает отторжение. В этом глубоком и простом обряде выражена самая суть Евангелия. «Займём предпоследнее место, потому что последнее уже занял Иисус» – говорил св. Шарль де Фуко.

Христос действительно занял самое последнее место за трапезой в Своём Царстве. Он стал маленьким кусочком хлеба и каплей вина. И Его неприметное, но действенное Присутствие, входя в нас, делает нас причастниками Его Жизни, чтобы и мы могли отдавать эту Жизнь другим.

Тайная вечеря совершается в большой горнице, уже приготовленной к приёму гостей. Горница похожа на человека, которому, освободившись от тёмных сил, следует пригласить к себе Христа, чтобы Он постоянно обитал в его сердце. В иерусалимскую горницу Христос вошёл для совершения Тайной Вечери, но и сегодня каждое сердце способно стать такой горницей благодаря евхаристии.

Если в выметенную и приготовленную горницу не будет приглашён Иисус, то там поселятся нечистые духи. Много раз возникали попытки оправдать Иуду, приписать его предательству возвышенные мотивы, но евангелист свидетельствует определённо: в Иуду вошёл сатана. Вошёл именно потому, что Иуда отвернулся от Учителя. И мы видим, что и другие ученики, хотя и не совершившие предательства, подобно Иуде мыслили категориями земного успеха. Накануне страданий Учителя, о которых были предупреждены, они легкомысленно спорят о первенстве... Падшая человеческая природа всё готова исказить, даже христианское служение она норовит превратить в средство для самоутверждения. И если такой соблазн станет нас одолевать, пусть не умолкнут в нашем сознании слова Спасителя: кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий, как служащий.

Приближается праздник Пасхи и ученики уверены, что через несколько часов их Учитель превратится в обещанного Царя Израиля, принесет в храме искупительную жертву за Свой народ и все будут служить Ему, а значит и им, Его ближайшим соратникам. Иисус как бы подтверждает их слова: все совершится очень скоро — Он не вкусит пасхальной трапезы пока не принесет жертву в торжестве Царства Божьего, а учеников ждут двенадцать престолов и власть над всем Израилем. И здесь парадоксальность Евангелия достигает высшей точки: все будет именно так, но все будет совсем не так. Иисус Сам станет пасхальной жертвой за грех мира, Он будет меньшим из людей — будет казнен как преступник, учеников ждут гонения и крушение надежд. Жертва принесена и ее причастники стали гражданами Царства, которое совсем не похоже на все остальные царства мира.

Во время того Пасхального седера, который стал Тайной Вечерей, Иисус как никогда прежде ясно показал Своим ученикам, что такое христианство. Именно Тайная Вечеря стала для христиан тем событием, на котором впоследствии будет основана жизнь Церкви вплоть до возвращения Христа во славе. Всякое христианское хлебопреломление, всякая евхаристия становится, в сущности, продолжением всё той же Тайной Вечери, которая, принадлежа вечности, вместе с тем снова и снова преломляется в истории, становясь тем, что в Церкви называется обычно таинством.

Но чем была Тайная Вечеря? Внешне — обычным Пасхальным седером, традиционной иудейской ритуальной праздничной трапезой, совершаемой в первый день (точнее, в первую ночь) праздника Песах. В этом отношении Иисус не изобретает ничего нового, Он не собирается разрабатывать для Своих учеников какой-то особенный религиозный ритуал. Оно и понятно: намерения создать новую религию у Иисуса не было. Он говорит о другом: о Своём теле и о Своей крови. Что Он имеет в виду?

Тело и кровь в традиционном еврейском словоупотреблении (неважно, идёт ли речь об иврите или об арамейском) обозначают человека, человеческую природу, человеческую жизнь. Но жизнь во всей её полноте, как природной, так и духовной. В случае Христа это очень много. Можно сказать — абсолютно много: ведь Он несёт в Себе жизнь Царства во всей её полноте. А иудейские ритуальные трапезы всегда были местом встречи — не только Бога с человеком, но и людей, собравшихся за одним столом, между собой. Божье присутствие их соединяло и освящало — как единое целое, единый организм.

Можно было бы сказать — как единое духовное тело. В евангельские времена еврейский народ и воспринимался как единое духовное тело — именно духовное, а не только этническое. И огромную роль в этом его существовании как единого духовного тела играли как раз ритуальные трапезы — прежде всего, конечно, трапезы шаббата, но также и других иудейских праздников, в основе которых лежало хлебопреломление как момент встречи участников трапезы с Богом и между собой.

Иисус вносит в это общение Себя. Полноту Своей жизни — а значит, и жизни Царства, которое Он принёс в мир. Вносит на все последующие времена вплоть до того дня, когда Он вернётся как торжествующий Царь Своего Царства, раскрывшегося до конца. Вот участие в этой жизни Христа, причастность к жизни Его Царства и есть христианство. А всё остальное — лишь антураж. Историческая рамка, которая может быть какой угодно — лишь бы она не противоречила главной задаче. И без которой в крайнем случае можно обойтись вовсе — лишь бы сохранилось то, чему было положено начало во время Тайной Вечери. Это ведь, собственно, и делает Церковь Церковью. Остальное приложится. Если нужно.

Все евангелисты описывают Царство, как нечто неотделимое от личности Иисуса Христа. Ничего удивительного здесь нет: ведь именно Он принёс Царство в мир, именно в Нём с самого начала была заключена вся полнота Царства, и без общения с Ним войти в Царство невозможно. И вот во время Тайной Вечери Иисус Сам связывает полноту Царства с полнотой собственной жизни, той богочеловеческой полнотой, которую Он несёт в Себе с момента Своего зачатия.

В сущности, Тайная Вечеря была не чем иным, как Пасхальным седером, иудейской ритуальной трапезой, посвящённой празднику Песах, иногда называемого также иудейской Пасхой. Центральным моментом её была молитва благословения хлеба и вина, которая объединяла всех собравшихся за праздничным столом с Богом и друг с другом. Это был кульминационный момент праздника (по крайней мере, домашней его части), когда присутствие Божие освящало собрание и делало его общиной, не только связывая участвующих в трапезе воедино, но и делая их частью народа Божия, воспринимавшегося как единое духовное тело. Иисус соединяет с ним и полноту Своей жизни, делая её, а значит, и Царство, доступной каждому участвующему в праздничной трапезе. Он произносит традиционные молитвы благословения хлеба и вина, прибавляя к ним слова о Новом союзе («завете»), который Иисус связывает со Своей кровью, так же, как, благословляя хлеб, Он связывает его со Своим телом (ст. 19–20). Для понимания этих слов важно иметь в виду, что в еврейском словоупотреблении выражение «тело и кровь» означало жизнь, человеческую жизнь во всей её полноте и во всех проявлениях, которая в случае Иисуса была, очевидно, неотделима от той божественности и от той полноты Царства, которые и были сутью Его жизни.

Наша жизнь в основе своей естественна, и даже когда мы входим в Царство, она остаётся естественной, только естество это преображается, как преображается в Царстве вся природа. Жизнь Иисуса в основе своей сверхприродна, её природная составляющая лишь соединена с этой сверхприродной основой, соединена до полной нераздельности, в то же время никогда не сливаясь с ней полностью. И эту Свою богочеловеческую жизнь Он предлагает тем, кто готов разделить с Ним священную трапезу. Неудивительно, что Иисус упоминает о Царстве, которое Он оставляет Своим ученикам, и о трапезе в Царстве (ст. 28–30). Ведь любая трапеза с участием Иисуса становится трапезой Царства, независимо от того, где и когда она происходит. Потому-то и становится хлебопреломление основой духовной жизни Церкви уже при жизни первого поколения христиан: каждое такое собрание становится совместной трапезой воскресшего Иисуса и Его умножающихся в числе учеников. А значит, и трапезой Царства.

Елеонская гора – это начало прославления Христа. Это Его Вход в Иерусалим, вход Царя. И на ту же гору Он возвращается после того, как ел Пасху с учениками. И снова с Елеонской горы начинается прославление Христа - как Спасителя Мира. И за пасхальной трапезой Христос объясняет апостолам то, что Он Сам совершал и что совершается. Он – служащий, рядом с которым были люди, кто уже изменился в сердце своем. Кому Он обещает трапезу в Царствии Небесном. И кому Он завешает, как свидетелям Его дел, Причастие Тела и Крови Своей. Причастие смерти и скорого Воскресения. Причастие славы Христовой, через которое укрепляются и спасаются все христиане с тех дней.

Сегодня мы читаем огромный отрывок из Евангелия от Луки, включающий рассказ о Входе Господнем в Иерусалим и рассказ о Тайной вечере и Последней беседе Христа с учениками. В сущности, это рассказ о заключении Нового завета, который будет окончательно скреплен Кровью Христовой, пролитой на Кресте.

Ради заключения Нового завета Господь идет на Крест. Мы читаем сегодня, что ни один шаг Христа на Его последнем пути не проходит легко. Как бритва, спасительное действие Божие рассекает людей. Немногие ученики принимают то, что делает и говорит Христос, но вокруг постоянно звучит голос противников, которые возмущаются Иисусом. В конце концов, рядом с Ним остаются только двенадцать учеников, и даже из них один оказывается предателем. У подножия Его креста среди издевающейся толпы мы видим только Его Пречистую Матерь с любимым учеником, нескольких женщин и изумленного сотника Лонгина, неожиданно для самого себя изрекающего истину о том, что человек сей был Сын Божий.

Но, несмотря на то, что противление все силится, Сын Человеческий идет, как написано о Нем. Прочтение такого большого отрывка дает почувствовать все ускоряющееся движение событий. Это не процессия, медленная и важная. Скорее, рассказ евангелиста оставляет впечатление стремительного похода, конечная цель которого — заключение Нового завета. Того завета, участниками которого мы становимся, приобщаясь Тела и Крови Христа по Его заповеди.

Царствие Божие близко, но Сам Христос сказал, что оно приходит незаметно и частично уже находится среди нас. А это значит, что не следует отождествлять грядущие апокалиптические бедствия со вторым пришествием и страшным судом. Предупредив учеников о грозных событиях, которые будут сопутствовать второму пришествию, Христос призвал их бодрствовать молиться в надежде избежать всех сих будущих. Они станут следствием человеческих поступков, но не бедствий хочет Христос для людей. Он никого не желает погубить, и не в катаклизмах сущность Его прихода в мир. Напротив, мягкости листьев и цветению распускающихся ветвей уподоблены признаки Его пришествия.

Нам же дано предупреждение быть готовыми к предвозвещённому Им дню, а потому отметим, что Он остерегает нас не от каких-то особо страшных злодейств, а от того, что естественно и повседневно: от пьянства, обжорства и, что совсем поражает, от житейских забот - а без них-то как же обойтись? Но топит не море, а лужа, и самые нормальные и необходимые заботы, если заслоняют собой Христа, не пойдут нам на пользу.

На фоне ужасных событий апокалипсиса, когда «люди будут издыхать от страха», среди войн и тьмы, парадоксально и удивительно звучат слова Христа: «...Тогда распрямитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление». Это как раз то измерение, которое всегда терялось во всевозможных последних предсказаниях о конце света. От него не ждали ничего хорошего, и уж в любом случае не ждали от него встречи со Христом. А ведь это актуальный вопрос, недаром эти слова обращены ко всем: «не пройдет это поколение, как все исполнится» — как бы ни сложилась история земли в целом, у каждого из нас впереди свой персональный конец света, когда история продолжит свой ход без нас. И здесь важнее всего помнить, что встреча с Богом — радость и избавление, в том числе, и от страха.

Сегодняшнее чтение предлагает нам беседу Иисуса, в которой Он удивительным образом связывает между собой начало и конец нашей эпохи. Для понимания сказанного важно иметь в виду, что для верующих иудеев послепленных времён построенный возвратившимися из Вавилона на землю отцов репатриантами Храм был Храмом мессианским, он должен был достоять до конца времён и увидеть пришествие Мессии и торжество мессианского Царства. Впрочем, позже, около II в. до н.э., эти представления были дополнены раввинистическим учением о «мессианских бедствиях», о гонениях, обрушивающихся на Храм, народ и страну незадолго до появления Мессии, который начнёт последнюю, мессианскую священную войну. Её итогом станет победа народа Божия и наступление мессианского Царства.

Во время гонений, как считали представители некоторых раввинистических школ, будет осквернён, а возможно, и разрушен Храм, который, однако, восстановят вновь, когда восторжествует Царство. Иисус, как видно, излагает всю историю вплоть до 70 г., до разгрома Иерусалима и Храма, в контексте этих традиционных представлений (ст. 5–6, 20–22). Для Него, очевидно, события 70 г. действительно становятся концом истории (ст. 22–24).

Но конец истории оказывается для Иисуса лишь началом наступления мессианского Царства, завершение же этого процесса происходит позже, и никаких дат Иисус в данном случае не приводит. Он говорит лишь о признаках, позволяющих судить о том, что конец близок (ст. 25–28). Собственно, если не считать знаков («знамений»), смысл которых не вполне очевиден (можно лишь предполагать, что речь идёт о каких-то стихийных бедствиях), главным признаком приближающегося конца переходной эпохи становится «уныние и недоумение», охватывающее уже не отдельные народы и страны, как это случалось в прошлом, а всё человечество.

По-видимому, на современном языке мы назвали бы это ценностным и духовно-нравственным кризисом, притом кризисом общечеловеческим. Впрочем, сколько времени человечество пробудет в таком состоянии, прежде чем нынешний этап его истории завершится, точно сказать невозможно, но завершится он возвращением Иисуса (ст. 27). Так Спаситель связывает воедино начало и конец того исторического этапа, свидетелями и участниками которого мы оказались. И дело здесь не в сроках, они ничего принципиально не меняют, а в духовном смысле происходящего. Мы предупреждены. Дальнейшее зависит только от нас самих.

Пророчество Иисуса о разрушении города и Храма, которое называют иногда малым Апокалипсисом, у многих вызывает недоумение. Впервые недоумение это возникло уже у второго поколения христиан, некоторые представители которого дожили до 70 г. и своими глазами видели тот разгром Иерусалима и разрушение Храма, о которых говорит Спаситель. Недоумение же было связано с тем, что предсказанное Иисусом произошло, а Сам Он всё не возвращался. Понадобилось ещё одно откровение, данное апостолу Иоанну, чтобы смысл наступившей эпохи стал понятнее. Между тем, Сам Иисус, кажется, не вдавался в подробности, когда говорил о конце времён и о Своём возвращении во славе. Он упоминает лишь главные события: конец прежней эпохи и наступление Царства во всей его полноте.

Откровение, полученное Иоанном, дополнило картину: оно рисует целую эпоху, эпоху наступающего Царства, о которой Спаситель в Своём пророчестве вовсе не упоминает. Оно, впрочем, и понятно: ведь Он рассказывал ученикам о предстоящих событиях тогда, когда история ещё не закончилась, когда Храм ещё стоял на своём месте. Собственно, конец Второго Храма и становится в устах Иисуса концом времён.

Странно, казалось бы: ведь после 70 г. прошло уже почти две тысячи лет, а история, вроде бы, всё продолжается. Но с точки зрения тех процессов, которые начались с приходом в мир Христа, прежняя история действительно закончилась вместе с концом Второго Храма. Все последующие события принадлежат уже иной эпохе, которая вся определяется моментом её завершения, а значит, возвращением Спасителя и явлением миру Царства во всей полноте. Именно поэтому Иисус сразу же после рассказа о разгроме Иерусалима и Храма переходит к теме Своего возвращения и торжества Царства.

О самой же переходной эпохе Иисус не говорит ничего. Оттого-то и сложилось у помнивших эту беседу впечатление, что Иисус должен вернуться сразу же или почти сразу же после разгрома Иерусалима и Храма. Откровение же, полученное уже после 70 г. Иоанном, расставило всё на свои места: стало ясно, что речь идёт о целой эпохе, об эпохе наступающего Царства, в которую пришлось жить и нам тоже. Но эту эпоху можно считать уже той финишной прямой, которая прямо ведёт нас к цели. Главное — дойти.

В сегодняшнем отрывке Господь говорит Своим ученикам, что в будущем их жизнь может очень круто измениться. Сейчас для них все привычно: есть Иерусалим, есть Храм, рядом любимый Учитель, от них не требуется ничего, кроме как следовать за Ним. Но Христос открывает им, что Сам Он идет на смерть, что Храм будет разрушен, Иерусалим разорен, учеников ждут гонения, ненависть и предательство. В той или иной степени эти слова относятся к каждому из нас. Господь призывает нас бодрствовать, потому что мы не знаем, когда земля уйдет у нас из-под ног, когда наступит время испытаний. И здесь Он дает нам очень важные заповеди, как устоять, как выжить и победить в этой битве добра и зла. Во-первых, «не бойтесь и не ужасайтесь» — Господь не оставит Своих учеников. Он даст им слова для свидетельства и премудрость, которой не сможет противостоять мир. Ученикам грозят гонения и смерть, но — парадокс - «и волос с головы вашей не пропадет». Даже грядущие страдания будут исполнены смысла и внесут свой вклад в Христову победу. Во-вторых, «терпением спасайте души» — в испытаниях им понадобится стойкость. В-третьих, «поднимите головы ваши, приближается избавление» — победа неизбежно будет за Христом, поэтому последние испытания будут пронизаны для них радостью этой победы. И наконец, «бодрствуйте, смотрите за собою» - чтобы в нужный момент не оказаться неготовыми, беспомощными, чтобы не поддаться панике и встретить грядущего Господа с радостным сердцем.